Неистовый Роланд. Песни XXVI–XLVI - [20]

Не взгнушайтесь благом

Прочным, истинным, лучшим меж иных.

Миловидных жен

Будет вам и сотня и тысяча,

Но такого, как я, не даст вам дара

Ни одна.

15 Ведома мне трава,

И она здесь растет и мною виделась,

И как ту траву в кипарисном огне

Отварить, сочетав с плющом и рутою,

И сцедивши отвар руками девственницы, —

Станет влага, в которой трижды

Омовенная недоступна плоть

Ни мечу, ни пламени.

16 Трижды, говорю я, омывшись,

Круглый месяц будешь неуязвим:

Что ни склянка, то месяц,

Ибо дольше зелью действия нет.

И я знаю его варить, и сварю,

И ты нынче же уверишься в моей правде,

И коли не лгу —

Это лучше, чем у ног вся Европа.

17 А в отдарок за этот дар

Поклянись же ты мне твоею верою,

Что ни словом худым, ни делом

Не уронишь мою девичью честь».

Таковая речь

Вновь взывает Родомонта к учтивости:

Так-то хочет он стать неуязвим,

Что сулит и просимое и свыше:

18 Чтоб увидеть чудотворное зелье,[65]

Он готов-де ее хранить и беречь,

И ни тенью

Не коснется красавицы насилие.

Но душа его словам не верна,

Ибо нет в нем ни любови, ни боязненности

Ни ко Господу, ни ко всем святым,

И во лжи он коварнее целой Африки.

Изабелла для мнимой пробы

19 Тысячу он крат[66]

Заклинает красавицу не печалиться,

От ее трудов взыскуя зелья,

Чтобы сделаться, как Кикн и Ахилл.

И она по кручам и темным долам,

Одаль от людей и жилья

Бродит, тайные сыскивая травы,

А над ней неотступный сарацин.

20 Cобрав вдоволь

Здесь и там, с корнями и без корней,

Возвращаются они о закате,

И всю ночь

Целомудренная подвижница

Пенит травы, бодрствуя над котлом,

Но при тайностях ее и при явностях —

Неотступный алджирский царь.

21 От соседства ее огня,

В необширной палимого пещере,

Он, всю ночь со слугами тешась в зернь,

Стал такую чувствовать жажду в горле,

Что по малу ли, по многу ли, опорожнил

Два бочонка греческого вина,

На большой дороге

Незадолго отбитых его людьми.

22 Родомонт не пивал вина,

Отреченного Магометовою верою,

А единожды отведавши,

Слышит сласть пуще нектара и манны.

Проклинает он басурманский закон,

Осушает чашки и фляжки,

Вкруговую идут добрые кубки,

И у пьющих голова колесом.

подставляет отсечь себе голову

23 Тут красавица, зельный свой котел

Снявши с пламени,

Говорит Родомонту: «Чтобы ты

Не сказал, что слова мои — на ветер,

Я тебе такой явлю пример,

На каком и неуч научится

Усмотреть, где правда, где ложь,

И в пример даюсь сама, и немедля.

24 Умудрись

В дивных свойствах благодетельной влаги,

Убедись,

Что она — не отравный яд:

Я омоюсь ею от самого

Темени по шею и грудь —

И тогда пытай на мне меч и руку,

И крепка ли та, и остер ли тот».

25 И она омылась,

И она с весельем в лице

Подставляет нагую шею варвару,

Обуянному необорным вином, —

И зверообразный

Верит, рубит крутым клинком сплеча,

И отъемлется от былого тулова

Голова, обитель самой Любви.

к вечной своей славе

26 Трижды переворотясь,

Внятным гласом гласит она Зербина,

Вслед которому дева столь негаданное

Изыскала бегство из вражьих рук.

О, блаженная,

Ты, кому дороже жизни и младости

Имя верности

И забвенной меж нами чистоты,

27 Лети с миром, пресветлая душа!

Будь у слова сила,

Как бы я усиловался украсить

Мои строки изящностями художеств,

Чтобы тысячу и тысячу лет

Твое славное имя звенело миру!

Лети с миром ко престолу Творца

Стать всесветным примером святой верности!

28 И с небесного престола Творец,[67]

Канув взором к несравненному подвигу,

Возгласил: «Ты превыше той,

Чья погибель низвергла трон Тарквиния,

И за то в непреложных моих законах

Будь закон,

Нерушимый до скончанья веков,

В чем клянусь неприступными влагами:

29 Кто в грядущем будет крещен[68]

Твоим именем, каждая да возвысится

Ликом, духом, разумением, вежеством

В запредельную добродетель и честь,

Каждая да будет певцам

Песней славы, заслуженной и истинной,

Чтоб вовек гремели Геликон, Парнас и Пинд

Изабеллы именем, Изабеллы!»

Родомонт воздвигает Изабелле гробницу

30 И на то всевышнее слово[69]

Усмирилось море, сияет высь,

И восходит чистейшая душа,

В третье небо, в Зербиновы милые объятья.

А внизу, в позоре и прахе,

Остается нещадный новый Брусе,

Избывая хмель

И кляня свое пагубное блуждание.

31 Ищет он хоть малостью утолить

Изабеллину блаженную душу:

Если телу ее он в смерть,

То хоть память жила бы вечной жизнью.

И приискивает такой тому путь:

Церковь, где жила она и погибнула,

Обратить в гробщщу,

А уж как, — я сейчас перескажу.

32 Изо всех окрестных мест, добром и силою,

Он сгоняет стройщиков,

И когда их стало тысяч шесть,

То велит им из горных скал

Рубить глыбы, складывать мавзолей

Снизу доверху локтей в девяносто,

А внутри — церковь,

И в той церкви два гроба двух любовников.

33 Мощен мавзолей,[70]

Как над Тибром строенный Адрианом;

А при нем он велит поставить башню,

Чтобы здесь задержаться на житье,

А при башне над бегучей рекой —

Узкий мост шириной в два локтя:

Длинный,

Но такой, что двум коням не пройти —

и украшает ее трофеями с проходящих рыцарей

34 Двум коням не пройти бок о бок,

Ни разминуться грудь в грудь,

А по краю ни ограды, ни поручня,

Куда хочешь, туда и падай.

Будь ты рыцарь крещеный или язычный,

А плати дорогой ценой,

Ибо воля Родомонта — воздать гробнице

Тысячу трофеев своих добыч.

35 В десять дней

Выстроился мост,

Но медлительней высился мавзолей,

И не доверху воздвигнулась башня,