Непопулярные животные - [27]
Жарко стало Татьяне, напекло ей голову, начиталась Татьяна блатного жаргона, чует Татьяна, что ей теперь море по колено.
Подошла Татьяна вразвалочку к ноутбуку и написала у себя в блоге, что Ваха Ибаньез – никакой не мужик, а хромой облезлый кролик, никогда не нюхавший пороха. А если вместо пороха он нюхал кокос, то не имеет права писать про войну!
Взяла крольчиха такси и примчалась к Поклонной горе. А звери в шикарных туалетах уже собрались перед музеем, курят вейп и смеются. И Татьяну никто не замечает. Только росомаха Елена подбежала и говорит:
– Танечка, вы сегодня ослепительны. Я чуть было не приняла вас за дворника.
Хочет крольчиха зайти в музей, а приглашения нет, забыла в клатче. Подбегает крольчиха к охране и говорит:
– Я Татьяна Зайцева, сценарист.
– Не похож, – говорит кавказская овчарка. – Вали отсюда, ханурик.
Села Таня на бордюр, пригорюнилась. Думает, что дальше делать. Или искать режиссера, или просить Ваху Ибаньеза, вот он как раз курит у фонтана, одетый в белый смокинг.
– Читал ваш отзыв, – говорит Ваха. – Это даже очень интересно, потому что театральную версию даже я не видел. Вы, Танюша, прямо экстрасенс.
– Я старалась, – бурчит Татьяна.
– Ну, пойдемте, – говорит Ваха. – Скоро уже начнется пресс-конференция.
– Вот еще, – отвечает Татьяна. – Я тут просто гуляю, погода сегодня хорошая.
Сидит Татьяна, курит. Мимо проходят важные звери. Гиены, барсуки, хомячки. Даже Непопулярный Енот явился на показ, в длинном черном пальто и с рюкзаком.
– Эй, Енот! – кричит Татьяна. – Будь другом, превратись в охранника и проведи меня!
Сбросил Енот пальто, а под ним – платье как у Татьяны.
– Что ты задумал? Отдай мне это платье! – кричит Татьяна.
А Енот будто бы не слышит. Обернулся он крольчихой и юркнул в двери.
Бросилась Татьяна за ним, зарычали кавказские овчарки. Пришлось крольчихе отступить.
Вдруг видит Татьяна дворника, гималайского медведя. Выхватила у него метлу.
Ринулась Татьяна в атаку. Кричит:
– За Родину, за Сталина!
Попадали овчарки, разбежались заносчивые звери. Влетела Татьяна в кинозал. А там Непопулярный Енот стоит перед сценой в противогазе и открывает рюкзак.
– Это теракт! – закричала Татьяна. – Все на выход!
А Енот помахал ей лапой и вытряхнул рюкзак. Завоняло в зале хлоркой, запершило у Тани в горле. Схватил кто-то Татьяну на лапы и вынес из музея. А модные звери кашляют, на свежий воздух ползут, как солдаты времен Первой мировой.
– Здорово мы их прижучили? Гнать этих бездарей поганой метлой и хлорочкой, хлорочкой! – радуется Енот.
– Секунду, Енот! Я никого не жучила! Меня из-за тебя арестуют за хулиганство! – кашляет Татьяна.
А Енот смеется и говорит:
– Татьяна, вы прекрасны!
«Неужели я и правда прекрасна?» – подумала Татьяна. Закружилась ее голова.
А вот и скорая с включенной мигалкой. Вот и полиция. Сидит Татьяна на ступеньках, улыбка до ушей. И Непопулярный Енот куда-то исчез, а рядом с Таней лежит маленькое платье кораллового цвета. Окружили Таню репортеры, кашляют и слепят вспышками.
– Я Татьяна Зайцева, – говорит она. – И я за настоящее кино. Вечер в хату, господа.
Токсичный ежик
В некотором царстве, в некотором государстве жил ежик Шалавин, бескомпромиссный критик, историк, писатель и антифеминист. Друзья считали Шалавина автором великих военно-исторических романов, но публика ежика не замечала. Плохо продавался его последний роман «Дерьмовая пушка», посвященный заре отечественной баллистики. От сильного стресса у Шалавина начали выпадать иголки на голове. Чтобы хоть как-то себя успокоить, ежик строчил колкие рецензии.
Однажды ранней осенью решил Шалавин почитать новости. Видит отчет о первых днях фестиваля фем-литературы. Все известные тусовщики пришли на банкет – и росомаха Елена, и крольчиха Татьяна, и хомячка Катя, и барсучка Марина, и енотка Варвара, и скандально известная гиена Полина, и целых три медведицы – Надежда, Зульфия и Гузель. В кадр попали также Лев и белый медведь Фома. Сидели все эти звери за богато накрытым столом, ели семгу, каперсы, хамон и пармезан, запивали водкой и шампанским. И у каждого зверя на торжественном банкете была эксклюзивная тарелка Императорского фарфорового завода с золотой монограммой. И сам министр культуры почтил участников своим присутствием, откушал устриц и похвалил женскую прозу.
Скрипнул когтями ежик Шалавин. Был он забанен у всей этой шантрапы, только Фома держал его в друзьях, но ни словом не обмолвился о банкете.
– Предатели, холопы, холуи… – фыркал ежик. Начал он шерстить интернет и быстро собрал компроматы на всех участников. Пишет статью:
«В некотором царстве, в некотором государстве начался фестиваль фемок под предлогом какой-то несуществующей „женской литературы“. Разве баба может быть литератором? То-то и оно. На так называемый фестиваль выделили немалые бюджетные деньги, целых полтора миллиона рублей! Полтора миллиона бюджетных денег, это могли быть ваши пенсии и социальные пособия! На что же они потрачены? На креветки, устрицы и фуа-гра для так называемой культурной элиты. Еще два миллиона отстегнул… известный олигарх, по совместительству свекор медведицы Надежды и папа двух других участниц – Зульфии и Гузель, которые написали бездарнейшую повесть „Наше голодное детство“. Если бы не папа-олигарх, все эти три медведицы сидели бы сейчас на прозе сру, но нет, они великие писательки, издаются огромными тиражами, выступают на книжных ярмарках и объедаются икрой на банкетах.
