Неистовый Роланд. Песни I–XXV - [139]

Как можно было расценить отказ Ариосто, тем более, что за ним последовал полный разрыв с кардиналом? Как его могли расценить, скажем, Челио Кальканьини или Андреа Мароне, соперники в борьбе за вакантное место в свите? Как вопиющее пренебрежение собственными интересами, не иначе. Даже как прямую глупость или, с поправкой на поэтическую натуру, именно как чудаковатость. А объяснения Ариосто могли такое впечатление только усилить: сломать карьеру, лишиться почетного и выгодного места, насмерть рассориться с одним из самых могущественных духовных владык Италии, реальным претендентом на тиару, и только потому, что желудку тяжела пряная пища! Действительно, чудак. Тем более что случай с кардиналом, хотя и самый впечатляющий, но не единственный (в 1524 г., например, Ариосто отказался от места постоянного посланника при Клименте VII, пойдя наперекор недвусмысленно выраженному желанию герцога).

Поведение Ариосто в венгерском эпизоде можно, однако, интерпретировать совершенно иначе. В свете, к примеру, существовавшего в Ферраре до середины 1510-х годов фактического разделения власти между братьями д’Эсте, герцогом и кардиналом, и неявной борьбы со стороны кардинала — за сохранение двоевластия, со стороны герцога — за его устранение. В таком свете отъезд кардинала будет выглядеть признанием поражения, отказ Ариосто его сопровождать — мужественным выбором в пользу политического единства Феррары, а его первая сатира — бурлескной игрой с политическими мотивами, неузнаваемыми в гастрономической, физиологической и эмпирически личной травестии. Такую интерпретацию выдвинул Рикардо Бакелли[504], и она предполагает тот образ поэта, который мы назвали антилегендарным — он настолько далек от образа легенды, настолько по отношению к нему полемичен, что как бы вынужден черпать свою силу в его жизненности, вынужден воспроизводить его вновь и вновь. Это образ дипломата высокого полета, способного рассчитывать конъюнктуру на много ходов вперед и проникать в тайные пружины политических решений, способного влиять на политическую обстановку во всеитальянском масштабе, используя свои незаурядные личные способности и близость к сильным мира сего, способного самостоятельно вести политическую игру, преданно и целеустремленно отдающего всю свою энергию и все ресурсы своей личности на процветание Феррары и династии и потому высокого ценимого в высших эшелонах власти, желанного сотрудника в любом сложном предприятии, затрагивающем суверенные интересы государства.

Истина, видимо, как ей свойственно, лежит посередине. Чудаком, путающим бузину с каперсами и бредущим за десяток миль в домашних туфлях, Ариосто, разумеется, не был. Такой человек не вытянул бы на своих плечах огромную семью и не посылался бы раз за разом «смирять (как он сам сказал в первой сатире) великий гнев Второго Юлия». Не был он и прожженным политиком, что, на наш взгляд, лучше всего доказывает эпизод с его губернаторством в Гарфаньяне.

Примерно полгода после разрыва с кардиналом Лудовико оставался не у дел, и только 13 апреля 1518 г. его имя появляется в списке герцогских придворных: Ариосто сменил хозяина. Эта перемена мало сказалась на характере службы: протокольное присутствие при дворе, обязанности текущего момента, деловые и связанные с этикетом поездки в Модену, Венецию, Болонью, Корреджо, Флоренцию. Разве что материальное положение герцогского слуги оказалось в гораздо большей зависимости от финансового положения герцогства: слугам кардинала, не связанным с государственной казной, жилось в этом отношении не в пример свободнее. Ариосто в полной мере испытал это на себе в конце 1521 г. С лета возобновилась война Франции и Империи на итальянской земле. Феррара, как всегда, держала сторону Франции, папский Рим, как всегда, задумывал захват Феррары. Очень быстро положение Франции и ее союзников стало критическим. К декабрю войска церкви овладели Пьяченцей и Пармой, испанцы вошли в Милан. Феррару спасла только скоропостижная смерть Льва X, но финансы герцогства были совершенно истощены непомерными военными расходами, и Альфонс решился на крайнюю меру: приостановил выплату жалованья своим служащим. За последние четыре месяца 1521 г. Ариосто вместо причитавшихся ему 82 маркезанских лир получил 5 лир 12 сольдов — стоимость годового припаса соли. А ведь на плечах Лудовико помимо обычных расходов висели еще платежи за отпечатанного в феврале «Неистового Орландо»: в частности, 100 маркезанских лир, занятых у синьоры Антонии дель Панца. Долг, который Ариосто обязался погасить в течение года (а уплатил только в 1523 г.). Лудовико, оказавшийся на грани банкротства, попросил у герцога «кормления». Ему предложили Гарфаньяну.

Это было ненамного лучше Венгрии: ближе, конечно, но ответственнее и опасней. Да и не так уж близко: более ста миль от Феррары, последняя часть пути — по горам, кишащим бандитскими шайками. Гарфаньяна — область на стыке Аппенин и Апуанских Альп, гористая, труднодоступная, малонаселенная, далекая от центров и магистралей блестящей цивилизации Ренессанса. Совсем другой мир, варварский, неуютный и жестокий. До середины XV в. была под Луккой, затем перешла к Ферраре, в сентябре