Негасимое пламя - [24]
Все изменилось, словно новобрачным улыбнулись небеса! Все зашумели с новой силой. Вахтенные на палубе стащили парусиновый чехол и деревянный щит с застекленного потолка. Сумрак сменился рассеянным дневным светом, словно в старой деревенской церкви. Уверен, свет этот оживил множество воспоминаний о родных местах и вызвал столько же улыбок, сколько и слез.
Пробило шесть склянок — утренняя вахта. Из каюты Преттимена вытащили парусиновый стул. Шум внезапно стих. Появился капитан Андерсон, мрачный как всегда, если не мрачнее. За ним семенил Бене, держа под мышкой огромную книгу в коричневом переплете — судовой журнал. Капитан надел ту же парадную форму, в которой обедал на «Алкионе». Я тут же представил себе, как Бене (образцовый флаг-адъютант!) нашептывает ему: «По моему скромному разумению, сэр, парадная форма будет очень кстати». Бене тоже был в парадном и, судя по рассеянному взгляду, сочинял для невесты любезное поздравление в стихах. Беспомощный жених, разумеется, оставался в постели. Капитан вошел к нему в каюту.
Появилась мисс Грэнхем — в белом! Возгласы, перешептывания, снова тишина. Платье, возможно, было ее собственным, а вот фата раньше служила вуалью миссис Брокльбанк. Я был в этом уверен, потому что следом за невестой из ее каюты — и как они только там помещались?! — вышли миссис Ист, миссис Пайки, разумеется, миссис Брокльбанк. Мисс Грэнхем с достоинством прошествовала от своей каюты к каюте Преттимена, несмотря на то, что ей для этого пришлось держаться за поручень. Женщины приседали в реверансе, мужчины кланялись или отдавали честь. Невеста переступила через порог и вошла в каюту жениха. Бене остался снаружи. Мы с Олдмедоу протолкались к двери. Бене невидящим взором вперился в спину мисс Грэнхем. Я подергал его за рукав.
— Будьте так любезны, разрешите свидетелям пройти.
Лейтенант подвинулся, толпа загомонила и смолкла. Мисс Грэнхем стояла у койки, на уровне плеч Преттимена, и тут мне в голову пришла простая мысль — настолько простая, что, видимо, никто об этом не подумал. Преттимен по-прежнему лежал головой к корме!
Мисс Грэнхем откинула вуаль. Как правило, невеста стоит не лицом, а спиной к собравшимся. Впрочем, все происходившее выходило за рамки привычного. Лицо мисс Грэнхем горело, по-видимому, от смущения. Во всяком случае, на румяна было непохоже.
Подошло время описать несколько потрясений, которые испытал в тот день Эдмунд Тальбот. Во-первых, откидывая фату, невеста подняла голову. Качнулись гранатовые серьги — именно их надела Зенобия Брокльбанк на свидание со мной. Вспоминать об этом удовольствия не доставляло. Я словно наяву увидел, как тонкие цепочки подрагивают в ушах хозяйки, охваченной порывом страсти. Было от чего смешаться, но общая атмосфера некой фривольности помогла справиться с ситуацией, которую я счел довольно забавной.
В руках мисс Грэнхем крутила букет. Подружек у невесты не было, вручить его было некому: единственной подходящей кандидатурой могла бы стать мисс Брокльбанк, сидевшая у себя в каюте. Букет был настоящий, в отличие от искусственных розеток, что надели некоторые из собравшихся. Живые цветы и зелень! Я точно знаю, потому что мисс Грэнхем покрутила головой и, не найдя подружек, сунула букет мне! Общеизвестно, что ждет счастливицу, получившую букет невесты. Олдмедоу кашлянул, а в толпе захохотали. Я вспыхнул не хуже мисс Грэнхем. Сжав кулак, я ощутил прохладу и свежесть настоящих цветов и листьев — не иначе как из капитанской оранжереи! Наверняка и тут работа Бене: «Смею почтительно заметить, сэр, экипаж и пассажиры будут весьма восхищены, если вы осчастливите невесту отборным экземпляром флоры из вашего сада!»
