Неаполь и Тоскана. Физиономии итальянских земель - [66]
Было совершенно темно, на всей улице всего два-три фонаря. Мы шли очень скоро. Вдруг проводник мой уткнулся носом в попавшуюся нам навстречу стройную женщину. Карбонарская шляпа слетела с его головы, раздался гармонический звонкий смех. Он однако же скоро оправился и попробовал было вступить в любезный разговор.
«Пустите, пустите», – сказала красавица. И она быстро удалилась плавным шагом.
Синьор Калан посмотрел ей вслед, целуя пальцы. «Что прикажете делать», – заметил он, – «женщины – это слабость, Бог знает, скольких уже поколений рода Калан».
Оставалось осмотреть самую замечательную из вольтерранских замечательностей, единственную прогредирующую с каждым днем и грозящую заставить наконец молчать о Вольтерре и много говорить о себе.
Это так называемое balze, земляные обвалы под самым городом. Их много во всех почти концах города. Самые лучшие экземпляры – на северо-восточном угле Вольтерры, близ монастыря Санта Кьяры. Мы отправились туда.
По дороге пришлось проходить через площадь св. Августина – место, где Ферруччи с флорентийцами вломился в город.
– Сколько здесь ни разрывали землю, – говорил мой чичероне, – не в состоянии были найти ни одного целого копья или меча, а обломков да скелетов нашли столько, что если бы сложить в одну кучу – набралось бы выше может быть соборной колокольни.
– Куда же их дели, эти обломки и скелеты?
– Бросают куда попало. Не возиться же с такой дрянью; за них ни один англичанин шиллинга не даст.
– Может быть; но мне кажется было бы не бесполезно собрать их во дворце здешнего муничипио…
Долго шли мы вокруг городских стен по каменной, неровной дороге. По сторонам показалось множество горных ключей, очень живописного вида и с прекрасной, чистой, как расплавленный хрусталь, горной водой.
– Отчего же это в городе вода такая скверная? – спросил я чичероне.
– Дождевая – сюда за нею не ходят.
– Да ведь фонтан, при таком изобилии источников, не трудно устроить.
– Не трудно, конечно; но уж если г. Витти не сделает, так никто не сделает.
– Разве муниципальное правление так бедно, что даже фонтана устроить не может?
– Бедно оно, бедно, но уж не так… Только фонтана не сделает. Нужно, чтоб г. Витти, или хоть правительство, например…
Всем этим господам очень хочется, чтобы правительство, по отношению к ним, разыгрывало роль няньки.
Наконец мы пришли в огромный монастырь постройки XVI века, но с пристройками всевозможных веков. Это и была Санта Кьяра.
Мы прошли через пустую галерею и очутились у наружной двери. Я хотел было продолжать путешествие, но мой чичероне кричал неистово и наконец наивно дернул меня за фалды. Я остановился. У самой лестницы шел крутой обвал глубоко, глубоко вниз, сажень на триста.
– Это новое, – заметил мне чичероне, – несколько дней тому назад я был здесь и еще два человека в ряд могли бы прогуливаться свободно.
Обвал действительно был свежего, ярко-красного цвета. Итак земля осыпается мало-помалу с каждым днем. Теперь уже провалилось холма два-три порядочных размеров. Что это за странный геологический феномен – не объяснено еще до сих пор, но так как этрусские умы не считают достойными себя не иметь на всякий случай готовой уже теории, то и приписывают вольтерранские balze действию подземных вод. Так ли или иначе, где прошлого года еще была большая дорога, по которой ездили шестеркой запряженные тяжелые дилижансы, теперь – дикие скалы, успевшие уже порасти мохом, и по ним с трудом пробираются горные козы, которые часто и пропадают там, врасплох застигнутые обвалом. Монахи Санта Кьяры, месяца полтора тому назад, вынуждены были оставить свой монастырь, стоивший порядочных денег вольтерранским набожным старухам… Теперь там нет ни души и даже прогулка в этих местах вовсе не безопасна. Теперь торопятся разломать этот монастырь, чтобы спасти по крайней мере материалы. Калан закупил уже у игумена все барельефы, медальоны и другие скульптурные украшения, в надежде богатых барышей.
А невидимый враг втихомолку подкапывается под самое основание города. Рано или поздно провалится наконец под землю эта душная столица покойников, засыпется наконец землей эта бог весть зачем отрытая и еще отрываемая могила, вместе со своим двуголовым Янусом, безголовыми археологами, синьором Витти и его батальоном Надежды.
21 апреля 1862 года
Вольтерранские горы
Только выехав из Вольтерры, начинаешь дышать свежим, суровым горным воздухом. Дорога убийственная; полумертвая кляча, едва перебирая ногами, тащила маленький экипаж с пригорка на пригорок. По сторонам горы не теряют нимало своего дикого характера; жилища бедны, жители бледны и худы; все они какие-то надорванные, придавленные на вид; – немудрено: столько лет над ними почти на воздухе висит Вольтерра со своей высокой башней del Maschio…
Под Вольтеррой замечается совершенно в обратном порядке то, что видим около всех других городов: чем дальше от нее отодвигаешься, тем больше встречаешь признаков жизни… Правда, очень бедной жизни.
Все мы знаем только городскую Италию с ее классическими достопримечательностями, с ее голодными пролетариями. Над участью этих последних сильно сокрушаются европейские филантропы. Она незавидна, конечно, но не она – последнее слово отжившего феодализма. В горах под Вольтеррой есть еще деревенский пролетариат – продукт совершенно местный. Да он, кажется, здесь только и мог породиться, благодаря особенно благоприятным ему условиям гражданской жизни и самой почвы. Страна эта самой природой устроена для всякого рода угнетений. Едва наконец феодализм стал в Италии крайней нелепостью, то есть потерял возможность существовать, – тут появилось другое, новое, усовершенствованное и привилегированное… Новое впрочем оказалось в сущности старым: продолжали по-прежнему красть у труженика его последний ресурс – труд, всё то, что у него только можно было украсть. Мать-природа с своей стороны помогла конечно не слабейшему.
