Немой пророк - [8]

Я обессиленно бухаюсь в кресло, стараясь привести в порядок мысли. Итак, мне необходимо в Царское Село, к его величеству Николаю Второму. Необходимо край как, ибо если я не доберусь – всё моё пребывание в прошлом окажется пустым пшиком. Но вмешались непредвиденные обстоятельства, и утром у меня дуэль на пистолетах с князем Оболенским. О том, что я услышал от Мищенко по поводу моей несдержанности я предпочту не распространяться. Но – вызов есть вызов, и если я согласился, иного пути нет. Иначе – позор.

Но – ближе к делу! Оболенский со слов Мищенко опытный дуэлянт и отличный стрелок, чего не скажешь обо мне. Единственным утешением может служить тот факт, что фехтовальщик он ещё более отличный, и предпочитает всё-таки драться на саблях. Слабое утешение, мягко говоря, с моим-то опытом стрельбы из пистолета… Последний раз я это делал в Маньчжурии по казакам-предателям, и неплохо, надо сказать! Но вот до этого – на стрельбище лет двенадцать, если не тринадцать назад, учась на военной кафедре. Но тут уж… Как это будет выглядеть, интересно? «Господа, к барьеру»? У нас, кстати, будет дуэль именно с барьерами. В моём дилетантском представлении «барьер» всегда рисовался некой деревянной перегородкой, причём, у каждого стрелка он был свой. И вот из-за этой-то перегородки, укрываясь от пуль противника, и должны были палить друг в дружку стрелки, вплоть до первого удачного попадания. Но по факту, как оказалось, дело обстоит совсем иначе – барьер лишь условная точка, от которой стреляешь в противника. С двадцати, кстати, шагов – прям, как у Пушкина…

Сравнение ни к месту заставляет сердце уйти в пятки – я видел, как умирают в этом времени. С примитивной анестезией, без шанса на выздоровление… Насмотрелся на «Суворове» после сражения! И что пришлось пережить перед смертью великому поэту, вообще без обезболивающих – отлично себе представляю! Медицина, кстати, далеко вперёд не ушла с того времени, всё у неё ещё впереди. И если я останусь жив, то очень позабочусь перед Николаем, чтобы хоть антибиотики появились… Опять, если жив!!! Да что ты будешь делать!!!

Соскочив с кресла, я снова начинаю мерять шагами пространство. Вышагивая из осточертевших уже углов обратно, в осточертевшие углы. Мимо портрета Багратиона и задумчивого Мищенко, ни на чём другом взгляд просто не фокусируется!

Пока мы добирались до гостиницы, генерал провёл мне краткий ликбез по правилам поединков, и наш с Оболенским будет выглядеть так: пистолеты специально для нас приобретутся капсюльные, однозарядные – их покупка дело секундантов князя. На однозарядных, кстати, настоял генерал – подозреваю, неспроста. Надеется на осечку или промах Оболенского? Уверен, что да. Стрельба начнётся по команде распорядителя, с двадцати шагов – у каждого по одному выстрелу. Присутствовать будут: доктор и секунданты. Порядок первого выстрела определяется монеткой… Всё!

И вот тут, в эту самую минуту, едва ли не впервые за всё время пребывания тут, в прошлом, в мою душу начинает вползать худшее, что может случиться в подобной ситуации. Сердце начинает сжиматься от липкого, холодного, захватывающего медленно, но верно всё тело, страха скорого небытия. Я не думал о смерти, когда стоял на мостике броненосца под огнём японских орудий – тогда окружающее воспринималось мною, как крутой блокбастер и было скорее интересно. Не вспоминал о ней и позже, в рейде по японским тылам – вокруг была действующая армия, а я её составляющей, боевой единицей. И плечи товарищей рядом придавали уверенности, что всё закончится хорошо. Я не успел даже вспомнить о близкой и такой возможной гибели, когда террорист вчера бросал бомбу в вагон Витте – осознание пришло позже, когда всё уже обошлось… Да и что это за осознание – я остался жив и без единой царапины, а это уже значит, что всё хорошо. Но сейчас, ожидая скорого рассвета… Зная, что утром в тебя специально будет целиться человек с целью тебя убить… Это непросто!..

— Хотите совета, господин Смирнов? — слышу я за спиной усталый голос.

Я останавливаюсь в очередном тёмном углу. Сейчас наверняка начнёт говорить, что всё обойдётся, или, наоборот – впадёт в фатализм, чему быть мол, тому не миновать…. Морали-то мне Мищенко уже все отчитал, по поводу безответственности и все дела. Ну, допустим! Всё равно выбора нет, придётся слушать – сам ведь и виноват! Надо было уйти там, на вокзале вслед за Мищенко, а не дёргаться, как пацан…

— Давайте! — не оборачиваюсь я.

Слышно, как генерал потягивается до хруста в суставах, затем неторопливо подымается с кресла. И когда я уже готов не выдержать и вновь продолжить изучать углы, до меня доносится укоризненное:

— Ложитесь-ка спать, господин Смирнов! Ну, умрёте утром – велика ль беда? Рано или поздно с каждым случится, никто не вечен. К тому же, мне с вами, как ни крути, а вдвоём всё одно – веселее будет…

С этими словами Мищенко проходит мимо остолбеневшего меня, исчезая в темноте спальни. Откуда слышится недовольное бурчание:

— …А то я на ваши терзания гляжу – в глазах рябит… Ночь за окном, а спозаранку секунданты разбудить изволят. Спать, господин Смирнов, слыхали мой совет? Тушите свечи и не мешайте уже вашей ходьбой! Ей-богу, не поручик, а институтка какая… И что у вас там за будущее такое, где все настолько нежные?!..