Ненастье - [12]

Шрифт
Интервал

— А ты, милый, за то в нашей компании, — назидательно произнёс Бабушкин, — што Царёв слуга был. А значится — враг пролетариев. Ты ить их брата в своё время, бывало, в холодную саживал?

— Ну, коль было за что…

— Вот! А приволок тебя сюда кто?

— Соседский сын.

— Всё правильно. За дело он тебя.

— За какое такое дело? — удивился Строев.

— Экий ты тугодум! — раздосадовался Бабушкин, — Ты ево отца, пьянчугу, в холодной держал? Штрафы взимал? Так какого же лешего спрашиваешь, за какое такое дело!

Пока компания выясняла, кого и за что сюда упекли, Слёзушкин вновь спохватился зонтика. Падая, он выпустил его из рук, да так там и оставил.

«Теперь-то уж точно с концом, — печально подумал он, — поутру кто-нибудь подберёт или затопчут».

Но это ещё было полгоря. До самой глубины души Слёзушкин сокрушился, когда не обнаружил в кармане трёх рублей, что заработал у портного.

«Ведь они-то не могли выпасть», — думал он, в надежде обшаривая все имеющиеся карманы.

— Эй, господин доктор, — позвал его Бабушкин, — што ты там вошкаешься? Блох што ли ловишь?

— Хуже, — печально ответил Слёзушкин, — деньги ищу.

— Какие, — спросил пристав.

— Обыкновенные… бумажные.

— Кто же их тут для тебя потерял?

— Да я свои ищу. Вроде положил в карман надёжно, а вот хватился и нету.

— Много? — полюбопытствовал купец мануфактурщик.

— Хе-хе! — хохотнул Бабушкин, — Ну ты, Сахаров, и сказанул. Да для ево и зелёненькая много! Так ить, доктор?

— Ваша, правда, — вздохнул Слёзушкин, сотрясаясь от холода. — Угадали. У меня аккурат зелёненькая и была.


8


«Не зря тащился по такой грязище», — радостно думал Перегаров, пряча за пояс портков украденную у Слёзушкина тройку и поторапливаясь к лавке Крохина. То, что тремя рублями обзавёлся — хорошо, но как бы там, в лавке, без него добычу не поделили. Бородатый, по всему видать, мужик ушлый. Придёшь, а он разведёт руками: мол, вломились, всё обшарили, а кроме мышиных какашек ничего не нашли. Но напрасно переживал Перегаров, в лавку без него не залазили. Едва он подошёл, как бородатый отправил его караулить на один конец улицы, а напарника на другой.

— Ежели што, — наказал он им ещё раз, — останавливайте любого громким окриком, штобы я услыхал и затаился! — А Перегарову персонально добавил: — А ты, ежели ишо раз по нужде захочешь, лучше сразу вешайся!

Но в такую слякоть, да в такое время бродить по темноте желающих не было.

Сорвав с окна ставень, надеясь попасть в лавку через окно, бородатый наткнулся на кованую решётку. Зло матюгнувшись, перешёл к двери. Дверь была заперта на два больших замка.

«Видно много добра в лавке», — подумал бородатый, ощупывая замки. Повозиться с ними пришлось долго. Замки были мощные и пробои под стать им, сделаны на совесть.

В лавку вошли бородатый и Перегаров, третий остался снаружи, охранять. Запалив припасенную лучинку, бородатый осмотрелся. Лавка была пуста. Но они всё-таки обшарили её. Ничего.

— Ну, и где же капиталы, о которых ты говорил, тут напрятаны? — хмыкнув, спросил бородатый.

Опасаясь расправы за порожний взлом, Перегаров бесшумно, наощупь, продвинулся к двери.

— Не иначе как в доме теперь хранит, — неуверенно ответил он.

— И што теперь? Получается, я зазря руки выкручивал, выдирая замки?

— Почём я знал, что она пустая! — попытался оправдаться Перегаров. — Тут завсегда было битком… раньше…

— Вот я шабаркну тебя по уху, штоб наперёд знал, кому брешешь! Пёс помойный!.. А в доме-то ты у их бывал?

— А то как же, — с перепугу соврал Перегаров. — И не единожды.

— Хорошо поди-ка живёт лавочник, как настоящий купец?

— Знамо дело, — подтвердил Перегаров, ещё не догадываясь, куда клонит бородатый. — Всё у иво на широкую ногу. Как у столичных, — приврал и вскоре пожалел.

— Коли так, то пошли к нему домой. — И, шагнув к двери, бородатый распахнул её. — Но ежели там окажется, как тут в лавке, пощады не жди.

