Неистовый Роланд. Песни I–XXV - [63]

Обо всем донести заточившему меня.

Но я тебе раскрою всю правду —

Пусть себе на погибель! —

Ибо единая мне осталась жданная радость —

Смертный день.

4 Я — Изабелла. Была я дочерью[223]

Галисийского злосчастного короля.

Говорю: была, потому что ныне

Я — дочь горя, скорби и тоски.

А виной тому — бог Любви,

Лишь его коварством я и стражду, —

Поначалу он нежен и приветен,

Но таит измену и обман.

5 В счастливой росла я доле —

Юность, знатность, прелесть, богатство, честь, —

А теперь убога, скудна, несчастна;

Если есть удел и горше, то он — мой.

Но сперва узнай, от какого корня

Эти бедствия, вставшие на меня, —

Помощи от тебя не чаю,

Но и жалость твоя мне немалый дар.

6 Мой отец в Байонне праздновал праздник,[224]

Было это двенадцать месяцев назад.

Собирались к славному турниру

В нашу землю храбрецы из всех земель.

Но меж ними (Любовь ли мне то открыла,

Или доблесть являет себя сама)

Лишь один пришелся по моей хвале —

Князь Зербин, сын короля шотландского.

как она полюбила Зербина,

7 Как увидела я в бранной потехе

Чудо его рыцарственности, —

Обняла меня любовь, и не чаявши,

Стала я себе сама не своя.,

На беду меня ведет та любовь^

Но сладко думать,

Что вложила я душу

В знатнейшее и лучшее, Что видывал сйет.

8 Красотою и доблестью

Был Зербин отличен меж всех ристателей.

Зрима была его любовь и вероимна,

И не меньше пламенна, как моя.

Обоюдному тому пламени

Отыскался меж нами и посредник,

Когда были мы наружно в разлуке,

Но навек неразлучимы душой.

9 По скончании празднования

Воротился мой Зербин в свою Шотландию.

Если ведома вам любовь, то ведома

И тоска моя о нем как ночью, так днем;

И не меньшее, знала я,

Опаляло пламя душу и в Зербине.

Не было преград его желанью —

Только и искал он, как быть ему со мной.

10 А как были мы разной веры,

Он — Христовой, я — Магометовой,

И не мог он просить меня у отца моего,

То и порешил меня взять увозом.

Был в моем щедром отеческом краю

Между морем и зелеными нивами

Сад на берегу,

Озиравший круг холмов и большое море.

как тот поручил Одорику ее похитить,

11 Здесь он и задумал[225]

Связать то, что возбраняла нам вера,

И довел до меня, каким порядком

Положить начало нашему счастью.

Здесь при Святой Марте укрыл он

С верными воинами тайную ладью

Под началом Одорика Бискайского,

Славного бойца на суше и на море.

12 Сам он быть не мог,

Потому что дряхлый его отец

Побудил его на помощь королю Франции,

И поставил он Одорика вместо себя,

Почитая его меж вернейших своих друзей

Самым верным и самым другом.

Так бы оно и стало,

Будь дружба всегда ответом на добро.

13 В условленный срок для похищения

Привел Одорик оружную ладью,

И настал тот желанный день,

Когда вышла я в сад, чтоб быть застигнутой.

В ночь пред тем

С храбрецами, привычными к мечу и к веслу,

Всплыл рекою Одорик до ближнего города

И прокрался тайно в мой сад.

14 Не успел народ всполошиться,

Как была уж я на смоленой ладье,

Слуги, безоружные, с голыми руками,

Иные бежали, иные пали,

Иные схвачены в тот же плен.

Так простилась я с родною землею —.

В несказанной радости

Вскоре насладиться милым моим Зербином.

15 Но едва мы миновали Монгию,[226]

Как ударил нам влево ветер с моря,

Помутивши воздух, вспенивши зыбь,

Взбив вал до небес;

А навстречу встает дыханье с суши

Все сильнее и крепче с каждым часом,

До того сильней и крепче,

Что невмочь перекидывать паруса.

16 Скручены паруса, повалены мачты,[227]

Сорваны снасти, — мало!

Видим мы: безудержно

Мчит корабль на скалы, что пред Роцеллой,

И не будь над нами божией милости,

Быть бы нам разбитым о берег:

Мы неслись в злом вихре быстрее,

Чем стрела с тетивы.

17 Видит бискаец беду,

Прибирает ненадежное средство:

Спускает челн,

Сходит сам и приказывает мне.

И еще сошли двое, — и сошли бы

Все, кабы допустили их первые;

Но те выставили мечи, обрубили канат,

И вот мы одни в открытом море.

18 Невредимыми вынесло на берег

Нас, которые были в том челне,

А прочие сгинули на проломленной ладье

В хищном море со всем, что с ними было.

И простерла я благодарящие руки

К вечной Благости, к бесконечной Любви,

Из ярости моря

Вызволившей меня увидеть Зербина.

19 Были у меня в ладье и платья

И каменья, и чего только не было,

Но в чаянье о Зербине

Мне не жалко их было в пучинной пасти.

Не было, где мы вышли,

Ни тропинки топтанной, ни приюта,

А крутая гора, и ей бичуют

Ветры — хвойный лоб, и море — взножье.

как Одорик сам покусился на нее

20 Здесь-то

Беспощадный тиран Любовь,

Вечно вероломный, вечно

Мнущий в выворот каждый добрый умысел,

Обернул коварно и безжалостно

Благо — в зло, и утеху мою — в скорбь, —

Ибо тот, кому вверил Зербин себя и меня,

Вспылал страстью, и угасла верность:

21 Меж морских ли еще трудов

Возжелал он, но не решился выказать,

На пустынном ли берегу

Взыграла его досужая охота, —

Но не медля ни часа,

Захотел он утолить свою жадность,

А сперва для того почел он надобным

Из двух плывших с нами удалить одного.

22 Это был шотландец, именем Альмоний,

Верностью Зербину отменней всех;

«Вот совершенный воин!» —

Молвил князь, вручая его Одорику.

Одорик сказал Альмонию: срам,

Если я вступлю в Роцеллу пешею;

И просил, чтобы он пошел вперед

И привел мне хоть какую лошадь.

23 Ничего не заподозрив,

Тотчас Альмоний пустился в путь

К городу, который был за лесом