Небо и горы - [9]

– Да уж, ни один кровосос живым не уйдёт. Тут и боеголовки не нужно, когда есть головка чеснока.

Полине хотелось продлить это соприкосновение – такое земное, доверительное, перекинувшее между ними мостик близости.

Этот поход оставил в душе чувство незавершённости и неудовлетворённости, жажды чего-то большего. Они с Ириной простились друзьями, но в воздухе звенела какая-то иная, более глубокая струнка. Её надрывный звук заставлял развернуть машину и мчаться вслед за поездом, уносившим Ирину в её родной город... Но Полина поехала домой.

Она зарегистрировалась на сайте Ирины и рассказала в личном сообщении свою историю с матерью Нади.

«Меня не отпускало чувство, что я сама, своими руками уложила любимую женщину в могилу. Если бы я тогда позволила ей остаться... кто знает? Всё было бы иначе. Может быть, она и не заболела бы... И была бы сейчас жива».

Ирина ответила, и у них завязался долгий разговор, который как-то незаметно перенёсся в электронную почту, а потом в Скайп. Полина снова видела её и слышала её голос, и подспудное чувство оформлялось, проступало из глубин души чёткими очертаниями: да, ей нравилась Ирина. Не как психолог, а как женщина. В этом чувстве не было той молодой остроты, перешедшей в мучительную ненасытность, которая сопровождала её любовь к матери Нади; это была, скорее, жажда покоя, желание тихого счастья. Тихая гавань на коленях у прекрасной женщины. Да, склонить голову на колени Ирины – и выспаться... Выспаться за все долгие годы бессонницы, подхлёстываемой походами и горными восхождениями. Что её туда гнало? Какой-то дух беспокойства, непоседливости. Кто-то плачет, а кто-то выматывает себя физически. Апогей боли настал, когда Надя однажды ночевала у Полины, и та, сидя возле спящей девушки, так похожей на свою мать, говорила в молчаливую, но внимательно слушающую пустоту. Не вслух говорила, а в своём сердце, роняя несуществующие, не выплаканные, замёрзшие в горных ледниках слёзы.

«Лиза... Лиза... Зачем была эта песня, скажи? Что ты этим хотела сказать? Что мы с тобой встретимся на том свете?»

Но апогей боли миновал. Боль пошла на спад, остались только те кладбищенские берёзы, вечно скорбные и кроткие, как монахини.

И теперь рядом журчала тёплая река – Ирина. Ненавязчивая, знающая, как обогнуть острые углы, когда настоять, а когда отступить. Полина тщетно искала в себе кипучую остроту эмоций и страсть – видно, с возрастом кровь остыла, страсти улеглись. Она даже не знала, влюблена она в Ирину или нет. Эта женщина нравилась, тревожила, притягивала к себе мысли, стояла перед глазами, но как всё это назвать?.. Увлечение? Влюблённость?

Или просто приближающаяся старость?

А может, на этом жизненном этапе и любовь изменилась, облачившись в скромные одежды и прикрыв бесстыдную наготу, которой она блистала в юности.

– Ира, нам надо увидеться, – сказала Полина. – Лицом к лицу, вживую.

Они даже ничего толком не обсудили, Полина просто купила билет и поехала. Ещё утром они разговаривали в Скайпе, а вечером Полина покачивалась на верхней полке в купе поезда. В дороге она изучала электронную карту города и расположение дома Ирины.

Все её вещи умещались в небольшой спортивной сумке. Позавтракав в кафе, Полина прогулялась по улицам, зашла в цветочный магазин и купила букет.

Кнопку дверного звонка она нажала в одиннадцать утра. Дверь открылась – и вот она, в шёлковом халатике, без макияжа, с ещё немного влажными после душа волосами. Денис был в школе, Надюшка – в садике, а в духовке стоял пирог с рыбой и рисом.

– Как-то всё так спонтанно получилось... Я еле успела рыбы купить!

У неё было и вино, и фрукты. Вынимая пирог, Ирина склонилась, и подол короткого халата приоткрыл внутреннюю сторону её бёдер – не дряблых, а вполне подтянутых и гладких.

– Полагаю, неприлично предлагать тебе секс, едва переступив порог, – сипло проговорила Полина.

Она шокировала, эпатировала. Испытывала то ли Ирину, то ли себя, то ли пыталась вывести на чистую воду это бесформенное чувство, заставить его назвать своё имя. Ирина выпрямилась – очаровательно смущённая, с розовыми пятнышками на скулах.

– Всё зависит от твоих дальнейших намерений.

– Я сама не знаю, Ирочка. Потому и приехала.

Да, может быть, это было и неприлично, и пошло. Но пирог стыл на столе, а они целовались, стоя точно под кухонной люстрой, и рука Полины скользила по гладкому шёлку халата, изучая тёплые изгибы спины и поясницы Ирины.

Ирина провела пальцем по шраму на виске Полины.

– Хотела спросить, но не решалась... Откуда это?

Полина рассказала.

– Как видишь, ничего романтического. Банальная неловкость.

По пути в спальню Полина успела мельком оглядеть квартиру. Скромно, уютно и чисто, но не фанатично вылизано. Здесь жила хозяйка, женщина. Здесь пахло домом. И покоем.

«Что ты такое, как тебя зовут?» – спрашивала Полина неясное чувство, лёгкими скользящими движениями освобождая Ирину от халата и открывая её грудь.

Ладони повторяли очертания хрупких плеч, губы дышали теплом тонких ключиц с ямочками.

«Кто ты, как тебя зовут?» – спрашивала она женщину, чья золотоволосая голова лежала у неё на плече.