Неистовый Роланд. Песни XXVI–XLVI - [123]

Умолкли все, никто не ест, не пьет,

Все ждут, что воин в черном изречет.

105 Руджеру крикнул он: «Близка расплата!

Царь Сарский Родомонт перед тобой!

Вождю, не то что ты, я верен свято

И потому зову тебя на бой,

Который всем докажет до заката,

Что для Руджера верность — звук пустой.

Недаром я оказывать на месте

Сих рыцарей тебе не стал бы чести.

106 Ты совершил измену, не забудь, —

Христианином стал по доброй воле,

И я твою предательскую суть

Сумею доказать на этом поле.

Ты можешь выставить кого-нибудь

Взамен себя — хоть одного, хоть боле,

Пусть даже пятерых иль шестерых,

Я докажу правдивость слов моих.»

107 Руджер в сердцах вскочил, услыша это,

И, с позволенья Карла, отвечал,

Что никому бы не простил навета,

И в голосе его звучал металл;

Сказал, что честь его лжецом задета,

И, в чем бы тот его ни обвинял,

Он доказать немедленно намерен,

Что долгу своему всегда был верен,

108 И не зовет на помощь никого,

Когда и так, не рассуждая длинно,

Его с избытком хватит одного,

Чтоб защитить себя от сарацина.

Однако тут Ринальд прервал его,

Орланд, маркиз-отец и оба сына,

Дудон, Марфиза — все наперебой

Вступить хотели за Руджера в бой,

109 Уговорить не портить свадьбу тщились

И Брадаманту пожалеть свою.

Руджер ответил, чтобы не трудились, —

Мол, доводов таких не признаю.

Доспехи Мандрикарда пригодились,

Которые Руджер добыл в бою,

И, видя, что бессильны уговоры,

Орланд, склонясь, надел Руджеру шпоры,

110 Карл препоясал жениха мечом,

Невеста и Марфиза ополчили

В броню. Уже Астольф стоял с конем —

Копыта землю в нетерпенье рыли.

Ринальд и Нам и Оливьер втроем

Ристалище меж тем освободили:

Тех, кто внутри стоял до этих пор,

Прогнали, чтобы дать бойцам простор.

111 Бледнеют дамы, девы боязливы

Голубками встревоженно глядят,

Которых ветра грозные порывы

Торопят в гнезда, предвещая град,

Опустошительный для тучной нивы,

И все ужасней гром, что ни раскат:

Бедняжкам за Руджера тем страшнее,

Что им поганый кажется сильнее.

112 Жалеет жениха простолюдин,

И столь же страшно за него баронам:

Всем памятен Париж в дыму руин,

Поныне все потрясены уроном,

Что Родомонт нанес ему один,

Все помнят о разгроме учиненном,

Ведь город до сих пор хранит следы

Той, величайшей для него, беды.

113 Всех больше Брадаманту охватило

Отчаянье: не то чтобы она

Считала, будто Родомонту сила

Иль крепость духа большая дана,

Иль правым басурмана возомнила —

При том что правота в бою важна,

И все равно она дрожит при мысли,

Что тучи над возлюбленным нависли,

114 И видя, что опасность немала

И предсказать исход сраженья сложно,

Она сама бы драться предпочла —

Настолько ей за милого тревожно,

Сама не раз бы лучше умерла,

Когда бы умереть не раз возможно,

Чем допустить, чтоб искушал судьбу

Супруг ее Руджер, вступив в борьбу.

115 Но как найти слова для убежденья,

Позволить драться ей уговорив?

Она трепещет, полная смятенья,

Молясь, чтобы Руджер остался жив.

Не удержать Руджера от сраженья —

Враги сразились, копья в ход пустив,

И те трещат, как будто лед у кромки,

И птицами взвиваются обломки.

116 Уцаром басурманское копье

Щит Гектора едва-едва помяло:

Кузнец Вулкан все мастерство свое

Явил в щите отменного закала.

Руджер ударил так, что острие

С размаха в щит поганого попало,

Пробив дыру с ладонь величиной

В двойной броне с прослойкой костяной.

117 Останься древко при ударе цело

И сразу на куски не разломись,

После чего осколками взлетело,

Как на крылах, в заоблачную высь,

И латы бы копье пробить сумело.

Хоть каменными латы окажись,

И схватка бы закончилась в начале,

И на спину бы кони не упали.

118 В мгновенье ока шпоры и узда

Лихих коней заставили подняться.

Поломанные копья — не беда:

Бойцы мечами продолжают драться,

Вонзить оружье норовя туда,

Где броням подобает утончаться,

И повернуть стараются коней

Так, чтобы нанести удар верней.

119 Змеиной твердой кожей, как когда-то,

Грудь Родомонта не защищена,

И нет в руке Нимвродова булата,

И шлем не тот, что в оны времена:

Все на мосту сестрой Ринальда взято,

Где над поганым верх взяла она,

И памятником стало на могиле,

Где Изабелла и Зербин почили.

120 Хотя доспехи новые его

Привычным в совершенстве уступали,

Но против Балисарды ничего

Ни те бы, ни крепчайшие не дали,

Ведь перед ней бессильно колдовство

И тонкость ковки из отборной стали,

И несколько ударов в цель пришлось,

Пробив броню поганого насквозь.

121 И панцирь кровью обагрился вскоре,

Клинком разящим там и тут пробит,

И понял басурман, что ранен в споре, —

Он этого Руджеру не простит.

Сильнее, чем зимою в бурю море,

Рассвирепев, он прочь отбросил щит —

И меч, двумя руками занесенный,

На шлем врага обрушил, разъяренный.

122 Как действует на По плавучий млат,

Всей тяжестью с размаха ударяя,

На высоту лебедками подъят, —

И входит в дно очередная свая, —

Так бьет двумя руками супостат,

Руджеру увернуться не давая,

И если б не волшебный шлем на нем,

Рассек бы разом рыцаря с конем.

123 Руджер на землю чуть не повалился,

Беспомощно руками замахав.

Удар через мгновенье повторился,

Опомниться несчастному не дав.

И снова меч взлетел и опустился,

Но в третий раз с огромной силой пав

На шлем Руджера, при ударе резком

Оружье на куски разбилось с треском.

124 Нимало не смутившись, басурман

Грозой навис над жертвою своею.