Необходимей сердца - [41]

Но сразу вспомнил, что до защиты диссертации осталось совсем немного и сейчас, как никогда прежде, нельзя наживать врагов.

И ему показалось, что так унизительно разговаривали с ним лишь потому, что считают его стоящим ниже на социальной лестнице. И он ощутил эту униженность как телесный недостаток — хромоту или плоскостопие.

«Ладно, защищусь, тогда посмотрим, кто чего стоит», — зло подумал он, и от этой мысли сразу стало легче.

— А ваш пропуск? — остановил его голос вахтера.

И тут мелькнуло — забыл пропуск в халате. И сразу почувствовал в спине усталость, словно долго работал на овощной базе и ему положили на плечи очередной мешок картошки. Но делать было нечего — пришлось вернуться.

Лифт, как нарочно, плыл медленно. Андрей вышел, мысленно желая, чтобы никто не встретился. Но дверь в лабораторию Иноземцевой была открыта, точно оставшиеся предчувствовали его приход. Он понял, что не пройдет незамеченным, и все же шел на цыпочках, мелькнул в проеме открытой двери и облегченно вздохнул. Сейчас было бы физически больно увидеть насмешливое лицо Иноземцевой. Она была моложе, и ему было стыдно, что у его жены, ее ровесницы, нет золотого кулона, а он сам получает меньше Иноземцевой.

Теперь он уже радовался, что ключ был у него в кармане. Он быстро открыл дверь, и когда вошел в свою лабораторию, сердце облегченно забилось. Андрей включил свет, и тот нехотя, как-то насмешливо, зажегся.

У входа в свою лабораторию стояла Иноземцева:

— Вы почему вернулись?

— Захотел и вернулся, — ответил он и прошагал мимо.

— Не дерзите, Андрей Павлович.

— Слушаюсь, Татьяна Ивановна.

И решил про себя: «Нет, на мне ты свое зло не сорвешь». И ему сделалось весело.

На улице прошедший эпизод показался ему никчемным. «Все это выеденного яйца не стоит», — сказал он себе и бодро зашагал по улице, поглядывая на мрачнеющее небо. Ему казалось, что в этой сгущающейся небесной мрачности было сочувствие ему и понимание его переживаний. «Ну вот и кончилось пятидневное заточение рабочей недели», — продолжал он мысленно разговаривать сам с собой, и эта фраза стала чертой, от которой начался у него отсчет времени выходных дней. Он вспомнил, что необходимо поехать к родителям на дачу, и, зная негативное отношение к этой поездке своей жены Ольги, подумал: ну не сидеть же дома, в конце концов. В субботу уедем, переночуем, а в воскресенье вечером вернемся. Ведь «выходные» означают выход куда-то, а не сидение дома. К тому же чистый воздух особенно полезен для Ольги именно сейчас. Ведь она беременна — и где-то там, в ее недрах, таится мой ребенок. «Он приходит из небытия в этот мир, — возвышенно думал Андрей, не замечая возвышенного характера своих мыслей, — мое второе «я», мое продолжение во времени». Мысли эти умиляли его, и он не замечал того явного тщеславия, какое обычно характерно для мужчин в их мыслях о потомстве. Он также не замечал, что мысли эти обыкновенно приходили к нему в те моменты, когда он чувствовал обиду, они приходили к нему как душевная компенсация за перенесенное унижение. После мыслей о будущем ребенке становилось всегда легко, точно Андрей сделал все необходимые трудные дела с блеском и теперь получал заслуженный отдых.

В метро недавнее происшествие показалось мелким, но именно мелкость его и унижала. Среди людей, с которыми его ничто не связывало, стало свободнее. Взгляд Андрея как бы отдыхал на женских лицах, у него не было сейчас острого мужского любопытства, стремящегося заглянуть за завесу внешнего женского безразличия. Мысли о хозяйстве блуждали по большинству женских лиц, подчеркивая скромные успехи домашней эмансипации.

Удалось сесть в середине скамьи — здесь было меньше шансов, что какая-нибудь старушенция попросит уступить место.

Андрей смотрел вокруг, и мысль, что он лучше, умнее, хитрее, удачливее всех вокруг, царила в нем.

Андрей вышел из метро, и, точно дождавшись его, пошел дождь, и густо заштриховал дальние дома, и обновил улицу. Андрей празднично вдыхал его свежий, всегда кажущийся новым запах, и шел под зонтом ленивыми шагами, и думал — как хорошо жить на свете: просто дышать, идти без дела, заглядываться в витрины газетных киосков, слышать молодой женский смех. Он отгонял от себя мысли о диссертации, владеющие им безраздельно вот уже несколько лет. Напряжение этих лет все чаще и чаще рождало желание избавиться от него как можно скорее, какой угодно ценой.

Андрей заметил, что почти все люди шли как-то медленно, нерешительно, точно боясь спугнуть замедленно падающие капли. И все казались добрыми и счастливыми.

Впервые за те годы, что он жил в этом районе, Андрею Павловичу захотелось пойти домой пешком.

Повинуясь настроению, он уверенно прошагал минут десять, наблюдая, как душистые капли хозяйски ложились на ботинки. Но тут же подумал, как нелепо он выглядит со стороны: без пяти минут кандидат наук шлепает по лужам с идиотски радостным выражением лица: то-то будет веселье, если его увидит кто-нибудь из сослуживцев. Андрей представил себе обычный насмешливый отцовский взгляд, говоривший как бы: сколько раз я тебе говорил — следи за своими поступками, где бы ты ни был.