Неприятности в раю. От конца истории к концу капитализма - [82]

)⁴⁶:

§ 127 Особенные интересы природной воли, объединенные в их простую целокупность, есть личное существование как жизнь. Если жизнь находится в высшей опасности и ее спасение сталкивается с собственностью обеспеченного правом другого человека, она может притязать на право нужды (не как на снисхождение, а как на право), так как на одной стороне стоит бесконечное поражение существования и, значит, полнейшее бесправие, а на другой – лишь поражение единичного ограниченного существования свободы, причем вместе с тем не отрицается право как таковое и правовоспособность того, который поражается лишь в этой собственности.

Примечание. Из права нужды проистекает благодетельный закон, оставляющий должнику такую часть его инструментов, земледельческих принадлежностей, платья и вообще его имущества, т. е. собственности кредитора, какая представляется необходимой для того, чтобы дать ему возможность снискать себе свое пропитание, и даже не просто пропитание, а пропитание, соответствующее его сословному положению.

Прибавление. Жизнь как совокупность целей имеет право пойти наперекор абстрактному праву. Если, например, она может быть поддержана посредством кражи куска хлеба, то этим, правда, поражается собственность другого человека, но было бы несправедливо рассматривать этот поступок как обыкновенное воровство. Если бы человеку, жизни которого угрожает опасность, не было бы позволено действовать так, чтобы получить возможность сохранить ее, то он был бы определен как бесправный, и этим отказом ему в жизни отрицалась бы вся его свобода. <…>

§ 128 Нужда вскрывает конечность и, значит, случайность как права, так и блага, – случайность абстрактного наличного бытия свободы, которое не есть вместе с тем существование особенной личности, и случайность сферы особенной воли без всеобщности права⁴⁷.

Гегель говорит здесь не о гуманитарных соображениях, которые должны умерить наше легалистское рвение (если неимущий отец украл хлеб, чтобы накормить своего голодающего ребенка, мы должны проявить милосердие и понимание, пусть он и нарушил закон). Сторонники такого подхода, который ограничивается борьбой со страданиями, но при этом оставляет нетронутым экономико-правовую систему, в которой эти страдания происходят, «доказывают этим только то, что они, несмотря на весь свой кровожадный, мнимочеловеколюбивый вой, считают общественные условия, на которых покоится господство буржуазии, последним продуктом, non plus ultra истории»⁴⁸. Эта формулировка Маркса идеально подходит современным филантропам, таким как Билл Гейтс. Гегель говорит об основном законном праве, которое как право превосходит другие частные законные права. Другими словами, мы имеем дело не просто с конфликтом между требованиями жизни и косностью законодательства, но с правом (на жизнь), стоящим превыше любых формальных прав, то есть с конфликтом, внутренне присущим правовой сфере, конфликтом, который неизбежен и необходим, поскольку служит признаком ограниченности, непоследовательности и «абстрактного» характера правовой системы как таковой. «Если бы человеку, жизни которого угрожает опасность, не было бы позволено действовать так, чтобы получить возможность сохранить ее [например, украв пищу, необходимую для выживания], то он был бы определен как бесправный». Итак, повторим, дело не в том, что наказание за оправданное воровство лишило бы субъекта его жизни, а в том, что оно исключило бы его из сферы прав, то есть низвело бы его к существованию вне сферы действия права, законного порядка. Иначе говоря, этот отказ лишает субъекта самого права иметь права. Кроме того, в процитированной ремарке эта логика применяется к ситуации должника: утверждается, что ему следует позволить сохранить такое количество ресурсов, какое считается необходимым для продолжения жизни не только на уровне физического выживания, но на уровне, «соответствующем сословному положению», – именно это требование сегодня особенно актуально в связи с положением обнищавшего большинства в таких государствах-должниках, как Греция. Однако ключевой вопрос здесь таков: можем ли мы универсализировать это «право нужды», распространив его на весь социальный класс и его действия против собственности другого класса? Хотя Гегель не затрагивает этот вопрос прямо, положительный ответ вытекает из описания им «черни» как группы или класса, чье исключение из сферы социального признания носит систематический характер: «§ 244 <…> От природы никто не может искать своего права, но в общественном состоянии людей лишения тотчас же приобретают форму несправедливости, совершаемой по отношению к тому или другому классу»⁴⁹.

В такой ситуации, когда целый класс людей систематически выталкивается ниже уровня достойной жизни, не позволять им «действовать так, чтобы получить возможность сохранить [жизнь]» (что в данном случае подразумевает восстание против установленного законного порядка) – значит «определять их как бесправных». Словом, при таком прочтении Гегеля мы получаем не что иное, как маоистского Гегеля, говорящего с нами примерно как Мао, обращавшийся к молодежи на заре «культурной революции»: «Бунт – правое дело!» Таков урок истинного Господина.