— Зачем? — пролепетал Перегаров. И от появившейся догадки внутри у него стало не хорошо.

Ещё днём он строил планы, как попотрошить богатых сограждан именем революции. И ничего, был спокоен. Но то были планы, а теперь началось дело. А к нему он оказался не готов.

— Как это зачем! — повернулся бородатый. — Нешто с пустыми руками из города уходить?

Если бы не темнота, то он бы по Ваниному виду и глазам понял, что тот врёт, что бывал у Крохина, но было темно. Да и потом, бородатому сильно хотелось, чтоб Ванины слова были правдой, и потому он верил им.

— Дык… таво, — мелькнула мысль сознаться, что не бывал в доме Крохина и о его «широкой ноге» наплёл, но побоялся.

— Што: дык, таво!? — бородатый начал злиться. — На пустую халупу навёл, а теперь юлить принялся? Смотри у меня, прыщ, я ить за эдакие… — Услышав конский топот, он умолк и присел.

Мимо, в сторону управы, намётом промчались трое верховых.

— Никак к командиру с какой-то вестью, — проговорил бородатый, провожая конников. — Надо спешить, а то дадут команду отходить, а у нас карманы пусты. — И скомандовал Перегарову: «Пошёл передом!»

Тот пошёл, но про себя решил, что в дом заходить не будет, останется на карауле.

Снегопад стал утихать. Бородатому это не понравилось.

— Зазря время потратили, теперь, ежели не дай Бог, снег утихнет, следы могут остаться. И всё из-за тебя, горожанин хренов.


Рекомендуем почитать
Иезуит. Сикст V

Итальянский писатель XIX века Эрнст Мезаботт — признанный мастер исторической прозы. В предлагаемый читателю сборник включены два его лучших романа. Это «Иезуит» — произведение, в котором автор создает яркие, неповторимые образы Игнатия Лойолы, французского короля Франциска I и его фаворитки Дианы де Пуатье, и «Сикст V» — роман о человеке трагической и противоречивой судьбы, выходце из народа папе Сиксте V.


Факундо

Жизнеописание Хуана Факундо Кироги — произведение смешанного жанра, все сошлось в нем — политика, философия, этнография, история, культурология и художественное начало, но не рядоположенное, а сплавленное в такое произведение, которое, по формальным признакам не являясь художественным творчеством, является таковым по сути, потому что оно дает нам то, чего мы ждем от искусства и что доступно только искусству,— образную полноту мира, образ действительности, который соединяет в это высшее единство все аспекты и планы книги, подобно тому как сплавляет реальная жизнь в единство все стороны бытия.


Первый художник: Повесть из времен каменного века

В очередном выпуске серии «Polaris» — первое переиздание забытой повести художника, писателя и искусствоведа Д. А. Пахомова (1872–1924) «Первый художник». Не претендуя на научную достоверность, автор на примере приключений смелого охотника, художника и жреца Кремня показывает в ней развитие художественного творчества людей каменного века. Именно искусство, как утверждается в книге, стало движущей силой прогресса, социальной организации и, наконец, религиозных представлений первобытного общества.


Довмонтов меч

Никогда прежде иноземный князь, не из Рюриковичей, не садился править в Пскове. Но в лето 1266 года не нашли псковичи достойного претендента на Руси. Вот и призвали опального литовского князя Довмонта с дружиною. И не ошиблись. Много раз ратное мастерство и умелая политика князя спасали город от врагов. Немало захватчиков полегло на псковских рубежах, прежде чем отучил их Довмонт в этих землях добычу искать. Долгими годами спокойствия и процветания северного края отплатил литовский князь своей новой родине.


Звезда в тумане

Пятнадцатилетний Мухаммед-Тарагай стал правителем Самарканда, а после смерти своего отца Шахруха сделался главой династии тимуридов. Сорок лет правил Улугбек Самаркандом; редко воевал, не облагал народ непосильными налогами. Он заботился о процветании ремесел и торговли, любил поэзию. Но в мировую историю этот просвещенный и гуманный правитель вошел как великий астроном и математик. О нем эта повесть.


Песнь моя — боль моя

Софы Сматаев, казахский писатель, в своем романе обратился к далекому прошлому родного народа, описав один из тяжелейших периодов в жизни казахской степи — 1698—1725 гг. Эти годы вошли в историю казахов как годы великих бедствий. Стотысячная армия джунгарского хунтайши Цэван-Рабдана, который не раз пытался установить свое господство над казахами, напала на мирные аулы, сея вокруг смерть и разрушение.