Непредсказуемый Берестов - [65]

Первая машина, окрашенная в белую краску, вдруг остановилась, следом затормозила вторая. Уловив чутьем близость большого начальства, Саша сбавил ход, почти остановился. Никто не любит попадаться начальникам на глаза. Быть подальше от начальства — главная армейская истина. Говорят, так ведется с незапамятных времен. Это вполне может быть, всему есть свои причины…

Но не тут-то было. Из первой машины вышел невысокий плотный человек в папахе. На петлицах его длинной шинели — пять больших звезд. Ого! Генерал армии! У Саши дыхание перехватило, а Женька, никогда не видевший живого полководца, кроме как на картинках да на портретах в учебнике по истории, открыл рот, еще не понимая всей опасности такой встречи.

— Командующий фронтом, — прошептал Саша, не двигаясь с места, словно лыжи его прилипли к снегу.

А генерал армии, склонив голову, стоял, поджидая лыжников.

— Идите сюда, воспитанник, — громко позвал генерал.

Женька понял, что это относится к нему, потому что другого мальчика в радиусе тысячи километров не просматривалось. Он скидывает лыжи и подбегает к генералу. А тот нахмурил брови.

— Что за вид у вас? — Но глаза командующего теплеют при виде Женькиной растерянности, и генерал улыбнулся. — Чего оробел? Где шинелька-то?

— Сгорела вся, товарищ командующий! — вдруг выпаливает Женька, и лицо его заливает краской от такой бессовестной лжи. И кому!

Как это у Женьки получилось, одному богу известно, но бывает, срабатывает какая-то пружинка и непроизвольно срывается с языка такое, о чем и думать не думал, и гадать не гадал…

Командующий хмыкнул. Ну что скажешь этому маленькому красноармейцу?

— Сгорела, говоришь? Ну тогда… Что ж, другую надо получить.

— Так точно, товарищ командующий! — почти кричит Женька.

— Помощник? — обращается генерал к подошедшему Саше.

— Сержант Зайцев, — без такого представления нельзя, подчиненный сам должен представиться. — Так точно! Помощник, товарищ командующий.

— Ну вот и побеспокойтесь.

— Есть побеспокоиться, товарищ командующий! — радостно отвечает Саша.

— Ну, будь здоров. — Генерал протянул Женьке руку.

Ах, Женька, Женька! Чувства захлестнули его маленькое сердце, и он протянул обе руки этому самому главному человеку на всем фронте, словно вкладывая в это рукопожатие всю свою благодарность за заботу и внимание.

— Разведчики? — спросил генерал, глядя Женьке в глаза.

— Так точно, товарищ командующий, — уже спокойно ответил Женька, на этот раз чистую правду.

Командующий вздохнул, качнул головой, сел в машину и захлопнул дверцу. Обе «эмки» покатили по дороге, а Женька спросил тихо:

— Откуда он узнал, что разведчики? А может, связисты?

— А нечего было две руки совать… — улыбаясь, проговорил Саша, и Женька только сейчас заметил — и как он раньше этого не замечал? — что Саша очень похож на артиста Бориса Андреева из кинофильма «Трактористы». Ну просто одно лицо! Такое же широкое, доброе, такая же застенчивая улыбка, открывающая редкие небольшие зубы… А что это Саша сказал про руки? Эге, вот оно что!.. Вот почему, провожая их, так поступали пехотинцы. Недаром Женька заметил в этом движении что-то особое. Значит, и сам командующий знал этот негласный воинский ритуал…

— Может, зайдем к пехоте? — спросил Зайцев. — Передохнем у огонька.

Женька согласно кивнул.

Они подошли к длинному дому барачного типа. Что тут было до войны — не разберешь. Поставили у дверей лыжи, обстукали валенки…

В глубине сеней отворилась дверь, послышался неясный шум голосов, на порог вышел боец без шапки, шинель внакидку.

— Что там у вас, браток? — спросил Зайцев.

— Партсобрание. А тебе что?

— Да вот малец притомился…

— Сам-то партийный?

— А как же!

— Ладно, проходи. Все равно перерыв. Кино крутить будут.

Они вошли в длинное помещение, заполненное людьми. Уселись с грехом пополам в последнем ряду. Кто-то толкнул Сашу в бок.

— Привет, артиллерия!

— Здорово.

— Ну как? Дается мальцу война?

— А что, не отстает. Видишь, с задания прибыли. Уморились чуток…

— Смотри, Заяц, словит тебя дядя Волк.

— Эко дело! — добродушно усмехается Саша. — Мы между прочим сейчас командующему фронтом представлялись, — хвастливо заявляет он.

— Да ну!

— Вот тебе и «да ну».

— И что?

— Велел позаботиться о воспитаннике. Шинель, говорит, надо справить.

— Врешь небось.

— Я? Вру? — возмутился Зайцев. — Скажи, Жень!

А вокруг зашумели: «Тихо, тихо!», «Угомонитесь наконец»…

И пошла хроника. Как ни любил Женька этот вид кинематографа, а усталость взяла верх, тепло разморило мальчишку, и он задремал, положив голову на большие Сашины руки.

Сквозь дремоту Женька слышал какие-то разговоры: вопросы, ответы, гомон голосов… А вот и Сашин голос:

— Ну ты как? Подремал чуток? Пора, брат, а то совсем размякнешь, ложкой тебя не соберешь…

— Сейчас… — бормочет Женька. — Еще пять минуток…

Так бывало, когда мать будила его в школу. Женька уже проснулся, но подниматься с постели ему страсть как не хочется, и он «долеживает», по выражению отца, свои «законные» пять минут.

Женька уже не дремал, даже глаза открыл, только отрываться от теплых Сашиных рук не хотелось…

А где-то в зале возник скрипучий немолодой голос:

— Погодите, товарищ старший лейтенант. Давайте, однако, все сначала. В госпиталь вы попали в сентябре. Так? — в притихшем зале слышен даже шелест бумаги на столе у председателя. — Ранило вас у села Кумушки?