Чужое небо замерло.
Ясное и глубокое, с призрачной короной Солнца, рвущей голубизну, оно вселяло в душу ощущение излишка пространства и безграничности времени, оно сминало своей чрезмерностью.
Неба здесь было чересчур много.
Вообще северная природа отличается удивительной способностью – заставлять человека молчать. Эти величественные деревья, сизые конусы гор, нетронутые снега не хотят слышать речь: им чужды переживания и эмоции, мечты и мысли, которые порождают слова. Им нужна тишина, чтобы всегда оставаться на грани дикого искушения.
Закричать под тяжестью обманчивой ласки неба…
Автобус прыгнул на кочке, и пятнадцать пассажиров дружно клацнули зубами. С сиденья грохнулся в проход чей-то рюкзак, внизу надрывно затрещал механизм трансмиссии, с задних мест донеслись негромкие, но выразительные матюги.
Щуплый водитель яростно завертел руль вправо. Колеса тут же пошли юзом по наледи, заставив шофера крутануть баранку в обратную сторону и вдавить педаль тормоза, чтобы остановить занос, но увы – через секунду древний «пазик» уже вписался в сугроб и со скрипом распорол пушистую белизну снега. Двигатель недовольно заворчал и заглох.
– Сели, – констатировал Мишка. Он был старостой группы и главным паникером.
– Встали! – крикнул шофер, набрасывая телогрейку. – И пошли толкать.
– А тросом нельзя? – спросила Надя Колышева, сморщив носик.
– Можно хоть тросом, хоть насосом, – сказал водитель, открывая дверь, – только толкать автобус так и так придется вам. Здесь на двадцать километров – ни единой души.
– Сели, – повторил Мишка. Высунул голову в проход и укоризненно скривился, буркнул: – Кто тебя за язык тянул, Ропотюк? На рыбалку, блин, поехали… Я места знаю… Красотища неописуемая… Могли бы спокойно на водохранилище поудить рыбку, всего-то пару станций на электричке от студгородка. И ведь всю группу взбаламутил, геолог хренов! Черт-те куда приперлись.
– Здесь хариус водится, – сказал Сашко Ропотюк, надевая рукавицы-голицы. – И семга.
– А также застрявший в сугробе автобус со студентами. И как только у хохлов в такой мороз сало на боках не застывает.
– Шовинист ты, Михаил…
Снаружи водитель постучал черенком заступа по стеклу и призывно замахал свободной рукой.
– Точно – сели, – в последний раз повторил Мишка и натянул шапку до самых глаз.
Через час стало ясно – автобус застрял основательно.
Девчонок загнали в салон, а разгоряченные от физической нагрузки парни побросали лопаты и встали в кружок, чтобы передохнуть и посовещаться. Водитель закурил папироску и объявил, что километрах в двадцати пяти есть небольшой поселок, и там у него имеется знакомый тракторист. Было решено, что он с двумя ребятами отправится за подмогой, а остальные останутся ждать, греясь в автобусе. – Ежели Алексеича трезвого застанем, обернемся часов через пять, – сказал напоследок шофер. – Вот ключи, мотор раскочегаривайте раз в полчаса на пять минут, чтобы поддерживать тепло. Не больше, а то бензин пожжете – вообще не уедем.
Взяв с собой Матвеева и Шамотина, он твердым шагом двинулся по дороге, изредка пуская в сторону клубы папиросного дыма.
Остальные вернулись в салон.
– Отлично, – тут же заявил Мишка, – теперь нас осталось тринадцать. Я балдею.
– Да перестанешь ты паниковать, в конце-то концов! – всплеснула замерзшими руками Машуня. – Есть здесь джентльмены, способные согреть даме руки?
Сашко молча сел рядом с ней и нацепил на покрасневшие девчачьи ладошки свои теплые рукавицы.
Солнце клонилось к горизонту, бросая на заиндевевшие окна россыпи бликов. Температура за последний час ощутимо упала, теперь снаружи уже было градусов десять ниже нуля. Сквозь щели в дверях мороз все ближе подбирался к людям, старающимся отогнать его своим дыханием.
Вадик Гинзбург перебрался через перегородку, уселся на водительское место и, неумело поковырявшись ключом в замке зажигания, завел мотор.
Через некоторое время в салоне слегка потеплело.
– Глуши, а то бензин кончится.
Вадик повернул ключ. Урчание стихло.
– Вот остынет движок, и хрен мы его потом заведем, – прокомментировал Мишка, кутаясь в дутую куртку.
– А потом на нас свалится метеорит, – добавил Петька Зайбеш.
– И каверна под колесами разверзнется, погребя под собой грешные студенческие души, – зловеще закончил Вадик, высовываясь с водительского места.
– Дебилы. – Мишка обиделся и отвернулся к окну, уставившись на ледяные рисунки.
Солнце садилось.
Постепенно все девчонки закопошились, перебрались к парням и прижались к ним. Стеснительность и скромность отступали перед неотвратимым натиском стужи.
– А вдруг они не вернутся? – неожиданно нарушила молчание Надя Колышева.
Двенадцать пар глаз мгновенно уставились на нее.
Осуждающе, испуганно, снисходительно.
– Да я просто так в общем-то… Предположила.
– Хорошо хоть мы не забрались в зону, где ночь полярная, – пробормотал Петька Зайбеш, глядя в антрацитовую тьму за покрытым узорами окном.
– То, что она обыкновенная, тебя сильно утешает? – буркнул Мишка. – Замерзнем здесь к едрене фене. Вадик, включи мотор, а то уже ноги сводит.
– Не время. Только двадцать минут назад заводили.
Мишка вздохнул и плотнее прижался к Светке Пчелиной. Девушка посапывала, умудрившись задремать от усталости даже в такой холод.
