Небесный хор - [5]

А прочитает их, и я умру,

И в тот же миг бесплотным стану духом

В эфире горнем, в тверди безграничной.

Такие думы посещают ум,

Когда блуждаю, маленький и слабый,

В дни Рождества по неподвижным дланям

Праматери усопшей и смотрю,

Как тощий месяц бодрствует над телом,

Качая оплывающей свечой.

«В твоем краю голодных много мест…»

В твоем краю голодных много мест

И много рук протянуто за хлебом,

Но убаюкан бездыханным небом

Монахинь-мельниц сухорукий крест.

Такой же крест в душе твоей просторной.

Небесный ветр ворочает его,

Весь день поет, размалывая зерна.

Но им не надо хлеба твоего.

«Говорят, что странники в пустыне…»

Говорят, что странники в пустыне

Зрят миражи. Разве зданья эти

Не мираж, возникший в тверди синей

На глазах усталого столетья?

Эти кубы, улицы, трамваи,

Небоскребы, фабрики и арки

Над мостами — разве не вскрывают

Бред земли — горячечный и яркий?

Как мираж у старого кургана,

Вырастают зыбкие строенья.

Это ты, волшебница Моргана,

Ворожишь, играя светотенью.

Так давно мне город этот снится.

И не знаю, скоро ли воспряну

В голубой пустыне, где денница

Чуть горит полоской нежно рдяной.

«Гудит мой улей. И робея…»

Гудит мой улей. И робея

Взойду на кафедру сейчас.

Но мужество найду в себе я,

Когда в толпе увижу Вас.

И с самого начала речи

На месте, где сидите Вы,

Я нимб сияющий отмечу

Вкруг серафической главы.

Во власти благостных наитий

Все круче забираю в высь

И незаметной, крепкой нитью

Я с Вами связываю мысль.

Воздушным, шелестящим змеем

Над аудиторией взлетев,

Простор даю рукам обеим

И ветра слушаю напев.

То падая, то возлетая,

Бумажным трепещу хвостом,

И даль за мною золотая,

И весь я в свете золотом.

И, обратись к моим высотам,

Раскручиваете Вы нить

И управляете полетом,

Чтобы меня не уронить.

Но из собравшихся едва ли

Заметить кто-либо успел,

Как Вы наматывали валик,

Когда порыв мой ослабел.

И, властно стянутый на землю,

Я трепыхнулся и затих.

Опять внизу я. Не затем ли,

Чтоб изнемочь у ног твоих!

«…И скоро рук застывшая мольба…»

…И скоро рук застывшая мольба,

Как лед прозрачных и окоченелых,

И нежность век, и гордый очерк лба,

И бездыханность мраморного тела,

И губы сжатые, что в странствии земном

Еще ни разу страсть не разомкнула…

Все это будет. И, борясь со сном,

Как ладан, память заклубится, гулом,

Надгробным плачем своды огласив,

И позабытое подскажет сердцу слово,

И в тот же миг страстей земных порыв

Его поглотит, и оно угаснет снова,

Чтоб возвратиться в вековечный круг,

Оставив мне лишь муку мертвых рук

И рта оскал, надменный и суровый.

«Такими же печальными, как струи…»

Такими же печальными, как струи

Летейские, как смерти поцелуи,

Такими просветленными, как Имя

Творца и Вседержителя, такими

Прохладными и легкими, как пена,

Как в небесах плывущая Селена,

Такими же прозрачными, как в Риме

Вода, и воздух, и вино, такими

Навеки незабвенными, как встречи

На Рождестве, когда горели свечи

На нашей елке праздничной, такими

Весь мир преображающе благими,

Как разговор, когда тропою снежной

Я шел с тобой, доверчивой и нежной…

Памяти Ф.Ф. Штокмара

Сгустилась мгла,

И лик усопшего был светел.

Тут смерть прошла,

Но ничего я не заметил.

Какой конец,

Какая благостность и милость!

И, как отец,

Над изголовьем смерть склонилась.

Полет времен,

И легче дыма, легче света

Последний сон

И прехожденье скорбной Леты.

Легко чела

Коснулся ангел, тих и светел.

И смерть вошла,

Но ничего я не заметил.

20 марта 1930

ШЕЛЕСТ. Вторая книга стихов (Рига, 1936)

«На незаконченной Твоей картине…»

На незаконченной Твоей картине

Я лишь едва заметный робкий штрих,

Простой мазок, одна из многих линий,

Но Ты в трудах нуждаешься моих.

Настанет день, когда я нужен буду

Для Твоего огромного холста,

И без меня не совершится чудо,

И не обожествится красота.

«В ответ на призрачность надежд твоих…»

В ответ на призрачность надежд твоих

На неуверенность их робких крылий,

Таких же трепетных, как венчик лилий,

В ответ на солнечный, цветистый стих…

В ответ на жалобу, на плач, в ответ

На всю безоблачность твоих желаний,

Таких же ласковых, как стадо ланей

На мирном пастбище ушедших лет…

На твой заливчатый, счастливый бред,

На отшумевшую в летах лишений,

На отгремевшую в громах крушений, —

В ответ на молодость, в ответ на свет…

«В то черное, страдальчески немое…»

В то черное, страдальчески немое,

Играющее месяца серпом,

Пугающее маревом и тьмою,

Сверкающее в блеске голубом…

Широкое, как рокоты органа

В готическом соборе, как хорал

Божественного старца Себастьяна,

Что в юности так часто я играл…

О, если мне увидеть хоть во сне бы

То кладбище расплавленных планет,

То черное, рокочущее небо,

Которого над нами больше нет!..

«Не стенающий в просторах…»

Не стенающий в просторах

Голос ночи снеговой,

Не дубравы вещий шорох,

Не угрюмый ропот хвой,

Не колосьев лепет страстный

На груди ржаных полей,

Не торжественно-прекрасный

Звон монахов-тополей,

Не прибой, не шторм, не грозы,

Не шуршанье камыша, —

Шелест горестной березы

Возлюбила ты, душа.

На твоих страницах сухо

Шелестит осенний стих,

И суровый ветер Духа

Перелистывает их.

«Если бы можно было…»

Если бы можно было

Перелетев столетья,

Перелетев могилы,

В теле восстать ином.

Как прилетают в клети

Голуби с вестью к милой,

Как прибегают дети

С песнями в отчий дом!

«Как блеклые стебли, колеблются мысли…»