Следующее и последнее потрясение ожидало всех, кто слышал в тот день капитана. Он раскрыл молитвенник, откашлялся и начал:
— Человек, рожденный женою, краткодневен и пресыщен печалями…[13]
Боже правый — заупокойная служба! Лицо мисс Грэнхем, женщины образованной, мгновенно побелело. Не помню, что сталось со мною, знаю только, что, когда я в следующий раз поглядел на букет, тот был грубо смят. Если за первыми словами Андерсона последовали и другие, я не расслышал их за вскриками и истерическими взвизгами толпы, за шорохом, с которым снова и снова крестились ирландцы. Бене выступил у меня из-за спины, я задвинул его обратно. Капитан Андерсон порылся в молитвеннике, открывшемся на столь страшной странице, уронил его, поднял, перелистал заново. Руки его, привычные ко всем невзгодам, дрожали. Стоит задеть самые глубинные струны нашей натуры, и нас охватывает страх.
— Возлюбленные братия! — начал он твердым, яростным голосом.
Потребовалось время, чтобы поставить на ровный киль перевернутый кораблик свадебной церемонии. Мистер Ист, бормоча извинения, протиснулся между мной и Андерсоном и взял невесту за руку. Бене попытался было пробраться в каюту, я придержал его, но он прошипел:
— У меня кольцо!
Дело было сделано. Вправду ли на лице невесты, которую буквально передали из рук в руки, мелькнула легкая тень презрения? Мне, верно, показалось. Собравшиеся, как могли, соблюдали спокойствие. Возражений ни у кого не нашлось, холостяк и незамужняя девица отныне принадлежали друг другу в глазах света и получили право делать друг с другом, что им заблагорассудится. Андерсон не поздравил жениха, не пожелал счастья невесте. «В его упущении, однако, есть здравый смысл», — думал я, видя, как мало радости свадьба принесла новобрачным. Капитан склонился над откидной доской и занялся формальностями: открыл судовой журнал, поставил под бумагами свое имя, передал журнал больному. Бедному Преттимену пришлось расписываться вверх ногами. Мисс Грэнхем, в отличие от большинства взволнованных невест, начертала свое новое имя — Летиция Преттимен — твердо и уверенно. Я вывел свою подпись. Олдмедоу расписался рядом со мной. Капитан передал документы невесте с таким видом, словно вручил ей квитанцию. Он буркнул что-то жениху, кивнул окружающим и удалился, сжимая судовой журнал, который отныне был украшен не совсем обычной и даже в чем-то комичной записью.
«Повелитель мух». Подлинный шедевр мировой литературы. Странная, страшная и бесконечно притягательная книга. Книга, которую трудно читать – и от которой невозможно оторваться.История благовоспитанных мальчиков, внезапно оказавшихся на необитаемом острове.Философская притча о том, что может произойти с людьми, забывшими о любви и милосердии. Гротескная антиутопия, роман-предупреждение и, конечно, напоминание о хрупкости мира, в котором живем мы все.
Одно из самых совершенных произведений английской литературы.«Морская» трилогия Голдинга.Три романа, посвященных теме трагического столкновения между мечтой и реальностью, между воображаемым – и существующим.Юный интеллектуал Эдмунд Тэлбот плывет из Англии в Австралию, где ему, как и сотням подобных ему обедневших дворян, обеспечена выгодная синекура. На грязном суденышке, среди бесконечной пестроты человеческих лиц, характеров и судеб ему, оторванному от жизни, предстоит увидеть жизнь во всем ее многообразии – жизнь захватывающую и пугающую, грубую и колоритную.Фантазер Эдмунд – не участник, а лишь сторонний наблюдатель историй, разыгрывающихся у него на глазах.
Лейтенант потерпевшего крушение торпедоносца по имени Кристофер Мартин прилагает титанические усилия, чтобы взобраться на неприступный утес и затем выжить на голом клочке суши. В его сознании всплывают сцены из разных периодов жизни, жалкой, подленькой, – жизни, которой больше подошло бы слово «выживание».Голдинг говорил, что его роман – притча о человеке, который лишился сначала всего, к чему так стремился, а потом «актом свободной воли принял вызов своего Бога» и вступил с ним в соперничество. «Таков обычный человек: мучимый и мучающий других, ведущий в одиночку мужественную битву против Бога».
