Ненаследный сын императора. Часть 2. Смута - [37]

— Ну, в общем, так…

Глава 18

Выслушав мои сбивчивые пояснения по поводу операции «Троянский конь», как я, не мудрствуя лукаво, обозвал свою затею, Громов долго смотрел на меня, потом медленно произнес:

— А я недооценивал степень вашего коварства, Алексей Александрович. Страшный вы, оказывается, человек… — и невольно поежился.

— Посмотрим на результат, если вы правы, то…

И он хищно улыбнулся, представив себе реакцию незадачливых австрийцев. Нарышкин согласно кивнул, а потом нерешительно спросил:

— Ваше Величество, я вот все думаю насчет Асира Шарафа аль-Дина… Вы уверены, что это именно его рук дело? Как-то грубо и примитивно… Не мог же он, в самом деле, не предположить, что исполнитель попадет в руки опытных дознавателей, и вся задумка с внедрённым в сознание фальшивым слепком личности провалится?

Я поморщился и устало объяснил:

— А весь расчет строился на том, что я, охваченный гневом и жаждой мести, убью виновника страданий сестер на месте. И подвела его только природная трусость этого недочеловека. Вместо того, чтобы громогласно объявить о том, что он явился исполнителем воли оскорбленных мужей — принцев Австрийской империи, он попытался сбежать. Обнаружив, что артефакт смены облика больше не действует, спрятался, рассчитывая выбраться из дворца, когда суматоха утихнет. Вот и не попался мне сразу под горячую руку.

Я замолчал, углубившись в свои мысли, понимая, на каком тонком волоске все висело. Ведь я действительно готов был развязать войну, не считаясь с тем, сколькими жертвами обернется моя жажда мести. И если бы не дикое желание подосланного отравителя спасти свою никчемную жизнь, что сумело пересилить приказы, вложенные напрямую в его подсознание арабскими магами, все могло бы обернуться куда хуже. И девчонки бы погибли, так как вряд ли нам удалось бы найти противоядие, и началась бы кровопролитная битва двух держав…

Услышав деликатное покашливание Нарышкина, я понял, что оба политика вежливо ждут, пока я отпущу их. Поспешно извинившись, я попрощался с ними и отправился к себе, решив немного отдохнуть и собраться с мыслями после вымотавшего меня заседания Совета.

Обрадовавшись полумраку, царившему в моей спальне, я с блаженным стоном упал на кровать, предвкушая, как проведу хотя бы час вне политических дрязг, наслаждаясь тишиной и одиночеством… И тут же подскочил от неожиданности, услышав сдавленное ойканье прямо над ухом. В моей голове моментально пронеслись мысли о наёмниках, заговорщиках и мятежниках. Смущало только одно — вряд ли суровый убийца мог иметь обыкновение в ожидании своей жертвы располагаться со всеми удобствами в чужой постели… Додумывая на ходу эту обнадёживающую мысль, я поспешно зажег свет и воззрился на испуганную Марго, растерянно хлопающую ресницами.

От накатившего огромного облегчения мне сначала захотелось обнять её и расцеловать милую мордашку. А потом стали закрадываться смутные сомнения — учитывая наши напряженные отношения, ее внезапное появление в моей спальне вряд ли могло предвещать что-то хорошее. Осторожно присев на край кровати, я поинтересовался:

— И с чего это Ваше Императорское Величество изволит прятаться тут в темноте? Никак, надеялась, что преждевременно скончаюсь от испуга?

Маргарет возмущенно сверкнула зелёными глазищами:

— И вовсе я не прячусь! Пришла поговорить, а тебя все нет и нет… Я и не заметила, как задремала, ночью-то выспаться не удалось, такая суета была во дворце… И накануне тоже с отдыхом не сложилось… — и она покраснела.

Я молча рассматривал её, ожидая продолжения. Но она, уставившись неподвижным взглядом мимо меня, тоже хранила молчание. Тяжело вздохнув, я тронул её за плечо, пытаясь привлечь внимание. Марго встрепенулась, потом произнесла:

— Я слышала, что ты принял решение о расторжении брака твоих сестёр. Алекс, а как теперь? Вряд ли кто-то захочет взять их замуж…

И тут меня прорвало. Долго копившиеся негативные эмоции требовали выхода, я вдруг ощутил огромное желание высказать все свои претензии, забыв о политической выдержке, о том, что за спиной моей заносчивой супруги стояла могущественная держава…

— Значит, это все, что тебя интересует? Не узнав даже, как себя чувствуют единственные родные мне люди после того, как побывали одной ногой за гранью жизни и смерти, ты спрашиваешь только — возьмут ли их замуж — или они останутся здесь, в родном доме, рядом со мной? Ты опасаешься, что они отберут у тебя власть? Что они займутся теми обязанностями, что обычно выполняют императрицы — а у тебя это, откровенно говоря, выходит из рук вон плохо! Да, их народ любит, а что сделала ты, чтобы завоевать любовь простых людей? Во время празднеств появлялась, усыпанная драгоценностями, каждая из которых могла бы прокормить одну семью в течении многих месяцев? Гордо задирала нос, брезгуя лишний раз посетить госпиталь или дома сирот, потому что боялась замарать подол дорогущего платья?

Я отдышался и продолжил, с горькой безнадежностью глядя на неё:

— Почему я постоянно должен ждать от тебя подвоха? Мало мне проблем с заговорами и иностранными шпионами… Я вынужден постоянно быть настороже, потому что в борьбе за власть ты готова идти по головам, в том числе и по моей… Почему простой рабочий гораздо счастливее меня? Ведь после тяжелого трудового дня он возвращается домой, где его любят и ждут, где его ценят и слушают, где ему оказывают поддержку. А ты? Ты только и ждешь возможности захватить побольше власти, оттеснить меня от решения государственных вопросов, ты кичишься своим происхождением, забывая, что есть и человеческие, душевные качества, которые иногда стоят гораздо дороже…