I
Ранним июньским утром ко мне на дачу неожиданно приехал Анатолий Большаков, уже немолодой поэт. По тому, как он торопливо вытащил из кармана измятую пачку сигарет, хотя недавно бросил курить и очень этим гордился, по сосредоточенному взгляду, насупленным бровям я понял: он чем-то озабочен — и повел его к себе на веранду.
Внизу лежало море — сверкающая огненная чаша, а со стороны сада веранда была густо увита виноградом. Этот живописный уголок и бокал выдержанного домашнего вина должны были бы вернуть моему другу его обычное благодушное настроение.
Но он, отодвинув бокал, негромко промолвил:
— Я хочу поделиться с вами… — Он замолчал, потом решительно договорил: — Хочу рассказать нечто для меня очень важное.
— Мы здесь совершенно одни, никто нам не помешает. Я слушаю вас, Анатолий Александрович.
И Большаков не спеша заговорил:
— Месяца два тому назад хмурым, дождливым днем я возвращался с Большого Фонтана в город. Спешил в издательство, чтобы вовремя сдать рукопись нового сборника. Автобус, как всегда, был переполнен. Хлестал дождь. Прижатый к окну, я не без труда раскрыл папку и еще раз просмотрел стихотворение, которое мне очень нравилось, но не вызывало особого восторга редактора. Нет, все было на месте, все было как надо, и я захлопнул папку.
— Простите, могу ли я к вам обратиться? — услышал я приятный голос женщины и взглянул на нее. Это была немолодая, но еще очень привлекательная блондинка с глубокими серыми глазами. — Я все ждала, пока вы кончите читать, — спокойно продолжала она, поправляя тонкими пальцами русую прядь волос, упавшую ей на щеку.
Я все еще был поглощен мысленным спором с редактором и не сразу сообразил, что этой женщине нужно. Но на всякий случай поощряюще кивнул.
— Скажите, ваша фамилия… Большаков? — спросила она несмело.
— Да.
— Анатолий Александрович?! Значит, я не ошиблась?! — сказала она, как будто и сама этому удивляясь.
— Вы меня знаете? Откуда? — с любопытством спросил я.
Она замялась, но потом, словно что-то решив для себя, полушутя ответила:
— Я утащила из разбитой витрины вашу фотографию. Это было в начале войны.
— Зачем вам понадобилась моя фотография? — удивился я.
— Не мне понадобилась. Моей подруге… Она меня очень просила.
— Как зовут вашуподругу?
— Какое это имеет значение. Бы ее, наверное, уже не помните.
— Пока на память свою не жалуюсь. Прошу вас, скажите, кто же она, ваша подруга?
— Ее зовут… Лия.
— Вайнберг?
— Да.
Я был потрясен. Вдруг, совершенно неожиданно от чужого человека я услышал дорогое мне имя…
— Где она? Что вы знаете о ней? — Я старался, чтобы мой голос звучал спокойно и ровно.
Моя попутчица опустила глаза и как-то странно, с оттенком грусти взглянула на меня.
— Ради бога, что с Лией?
Ей явно не хотелось отвечать, и я понял: с Лией случилось что-то страшное.
— Что же вы молчите?! Я ведь прошу вас…
— Лучше бы вы не спрашивали. — Она прикусила губу и посмотрела в окно.
Автобус подходил к вокзалу.
— Вы должны мне все рассказать, — настаивал я. — Прошу вас.
— Сейчас я все равно не могу. — Она поднялась. — Тороплюсь на вокзал. Брат уезжает, надо проводить.
— Когда же мы увидимся, когда продолжим разговор? — боясь не услышать ответа, я протискивался за ней к выходу. — Завтра?.. Завтра вы сможете?
— Смогу.
— Где?
— Здесь, на автобусной остановке. В это же время…
II
Так и не доехав до нужной мне остановки, я сошел с автобуса и пошел пешком. Нужно было хоть немного справиться с нахлынувшими воспоминаниями. Дождь перестал, и я, озабоченный, шел вдоль свежеумытой улицы. Потом долго бродил по скверу, а когда наконец оказался возле издательства, то дверь была закрыта. Рабочий день давно кончился.
Домой я пришел поздно, но никак не мог уснуть. Перед моими глазами была Лия, такая, какой я увидел ее в первый раз, когда она со скрипкой стояла на летней эстраде Приморского парка. Ей долго аплодировали. Лия кланялась, и ее тугие черные косы почти касались земли. Эта тоненькая девушка в скромной батистовой блузке покорила всех.
Я должен был выступать после Лии. Очевидно, в тот раз я читал стихи лучше, чем когда-либо.
С концерта мы ушли уже вместе. Я и Лия. По крутому склону спустились к морю и долго бродили по берегу. Большая оранжевая луна повисла над самой водой. И море, там, вдали, было бесконечной золотой равниной.
Скала, на которую мы взобрались, была еще теплой, и к ней тихо ласкалась ночная волна.
Лия попросила почитать стихи. Я читал, а она смотрела на меня удивленными счастливыми глазами.
Потом рассказывала о себе. Отец у нее хороший, но очень строгий, а мама добрая, милая. Есть еще младшая сестренка и братик — совсем малыш. Лия уже понемногу помогает родителям. Это когда концерты платные.
Где-то среди скал вовсю цвели сады, и теплый ветер доносил сюда запах цветущей вишни.
Мне хотелось взять ее за руку, но я не посмел — Лия была еще такая молоденькая.
С моря потянуло свежестью, и мы снова побрели вдоль берега. А улыбающаяся луна следовала за нами.
С того вечера мы стали встречаться на Приморском бульваре, у Потемкинской лестницы.
Прошли лето и осень, наступила зима. Мы ждали друг друга и под дождем, и в ясные морозные вечера, и когда над городом, над портом бесновалась вьюга.
