— Товарищ Руднер!..
— Да это ж Элька Руднер!..
— Товарищ Элька!..
«Не удалось уехать незаметно», — с сожалением подумала Элька.
— Вот так гостья! — Калмен Зогот протянул ей свою большую жилистую руку.
Все столпились вокруг двуколки и, отталкивая друг друга, старались протиснуться.
— Наконец-то вспомнила о нас! — Катерина Траскун обняла ее и расцеловала. — И такая же красавица… Сколько, как ты уехала отсюда?
— С тридцать третьего года, — тихо ответила Элька.
— Господи, восемь лет! — воскликнула Кукуиха. — Помнишь ли хоть меня?
— Помню даже, что вы не позволяли вашему мужу вступать в колхоз…
— Правда? — Кукуиха широко раскрыла глаза. Все вокруг захохотали, засмеялась и она сама.
— А меня вы помните, товарищ Руднер? — раздался звонкий голос Нехамки.
Элька обернулась, увидела пылающее девичье лицо, горячие черные глаза и неуверенно пожала плечами.
— Не узнаете? Это ж Нехамка, Хонцина дочка, председателя…
— Откуда товарищ Руднер может ее помнить? Сколько ей тогда было — лет восемь-девять, не больше.
— Я тогда уже была пионеркой, а товарищ Руднер нашей вожатой…
Элька взглянула на Нехамку. Какая стройная, какая красивая девушка!
— Ты когда приехала? — спросила Катерина. — Только что? Ну, пошли ко мне. Помнишь, ты у меня ночевала когда-то?
— Помню… Но я сейчас уезжаю…
— Что ты говоришь?
Все уставились на нее с удивлением.
— Как это — сейчас уезжаешь? — спросил Калмен Зогот. — Ты что же — не хочешь даже на наше хозяйство поглядеть?
— В другой раз… Я с попутной машиной.
— Жалко. Нашего колхоза сейчас не узнать. Как раз тебе не мешало бы посмотреть.
— Я спешу… Уезжаю на этой машине…
— Ничего не скажешь, — Додя Бурлак покачал седой головой, — жить бы можно. Можно бы жить, если б не война… Скажи, товарищ Элька, что ж это будет? Сколько это может продолжаться? Ты ведь знаешь больше нас…
— Я знаю столько же, сколько и вы.
— Ну, все-таки. Ты там с большими людьми… До каких же пор? Вон ведь уже до Минска дошли.
— Каждый день новое направление, — сокрушенно вставил Триандалис.
— Не дай бог, еще и до нас доберутся.
— Что же это за сила такая, что нельзя ее остановить?
— А я понимаю, — задумчиво сказал Калмен Зогот, снимая соломинку с бороды. — Я думаю, что мы их заманиваем в западню, и скоро им конец.
— Дай бог, дай бог, — поддакнула Катерина. — Ну, а ты-то как? Расскажи хоть, как ты живешь? Кто твои муж? Тоже гуляйпольский?
— Нет, с Урала.
— С Урала? — переспросила Кукуиха. — О, должно быть, большой начальник…
Элька чувствовала, что у нее кружится голова — может, и потому, что за весь день у нее маковой росинки во рту не было. Она нетерпеливо оглянулась на машину. Скорее бы уехать.
Бидоны заняли весь кузов. Шефтл с озабоченным видом стоял возле шофера и, разговаривая с ним, глядел издалека на Эльку. Юркий старичок экспедитор, отвечая, кивал и одновременно подписывал на крыле машины какие-то розовые квитанции.
Элька стала прощаться.
— Будьте здоровы… Кланяйтесь Хонце, Хоме, всем, всем, — говорила она уже на ходу.
— Я хочу вас о чем-то попросить, — тихо сказала Доба, следуя за Элькой. — Мне бы вот ссуду получить. Небольшую. Я одна… Замолвите за меня словечко в райисполкоме.
— Вам и так дадут, — ответила Элька.
— Ну хоть словечко, пожалуйста. С вашей просьбой они посчитаются.
— Напрасно вы так думаете, — сказала Элька с горькой усмешкой.
— Нет, я знаю, вы же в «Заготзерне» главный начальник. Ну, я прошу вас…
Шофер включил мотор, и Элька побежала к машине.
— Вот так, возомнят о себе и не хотят другому малейшего одолжения сделать, — ворчала Доба.
— Ну, едем! — умоляюще попросила Элька.
— Ум-гу, — ответил экспедитор, закуривая папиросу. Элька подумала, что, предложи он ей сейчас сесть
в кабину, она бы не отказалась. То, что придется сидеть среди бидонов, ее не смущало, но вокруг стояли колхозники и, главное, среди них был Шефтл, и было неприятно у всех на виду перелезать через борт кузова. Но экспедитор не предложил.
— Ну, Шефтл… — Элька подошла к нему, полола руку. Больше она ничего не могла сказать. Ухватилась за борт, стала ногой на колесо и, придерживая платье у колен, перелезла в забитый бидонами кузов. Все смотрели на нее. Растерянно улыбаясь, она махнула рукой.
В эту минуту мотор загудел, машина рванула с места, Элька покачнулась и упала на приплясывающие бидоны; зацепившись за проволоку, порвала пальто.
«И откуда, черт бы ее подрал, взялась эта проволока!» Элька с трудом протиснулась между бидонами ближе к кабине. Здесь хоть не так трясло. Оглянулась она, когда они были уже возле подсолнечников, и увидела издали, как двуколка Шефтла повернула обратно к хутору.
Шефтл ехал шагом. Давно у него не было так муторно на душе. Только что была здесь Элька, и вот ее уже нет. Уехала… Оставив двуколку около двора, он направился к дому. Переступил порог и остановился, широко раскрыв глаза: на Шмуэлкиной кровати лежала, зарывшись головой в подушку, Зелда и громко плакала. На полу молча сидели дети, только Курт стоял возле Зелды и робко гладил ее по ноге.
— Что случилось? — спросил Шефтл смущенно. Дети испуганно посмотрели на отца, а Зелда, услышав его голос, разрыдалась еще громче.
— Что? Сильно палец болит? — Шефтл подошел к кровати и нагнулся над Зелдой.
