Неизвестные мгновенья их славы - [27]

— Но когда стали реабилитировать осужденных в те страшные годы, вы узнали правду?

— Да-а… Я держала в руках личное дело моего отца. Тоненькая папочка с несколькими листочками, с такой путаницей в датах, которая абсолютно не давала понять, что же произошло с человеком? И когда? На мои возмущенные вопросы люди с большими звёздочками на погонах, успокаивая меня, отвечали, что было такое смутное время, неразбериха… а документы… вот только те, что мы имеем. Других у нас нет. С тем я и вышла из здания на Лубянке, заливаясь слезами».

Боец санитарного взвода

Я ушла из детства в грязную теплушку,

В батальон пехоты, в санитарный взвод…

Юлия Друнина

А дальше была война. О ней, о своих боевых товарищах Ирина Левченко расскажет в нескольких книгах, но в них она умолчит, как тень погибшего отца следовала за девушкой-солдатом еще немалое время. Но в тот вечер ее откровения она не стала об этом рассказывать, потому что было поздно. Дома ее ждала маленькая дочурка Оленька и муж — известный поэт Евгений Долматовский. Однако у нас оставалась запись последней передачи о Вьетнаме и Левченко обещала повторить пеший путь от Пятницкой до центра. Этот день настал, и она продолжила свой рассказ, а я привожу здесь запись в дневнике, как он мне запомнился:

«Речь Молотова нас всех застала дома. Я сказала, что иду в райвоенкомат проситься на фронт. Бабушка Маруся остудила мой патриотический пыл: — «Тебя не возьмут. Тебе же только 17 лет…» — «Да, — возражаю я ей — но я умею стрелять, знаю санитарное дело…» — «Но у тебя же нет никаких документов, нет характеристик с печатями… Впрочем, все будет зависеть от людей, к которым ты обратишься и от твоей настойчивости. Смелость города берет. Иди!» Мама остановила меня: «Ира, ты будешь сражаться не только за нашу Родину, ты будешь сражаться и за честь нашей семьи. Всегда помни, что папа рядом с тобой. Твое поражение — это и его поражение. Твоя победа — это и его победа». С таким напутствием я побежала в райвоенкомат. Там уже толпился народ, очередь добровольцев. Сколько я не убеждала военкома, он ответил твердо: «Девочка, (а я была очень худенькая) я не имею права мобилизовать детей не фронт».

Иду расстроенная мимо длинной очереди. Вижу девушек таких же, как я. Сразу же сообразила, что вместе — мы отряд сандружинниц. Нас 7 человек. Я — командир. Строем подходим к ближайшей больнице. Требую главврача. Он выходит. Я четко по-военному докладываю: «Санотряд прибыл в ваше распоряжение». Солидный дядя настолько опешил, что не спросил у нас никаких документов, а работы нам в больнице хватало по самое некуда. Но Москва — это тыл. Записалась на курсы санинструкторов. Выпуск ускоренный. И началась моя военная биография. Стрелковый полк, Брянский фронт.

Первая награда

В нашей санроте все девушки были старше меня и покрепче. А что я? С 38-го года мы жили впроголодь. Даже на черный хлеб не хватало. Из вещей продать нечего. Бабушка Маруся наловчилась вязать из белых ниток шляпки с маленькими полями и к ним сумочки-мешочки очень тогда модные. В Серебряном Бору был небольшой рынок, где она продавала вязанье, там же и самые простые продукты покупала. Но нам их хватало ненадолго, хотя мы старались беречь каждую крошку. То же продолжалось и в Москве, особенно, когда вернулась из лагеря мама, измученная, больная. Правда, два раза помогли Ворошилов и Буденный. У самих-то у них никогда при себе денег не было, они у жен просили, мол, надо поддержать боевого товарища.

Так вот, мы, санитарки, совсем молодые девчонки, были на передней линии, в бою. Раненых перевязывали на месте, отправляли в медсанбат. Кто мог идти, тот шел, кто мог ползти, тот полз, а тяжело раненых старались уложить на кусок брезента и тащили по земле. А ведь некоторых мужиков еле с места сдвинешь… Не знаю, что мне давало силы? Ярость? Злость? Упорство? Сдав раненого, я бежала к тем, кто остался на поле боя. Мы вели счет доставленных в медсанбат, потому что если их пятьдесят, то ты можешь быть представлен к награде. У моих подруг уже были медали «За боевые заслуги». Я вытащила семьдесят двух бойцов, а этого будто никто и не замечал. «Неужели в особом отделе лежит бумажка с пометкой «ЧСИР» (член семьи изменника Родины)? Выждав удобный момент, я обратилась к начальнику медсанбата, пожилому хирургу майору Семакову по всей форме:

— Товарищ начальник медсанбата, у вас есть замечания к тому, как выполняет свою работу рядовой боец Левченко?

Майор помолчал, потом как-то виновато улыбнувшись, тихо сказал:

— Рядовой боец Левченко, я дважды направлял представления на награду вам, но вашей фамилии в списках не значилось.

Он опять замолчал. И вдруг по-отечески тепло взял меня за руку, усадил рядом с собой:

— Ирочка… пожалуйста… расскажи мне всю правду.

Я ему все рассказала. Он вздыхал и опять молчал. Наконец, твердо, как приказ, сказал: «Дам тебе очень трудное задание. Выполнишь его и я сам поеду в штаб к особистам… Сам разберусь с ними… Девочка, мы пробьемся. Верь мне».

А задание, действительно, очень опасное. Мне нужно было как можно скорее провести роту подкрепления для ведущих бой на передовой и там оказать помощь раненым. Но часть короткого пути проходила через минное поле. Я должна идти первой, за мной след в след вся рота. Как я шла, на каждом шагу прощаясь с жизнью, — не помню. Но Бог миловал: дошли все. Перевязала раненых. Мне приказ — вывести тем же путем тех, кому нужна серьезная медицинская помощь. Я выполнила и этот приказ. Майор Семаков сдержал свое слово: представил меня к награде и добился, чтобы ее утвердили.