Неистовый Роланд. Песни I–XXV - [140]

1521 г. ею овладели войска Льва X, в декабре вернулась под руку феррарского герцога. Победила партия сторонников Феррары («французская»), но сторонники Медичи («итальянцы») пребывали в добром здравии. Политическая нестабильность усугублялась непрекращающейся войной кланов: непрестанные убийства, грабежи, поджоги, стычки и схватки делали ситуацию в области фактически неподконтрольной. Герцог в марте 1521 г. даже вполне серьезно обдумывал план захвата всех сеятелей беспорядка и депортации их в Феррару — план, впрочем, совершенно нереальный. Ариосто согласился, потому что отступать было некуда. Официально он дал согласие 7 февраля, а 12 продиктовал свое завещание.

К счастью, оно не понадобилось, но за три года (точнее, за 40 месяцев) его пребывания в должности губернатора (комиссара) Гарфаньяны спокойных минут у него было немного. Всего лишь дважды, в сентябре и ноябре

1522 г. Ариосто докладывает, что в провинции все благополучно. Остальное время благополучия не было и в помине. Спустя восемь дней после своего прибытия в Кастельнуово Лудовико обнародовал первый указ против бандитов и их укрывателей: 50 дукатов штрафа — за укрывательство, 25 — за недоносительство. Будет еще много указов, будет непрерывная борьба, но результата это не даст почти никакого. Да и что мог сделать герцогский комиссар с его дюжиной арбалетчиков против многочисленных, прекрасно вооруженных, прекрасно осведомленных о каждом шаге губернатора бандитов, которые опирались на тайную и явную поддержку своих разбросанных по всей провинции кланов и чувствовали себя дома, на своей земле, откуда их можно было вырвать только с корнями. Лудовико даже пытался организовать на борьбу с бандитами население. Под проливным дождем он направляется со своими арбалетчиками на сборный пункт, ждет полдня и вместо полусотни жителей Трассилико, включенных в ополчение, являются шесть, которые объявляют, что вся банда преспокойно и заблаговременно удалилась в неизвестном направлении. Все карательные операции, задуманные Ариосто, заканчивались подобным образом.

Весьма любопытна позиция герцога. Официальные послания Ариосто к нему — почти всегда просьбы о помощи, об усилении воинского контингента, об ужесточении карательных мер. Ответные послания Альфонса — почти всегда отказы, что можно понять (герцогу было не до Гарфаньяны), и очень часто призывы к умеренности, что понять уже труднее. Вообще линия Лудовико в отношении самых разнообразных категорий гарфаньянских законопреступников — в принципе предельно жесткая (хотя в его письмах нередки и сетования на свое доброе сердце: «Я не создан, чтобы управлять людьми, ибо легко поддаюсь состраданию и не могу отказать, когда меня о чем-нибудь просят»), линия Альфонса опять же в принципе — терпимость и милосердие[505]. Герцог — это та инстанция, где «притесняемые» комиссаром гарфаньянцы почти неизменно находили понимание и защиту (что совершенно выводило комиссара из себя). Поведение Ариосто определялось административной необходимостью, это поведение человека, представляющего закон, перед лицом противозаконных действий. Поведение герцога определялось другой, но не менее настоятельной необходимостью — необходимостью удержать за собой провинцию. «Французская» партия, которая вернула ему Гарфаньяну, изгнав в декабре 1521 г. флорентийского губернатора, а летом 1524 г., когда Ариосто ездил по делам в Феррару, организовала сопротивление отрядам Джованни Медичи, вторгнувшимся в провинцию и захватившим Кампорджано, самую мощную ее цитадель — эта партия состояла из таких же бандитов, как и партия медицейских клевретов. Власть герцога в Гарфаньяне держалась в сущности на бандитах. Необходимость, которой он следовал, — необходимость политическая. Ариосто за годы своего губернаторства проявил себя как администратор — способный, ревностный, компетентный, спору нет. Но как политик проявлял себя не он.

Все дипломатические поручения, возлагавшиеся на Ариосто братьями д’Эсте, экстраординарны (от однажды предложенного ему места постоянного посланника Ариосто, как уже упоминалось, решительно отказался — это было как раз в конце его гарфаньянского сидения). Все они имеют целью не далекую политическую перспективу, а внезапно возникшие осложнения данного момента. Лето 1509 г. — срочно замазать трещину, наметившуюся в отношениях Феррары и Рима в связи с официальными демонстрациями филофранцузской политики Альфонса. Декабрь 1509 г. — срочно испросить помощь в связи с угрожающим продвижением венецианцев. Май 1510 г. — если не предотвратить, то, по крайней мере, задержать открыто враждебные акции Юлия II в отношении Феррары и кардинала. 10 августа — отсрочка и (или) охранная грамота. 21 августа — снова отсрочка и снова охранная грамота. В ситуации, уже вышедшей из-под контроля — спасти хоть что-то, замедлить, отсрочить, на полгода, на месяц, на день. Или флорентийские посольства 1519 г., лишенные явного драматизма римских, но проходившие в таком же политическом цейтноте. Рим и Франция вдруг и стремительно сблизились. Лоренцо Медичи, племянник Льва X и правитель Флоренции, получил в супруги из рук короля Франциска Мадлену де ла Тур д’Овернь и как бы в дополнение к приданому — отказ короля настаивать на одном из условий ранее заключенного соглашения с папой, согласно которому тот обязался в семимесячный срок вернуть феррарскому герцогу Модену и Реджо. Феррара теряла самого надежного, самого могучего союзника и следующим вкладом в крепнущую франко-римскую дружбу вполне мог стать ее суверенитет. Надо было всеми силами, пока длился этот альянс, поддерживать хорошие отношения с Медичи. Устанавливать или укреплять эти отношения поехал во Флоренцию Ариосто.