Неистовый Роланд. Песни I–XXV - [57]

Что от страшной избавлена я гибели —

Страшной, ибо зверь

Гробом мне готовил утробу, —

Но нет во мне благодарства,

Ибо смерть лишь спасенье мне из бед,

А была бы я радостнее

От ваших рук концу моих бед».

58 И с великим она плачем[205]

Молвила, как покинул ее супруг

Спящую на том острове,

Где и взял ее в полон морской разбой.

Говорила, а телом поворачивалась,

Как у живописца или ваятеля

Та Диана над теми струями,

Где плеснет она в очи Актеону, —

59 Прикрывая грудь и живот,

А бедро и бок являя взору.

Ждет Роланд, чтоб подплыл его корабль,

Приодеть любою одеждою

Высвобожденную даму из оков, —

Но тут

Предстает Оберт, ирландский король,

Прослышав о поверженном чудовище —

Является Оберт с ирландцами,

60 Что приплыл из-за моря паладин

И вогнал ему в глотку тяжкий якорь

И взволок на сушу,

Как ладью волокут в упор течению.

Чтоб узнать глазами,

Правду ли сказал сказавший, —

И явился Оберт, а его люд

С четырех концов громил Эбуду.

61 Хоть и был Роланд

Весь в крови, в поту, и мокр, и грязен, —

Оттого в крови,

Что вошел он и вышел в пасть чудовища, —

Но узнал его ирландский король,

С первой вестью о том подвиге

Положив в душе,

Что ничья, как Роландова, эта доблесть.

62 А Роланда он знал,

Бывши рыцарским отроком во Франции

И лишь год как воротясь принять венец

По кончине родителя.

Видел он его не раз, говорил не два,

А без счету и сметы,

И вот бросился обнять его и приветить,

Скинув шлем со лба.

63 Как король Роланда, так Роланд короля

Радуется, увидев;

Вновь и вновь сменясь они объятьями,

Завели беседу,

И сказал Роланд Оберту о красавице,

Как была она предана

Вероломным Биреном,

Последним из всех, кому такое подстать;

64 И сказал, сколько раз она являла

Великую ему свою любовь,

Как лишилась дома и рода,

Как готова была на смерть,

И это все — лишь малое из многого,

А тому многому и счета не счесть.

Так он сказывал, а красавицыны ясные

Очи изливались потоком слез.

65 Было ее прекрасное лицо,

Как вешнее небо,

Когда брызжет дождь, и вдруг из туч

Светлое показывается солнце.

И как нежною песнею соловей

Оглашает зелень дубравной сени,

Так любовь купает крыло

В токе ясных слез, и смеется свету.

вспыхивает любовью к Олимпии

66 Золотые стрелы любви

Зажжены очами, закалены ручьями

Льющихся слез меж лилий и роз,

И такая в закаленных сила,

Что юноше не ограда

Ни щит, ни кольчуга, ни железная скорлупа:

Он стоит, он глядит в лицо и кудри,

Чует рану в сердце, а отколе — невесть.

67 Несравненны прелести Олимпии:

И не только

Лоб прекрасен, очи, ланиты, кудри,

И уста, и нос, и плечи, и шея, —

Но и перси,

И что скрыто бывает под покровами, —

Таково, что выше

Ничего не сыщется в целом божьем мире.

68 Белей взору, чем нетроганый снег,

Глаже пальцам, чем слоновая кость,

Округлые груди

Были, как тростниковое молоко,

А меж ними крылась

Складка, как тенистое разложье

Меж крутых холмов,

Наметенных снежною зимою.

69 Гибкий бок, дивное бедро,[206]

Белые голени,

Гладкий, словно зеркало, живот, —

Были, как из-под Фидиева резца,

Говорить ли и о том в ее теле,

Что она так тщетно пыталась скрыть?

Нет, скажу одно:

С темени до пят в ней всё — прекраснейшее.

70 Явись она фригийскому Парису[207]

На Идейском пастбище, — и ей.

Уступила бы Венера и две другие:

Лишь ее бы красоте стала честь.

И не плыл бы он тогда в Амиклы

Попрать святость гостеприимства,

А сказал бы: будь Елена Менелаю,

А себе я желаю только эту.

71 Явись она в Кротоне,[208]

Когда Зевксис, затеяв образ

В Юнонин храм,

Вкруг себя собрал нагих красавиц,

Чтоб сложить в совершенство

Лучшее от одной и лучшее от другой, —

Вмиг никто не стал бы ему надобен,

Все красоты он обрел бы в ней одной.

72 Поклянусь я, что никогда Бирен

Не видал своей красавицы нагою —

У него бы не стало злобных сил

Бросить ее на безлюдную погибель.

Диво ли, что вспылал о ней Оберт?

Пламени не скрыть:

Говорит он утешные слова

И надежит, что обернется горе радостью,

73 И сулит, что пойдет с нею на Голландию,

Что пока не отобьет ее земли,

Пока праведная и памятная месть

Не казнит ее изменника, —

Он не сложит ирландского оружия,

И не станет медлить ни дня.

А меж. тем велит

Искать по всем домам одежд ей и платий.

74 Недалек был поиск:

Все сыскалось, не сходя с острова:

Каждый день здесь оставлялись платья

От нещадных драконьих жертв.

В недолгом явилась сборе

Пред Обертом груда всех покроев,

И велел он одеть Олимпию,

И жалел, что не может так, как надо.

75 Но ни лучший шелк, ни золото,[209]

Флорентийским тканое искусством,

Ни шитье, в котором столько

И ума, и сил, и терпения,

Не смогли бы сделать ее красивей:

Ни лемносский, ни Минервин труд

Не достоин лечь покровом на те прелести,

Что не выйдут из ума у ирландца.

и увозит ее в Ирландию, а Бирену мстит

76 Этою любовью

Много доволен наш паладин,

Оставляя страстного короля

Мстить войною Биреновой измене —

Не то стала бы такая докука

Отвлечением ему самому,

А он шел на выручу

Не Олимпии, а собственной даме.

77 Видно было: здесь ее нет,

Но не видно было: была ли,

И некого спросить: ни души

Не осталось живой на целом острове.

Потому на другое утро,

Как отчалил от острова флот,

Вместе с ним отчалил Роланд в Ирландию,

Чтоб оттуда — во франкские края.

78 Как его ни молили,

Не промедлил он в Ирландии ни двух дней —

Любовь гнала вслед красавице,

Не давая ему привала.