Небоглазка - [7]
Мы повернулись и зашагали дальше. Мыш упорно шел за нами. Мы перебирались через огромные завалы щебня — все, что осталось от складов и мастерских. Переступали через пятна почерневшей земли и золу — дети жгли здесь костры. Под ногами было сплошное запустение, рытвины и ямы. Вороны копошились в кучах мусора. Дорогу нам перебежала крыса. Кое-где нас встречала колючая проволока и надпись «Вход воспрещен». Мы перелезали через заграждения и двигали себе дальше.
— Сюда, — командовал Ян. — А теперь сюда.
Мы шли быстрым шагом, размахивая руками. Мыш почти сразу отстал. Мы подбирали обломки кирпичей и цемента, подбрасывали в воздух и слушали, как они с грохотом разбиваются о землю. Солнце скатилось еще ниже. Дальние пустоши темным контуром обозначились на горизонте. До нас доносился шум реки — до нее оставалось метров сто, не больше. Река билась и плескалась о заброшенные причалы. Мерцала в лучах заката. Блестела, как чеканный металл, а неспешные длинные волны катились в сторону далекого моря.
Наконец Ян произнес:
— Здесь.
Скрючился у кучи битого кирпича и щепы. Начал раскидывать ее.
— Давай!
Я подключилась к делу.
— Вот он, — прошептал Ян.
На поверхности показался угол двери, угол плота. Январь засмеялся:
— Ну, покажись, красавец мой!
Копаем. Откидываем мусор в сторону. Потом приподняли плот за угол и наклонили, чтобы остальной мусор просто свалился. Наконец мы вытащили плот на поверхность и с грохотом уронили на землю.
Январь как рассмеется от радости. Стал руками сметать песок с досок.
— Красавец, правда, Эрин?
Плот был сделан из трех дверей, приколоченных к раме. На дверях облупившимися золотыми буквами было написано:
Через весь плот шла красная надпись рукой Яна:
— Красавец, правда?
— Да. — Я отвернулась к темнеющей в сумерках воде. — Красавец!
7
К одному углу плота был привязан швартовый канат. Еще имелись два весла, выпиленные из дверных рам. Мы закинули весла на плечи. Поволокли плот по разбитой мостовой. Откуда-то из развалин появились дети. Стоят на кучах мусора и смотрят. Плот скрипит и трещит. Солнце садится. Я слышу стук своего сердца. Мы вышли к причалам и посмотрели вниз, на маслянистую грязную воду.
— Мамочки! — говорю.
Январь ухмыльнулся:
— Страшно?
— Не то слово. Жутко!
Он рассмеялся:
— Мы сейчас спустим его, а потом прыгнем. И поплывем. Все просто.
— А если он пойдет ко дну?
— Ты умеешь плавать?
— Да.
— Ну вот.
— Ну ты даешь, Январь!
В его глазах замелькали дьявольские огоньки.
— Ну ты даешь, Эрин!
Засмеялся. Пнул плот ногой.
— Сама смотри. Надежный, как скала. Ни за что не потонет.
А я стою, и мне храбрости не набраться. Поглядела на реку, на поднимающийся вечерний туман.
— Может, пешком? — говорю.
— Пешком! И где же твоя тяга к приключениям? Мы придвинулись друг к другу. Он взглянул мне в глаза:
— Что мы теряем?
Жизнь, подумала я. И ответила:
— Ничего.
— У тебя есть я, а у меня — ты. Вместе точно управимся.
— Да.
— Ну вот.
Я набрала побольше воздуха и прошептала:
— Ладно.
И тут у нас за спинами вырос Мыш:
— Возьмите меня с собой!
— Иди домой! — сказал Январь.
Мыш засучил рукав и показал нам татуировку:
— Пожалуйста! — говорит.
Я посмотрела на Яна.
— Ну ты даешь, Эрин! — говорит он.
— Ты плавать умеешь? — спрашиваю.
Мыш покачал головой.
— Ну пожалуйста, Эрин! Пожалуйста!
— Что скажешь, Ян?
Он чертыхнулся. Сплюнул.
— Чтоб тебе провалиться! — шипит.
И как цапнет Мыша за воротник.
— Что у тебя с собой?
— С собой?
— Еда. Деньги. Одежда. Нож.
Мыш вытащил динозаврика, машинку, пятипенсовую монету. Достал из кармана помятую фотографию с футболистами в рабочих комбинезонах. В неплотно сжатом кулаке он держал Писклю.
— Пи! — говорит Пискля. — Пи-пи!
— Супер! — говорит Ян. — Как раз то, что может понадобиться в трудной ситуации!
И как пихнет Мыша:
— Катись домой! Еще успеешь послушать, как Кев рассказывает про привидения!
— Домой? — переспросил Мыш. — У меня нет дома. Я как вы. Я ниоткуда. Мне все равно куда. Пожалуйста!
— Утопнешь, — говорит Ян.
— А плевал я. Вот плевал — и всё. Пожалуйста. Пожалуйста.
Он снова вытащил пятипенсовую монетку:
— Я вам заплачу!
— Ты нам заплатишь! — расхохотался Январь.
— Держи! Ну возьми, пожалуйста! Это будет моя плата за проезд! Возьмите монетку — и меня!
Надвигались сумерки. Солнце превратилось в большой огненный шар, спускавшийся все ниже за болота.
Небо над городом заполыхало. Над рекой сгущался туман. А мы стоим на причале, думая каждый о своем.
— Места на плоту хватит, — говорю. — Три двери. И нас трое.
Тронула Января за локоть.
— Я буду за ним приглядывать.
— Ну ты даешь, Эрин! — откликнулся он.
Потом пожал плечами. Взял у Мыша пятипенсовую монетку, рассмеялся. Снова наклонился к плоту.
— Ладно, — говорит. — Двинули. Отдать швартов! Мы подтащили плот к краю причала. Он качнулся и опрокинулся в воду. Ян держал швартовый канат. Плот исчез под водой. Там и оставайся, подумала я. Не всплывай! Но он всплыл и закачался на поверхности. Ян ухмыльнулся и сжал мой локоть:
— Двинули!
И со смехом повернулся к Мышу:
— Двинули! Ты тоже! Отдать швартов!
8
Сказать, что это была самая страшная минута в моей жизни? Нет. Самым страшным было мгновение, когда мама навсегда закрыла глаза и оставила меня одну. Но голова у меня кружилась. Сердце колотилось как бешеное. Ноги дрожали. Когда я перешагнула через поребрик и полезла вниз по подгнившим столбам причала, я подумала, что карабкаюсь навстречу смерти. Мыш спускался следом. Это придавало мне сил. Он шептал:. «Давай, Эрин, давай!» Январь глядел на нас сверху, удерживая плот у причала за швартовый канат. Но все равно до него оставалось около метра.