Роман «Шпиль» Уильяма Голдинга является, по мнению многих критиков, кульминацией его творчества как с точки зрения идейного содержания, так и художественного творчества. В этом романе, действие которого происходит в английском городе XIV века, реальность и миф переплетаются еще сильнее, чем в «Повелителе мух». В «Шпиле» Голдинг, лауреат Нобелевской премии, еще при жизни признанный классикой английской литературы, вновь обращается к сущности человеческой природы и проблеме зла.
Сборник "Сила сильных" продолжает серию "На заре времен", задуманную как своеобразная антология произведений о далеком прошлом человечества.В очередной том вошли произведения классиков мировой литературы Джека Лондона "До Адама" и "Сила сильных", Герберта Уэллса "Это было в каменном веке", Уильяма Голдинга "Наследники", а также научно-художественная книга замечательного чешского ученого и популяризатора Йожефа Аугусты "Великие открытия"Содержание:Джек Лондон — До Адама (пер. Н. Банникова)Джек Лондон — Сила сильных (пер.
«Двойной язык» – последнее произведение Уильяма Голдинга. Произведение обманчиво «историчное», обманчиво «упрощенное для восприятия». Однако история дельфийской пифии, болезненно и остро пытающейся осознать свое место в мире и свой путь во времени и пространстве, притягивает читателя точно странный магнит. Притягивает – и удерживает в микрокосме текста. Потому что – может, и есть пророки в своем отечестве, но жребий признанных – тяжелее судьбы гонимых…
Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.
Внимание: данный сборник рецептов чуть более чем полностью насыщен оголтелым мужским шовинизмом, нетолерантностью и вредным чревоугодием.
Автор книги – врач-терапевт, родившийся в Баку и работавший в Азербайджане, Татарстане, Израиле и, наконец, в Штатах, где и трудится по сей день. Жизнь врача повседневно испытывала на прочность и требовала разрядки в виде путешествий, художественной фотографии, занятий живописью, охоты, рыбалки и пр., а все увиденное и пережитое складывалось в короткие рассказы и миниатюры о больницах, врачах и их пациентах, а также о разных городах и странах, о службе в израильской армии, о джазе, любви, кулинарии и вообще обо всем на свете.
Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.
В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.
Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.
Одно из самых совершенных произведений английской литературы. «Морская» трилогия Голдинга. Три романа, посвященных теме трагического столкновения между мечтой и реальностью, между воображаемым — и существующим. Юный интеллектуал Эдмунд Тэлбот плывет из Англии в Австралию, где ему, как и сотням подобных ему обедневших дворян, обеспечена выгодная синекура. На грязном суденышке, среди бесконечной пестроты человеческих лиц, характеров и судеб ему, оторванному от жизни, предстоит увидеть жизнь во всем ее многообразии — жизнь захватывающую и пугающую, грубую и колоритную.
Одно из самых совершенных произведений английской литературы. «Морская» трилогия Голдинга. Три романа, посвященных теме трагического столкновения между мечтой и реальностью, между воображаемым — и существующим. Юный интеллектуал Эдмунд Тэлбот плывет из Англии в Австралию, где ему, как и сотням подобных ему обедневших дворян, обеспечена выгодная синекура. На грязном суденышке, среди бесконечной пестроты человеческих лиц, характеров и судеб ему, оторванному от жизни, предстоит увидеть жизнь во всем ее многообразии — жизнь захватывающую и пугающую, грубую и колоритную.
О чем бы ни писал Маркес, он пишет, в сущности, о любви. О любви — и «Сто лет одиночества», и «Вспоминая моих несчастных шлюшек», и, разумеется, «О любви и прочих бесах»…Юную маркизу Марию сочли одержимой бесами и заточили в монастырь. Спасать ее душу взялся молодой священник Каэтано.Родные девушки и благочестивые монахини забыли старинную испанскую пословицу: «Коли огонь к пороху подносят, добра не жди».И что дальше?Любовь! Страсть!А бесов любви и страсти, как известно, не изгнать ни постом, ни молитвой, ни даже пламенем костра…