Необходимей сердца - [40]

Он видел вокруг только ту жизнь, которую хотел видеть и которая удовлетворяла эгоизм мысли. Если бы ему сказали, что рядом с ним, наряду с той жизнью, которую видит он, есть еще и другая — активная, полнокровная, мыслящая глубоко и искренне и ничего общего не имеющая с той жизнью, которую он ведет, он бы искренне удивился. На нем были как бы защитные очки от этой жизни, и желание вовсе не видеть ее было продиктовано тем, что участвовать в этой настоящей жизни он не мог, для этого понадобилось бы сбросить лень ума и сердца, оставить неоправданный скепсис и ту высокую степень тщеславия, которая заставляла смотреть Андрея на людей свысока.

Он искал причину своей теперешней жизни в окружающих. «Все мои знакомые живут так же, — думал он, — значит, и я живу правильно». И это успокаивало, только иногда, как зубная боль, появлялась острейшая неудовлетворенность, от которой он старался избавиться как можно скорее: выпивал или затевал с женой ссору.

* * *

Он погрузился в работу, и когда оторвался от чертежей, было двадцать пять минут восьмого. Он испуганно вышел из лаборатории — тишина. Ему показалось, что он видит ее — черную и мохнатую, вылезающую из-под дверей. «Все ушли», — подумал он и, осознав нелепость своего положения, представил, как будет он смешон, когда все узнают о его ночном заточении на работе и станут посмеиваться про себя. «Но ведь на работе же, на работе же!» — подсказало ему самолюбие, и он обрадовался, и успокоился, и еще раз подумал о том, как верна мысль, что всякий поступок можно обернуть в свою пользу.

«Интеллигент — это прежде всего человек, живущий за счет своего разума», — вспомнил он слова начальника отдела, а разум на всякое условие жизненной задачи должен выдавать по крайней мере два ответа.

Коридор наполнился торопливыми шагами, и Андрей обрадовался — в смешное положение он не попадет. Шла Лидия Яковлевна — профорг. Она уходила всегда последней, это была ее привилегия — она словно давала понять, что жертвует собой для науки больше других. Начальству необходимо так думать, чтобы быть уверенным, что не зря ест хлеб, подумал Андрей.

— Поздно, Андрей Павлович, я уже ключи закрыла, — она говорила о закутке, куда все вешали ключи от лабораторий, и демонстративно посмотрела на часы.

«Стараюсь», — хотел ответить он, но тут же подумал, что это может быть понято как ирония и произнес:

— Едва-едва управился с заданием.

— Все уже ушли, оставьте ключик у Иноземцевой. — Она говорила так, словно обвиняла его в том, что он задержался и теперь ей нужно думать за него, куда деть его ключи.

Он открыл дверь соседней лаборатории.

— Надеюсь, не обременю вас, — улыбнулся Андрей, а про себя подумал: «Господи, о чем говорим, это же не признак воспитанности, а черт-те что! Точно сто рублей нужно занять, унижаешься».

Раздраженный этой мыслью, он положил ключ и собрался выйти.

Иноземцеву назначили завлабом недавно. В ушах — золотые серьги, на груди — золотой медальон. Ее назначили завлабом вместо него. Поговаривали, что она дружит с кем-то из высокого начальства, но он никогда не прислушивался к сплетням. Они обостряли зависть.

Иноземцева сняла очки, и стало заметно, что глаза ее значительно меньше, чем должны были бы быть на таком крупном лице.

— Вы что сделали? — вопросила она. — Разве можно без разрешения оставлять ключ в чужой комнате? — лицо было оскорбленным.

Он понял, что сейчас она сорвет на нем какое-то свое зло.

Заговорила Лидия Яковлевна — без нее не обходился ни один разговор, который она слышала. Глядя на нее, казалось, что человек рождается на свет лишь затем, чтобы сказать определенное количество слов — и что слова эти надо успеть сказать как можно быстрее, — в этом и состоит земное предназначение.

— И правда, мало ли что может случиться, — избавилась Лидия Яковлевна от очередной порции слов.

Вновь в Андрее проснулась ненависть к ее природному умению приспосабливаться ко всем и ко всему. В том, что он завидовал этому ее умению, он не мог себе признаться. Кажется, высади ее без скафандра на Луне, она и там бы прижилась.

— И почему вы тут вешаете ключ? Вы во сколько собрались в понедельник приходить? — медленно перебирала Иноземцева четки слов.

— Как всегда, — пожал он плечами.

— Ну и возьмите ключи с собой.

— Мало ли что может со мной случиться… ведь ключи всегда надо оставлять в отделе. — Он едва сдерживался от того, что все приходилось объяснять: — А, что с вами говорить! — Он взял ключи и вышел, едва удержавшись, чтобы не хлопнуть дверью.

Уже в коридоре услышал подобострастный голос Лидии Яковлевны:

— Ну и народец.

Хотел вернуться, крикнуть всем: «Дуры, что я краду у вас? Ключ можно потерять, забыть дома, наконец». Но по всегдашней своей привычке остановился — всякая ссора приведет к еще большей ссоре. Зная эту его безответность, все отыгрывались на нем, но он старался не обращать на это внимания. Почти все наши неприятности происходят от нашей несдержанности, считал он. «И откуда это стремление к угодничеству? — думал Андрей. — Точно нравится унижаться, прислушиваться, растаптывать себя, лишь бы сделать реверанс в сторону начальства. Неужели действительно это рабская кровь предков течет в нас?»