Неистовый Роланд. Песни XXVI–XLVI - [48]

90 Cколько длится прядь,

Столько длится человеческий срок,

А Природа и с Природою Смерть

Назначают, где рваться той и этому.

А забота о лучших и о худших

Надобна для того,

Чтоб из лучших сплелось убранство рая,

А из худших — путы для адских грешников».

91 И для всех тех пряж,

В витых нитях ждущих избранной участи,

На железных, золотых и серебряных

Листках писаны должные имена,

И листки громоздятся в кучи,

Из которых носит их прочь и прочь

Некий старец без отдыха и устали.

92 Старец прыток, старец ловок,

Старец отроду легок на ходу,

И в широкой он пазухе плаща

Несет прочь имена за именами,

А куда несет и зачем,

О том речь моя в следующей песни,

Ежели, как прежде,

Склонен слух и угоден сказ.

ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ (БРАДАМАНТА)

Песнь XXXV

Внизу — Астольф с апостолом Иоанном перед старцем — Временем, бросающим жребии в реку Забвения. В середине — встреча Брадаманты с Флорделизой, выше — в битве на мосту она сшибает Родомонта в реку

Вступление

1 Государыня вы моя,[207]

Кто вернет мне с неба мой прежний разум?

С той поры, как пронзилась моя душа

Вашим взором, — час от часу я безумнее.

Не о ране жалуюсь,

А молюсь, чтоб она была, как есть,

Ибо ежели пойдет она вширь,

То и я случусь не лучше Роланда.

2 Чтобы вновь обрести мой толк,

Мне не надобно и рваться по воздуху

Ни к земному раю, ни к лунному, —

Не в такую даль его занесло, —

А на вашем, государыня моя, светлом

Лике, в ясных очах, на белоснежной

Он блуждает груди, и до потерянного

Доискались бы вот эти мои уста.

Пророчество об Ипполите Эсте

3 Под просторными дворцовыми кровами

Шел наш рыцарь между будущих жизней,

Миновав те, которые уже

На сужденные навились веретена, —

Как вдруг

Замечает кудель светлее золота;

Будь дроблён и дражайший бы алмаз, —

Из него не свить бы сравнимой пряди.

4 Удивительна[208]

Его взору чудесная кудель,

И безмерно его желание

Знать, кому такая жизнь и когда.

И поведал ему благовествующий,

Что родится сей за двадцать лет

До того, как настанет год Господень,

Значен знаками «тысяча» и «пятьсот».

5 И как эта пряжа

Бесподобна блеском и красотою,

Так проблещет великолепный век

Того мужа, который отселе явится,

Потому что вся громкая и редкая

Бдагодать, какою дарит

Человека природа и судьба,

Ему дастся бессменно и безобманно.

6 «Меж ветвистых устий царицы рек[209]

(Так сказал он) есть малое селение,

Перед ним — широкая По,

Позади — болото с туманным зевом;

И сие-то место в теченье лет

Воссияет меж градами Италии —

Не столь дворцами и твердынями,

Сколь красою нравов и светом наук.

7 Не случайна была и не слепа

Судьба, взнесши сей взлет в такую высь,

Но служила Господней воле,

Чтобы град был достоин сего мужа.

Так, чтобы взрастить лучший плод,

Трижды зорок садовник над привоем;

Так и златодел не жалеет злата,

Чтоб оплавить дорогой самоцвет.

8 Под покровом лучше сего и краше

Не жила ни единая душа,

А из здешних сфер

Ни в прошедшем не сходил, ни в грядущем

Столь высокий дух,

Сколь творивший Ипполита из Эсте.

Ипполит из Эсте —

Будет зваться сей Божий благоизбранный:

9 Все красы, расточенные между многими,

Малой частью каждому в честь,

Соберутся в украшенье сему единому

Мужу, о котором твой спрос.

Велик мудростью, велик доблестью,

А уж чем еще он велик —

Коли я начну рассказ, то Роланду

Не дождаться ввек своего ума».

Старец Время над рекою Забвения

10 В таковой беседе

Провождал христолюбец лихого герцога,

А обшедши все покои дворца,

Где прялись человеческие жизни,

Вот они выходят к речному берегу,

Где волна мутится и бьет песок,

И находят над рекой старика,

У которого имеца за пазухою.

11 Помните ли вы, не помните ли,[210]

А в конце моей прежней песни

Я сказал вам о ходоке, который

Лицом стар, а телом быстр, как олень,

У него полон плащ людских имен,

Он их носит из неисчерпной груды,

И бросает драгоценные в реку,

А реке название — Лета.

12 Я сказал: как он встанет над волной,

Так и вытрясет из складок плаща

Имена, чеканенные в металле,

Не жалея ни серебра, ни золота.

Без числа их кружится вглубь,

Никому от них ни малого проку:

На сто тысяч легших в донный песок

Хорошо, коли выплывет единое.

13 А над той рекою и вкруг реки

Вьются вороны, вьются коршуны,

Вьются жадные галки, и шумят

Разногласным криком, карком и граяньем;

Как увидят сыплющееся золото —

Налетают стаями на добро,

Кто ухватит клювом, кто когтем,

Но никто, ухватив, не унесет:

14 Как ни бьет крыло по воздуху — [211]

А не в мочь с такой тяготою в полет,

И нисходит в Лету

Достопамятство драгоценных имен.

Между всеми птицами лишь два лебедя,

— Белоснежные, как герб вашей милости, —

Возлетают радостно, взвивши в клюв

Всякое угодное имя.

15 Так-то некоторых

Сберегают благодатные птицы

От топительных умыслов старика,

А все прочие пожраны забвением.

То в лет, то вплавь,

Но минуют те два святые лебедя

Злую реку, а на том берегу

Перед ними высятся холм и храм.

16 Сие место свято Бессмертию,

И из этого храма на холме

К той окраине летейской купели

Сходит нимфа,

Из лебяжьих уст берет имена,

Пригвождает в храме

Вкруг кумира на срединном столпе,

И отсель они зримы во веки вечные.

17 Кто таков старик,

Для чего он топит попусту славные

Имена, и о птицах, и о храме,

Светлая из коего сходит нимфа,

В чем их тайна и сокровенный смысл, —

Пылок паладин

Знать, и обращает свой спрос к святителю,