Неаполь и Тоскана. Физиономии итальянских земель - [64]
Легенда о двух сестрах
Легенду эту рассказал мне не чичероне… Он даже уверял меня, что и тут легенды никакой нет, что тюрьмы называются вовсе не двух сестер, а две сестры, и что называются они так, потому что совершенно похожи одна на другую… Это был сущий вздор, и я прямо из крепости пошел в кофейную… После нескольких стаканов крепкого пунша, я рассказал сам синьору Калан легенду о Вельтриции и Патриции. «Ведь это легенда о двух сестрах?» – спросил я его в заключение. Молчание – знак согласия. А синьор Калан отвечал молчанием: он спал глубоким сном, склоня на собственное свое плечо свою лысую голову…
Недалеко за городом находится городок смерти – la Necropoli, место, в котором рыскают обыкновенно англичане и разрывают на нем всю землю, в надежде докопаться до чего-нибудь очень хорошего. До сих пор еще это им не удалось, но тем более остается надежды на будущее…
Имя Некрополя обещало… Мы шли около получасу по каменистой дороге. Солнце палило отчаянно и не было ни одного деревца, которое могло бы догадаться бросить на нас спасительную тень… Остановились мы наконец у свиного хлева; чичероне пробормотал что— то и вдруг исчез, словно сквозь землю провалился. Замечу, что это последнее в Вольтерре вовсе не так трудно, как может показаться на первый взгляд, и есть надежда, что скоро весь город наконец исчезнет под землей – но об этом впоследствии, потому что в ту минуту я вовсе не думал об этом и ни о чем другом… Солнце палило так, что было вовсе не до думанья… Гармоническое хрюканье свиньи раздавалось из хлева. В стороне стоял высокий деревянный крест, со всеми принадлежностями, то есть с петухом на верху, с прислоненным копьем и пр. Под крестом сидела какая-то фигура, которую я с первого раза не принял за человеческую, но со второго принял…
– Зачем стоит тут этот крест? – спросил я ее, желая начать интересный разговор.
– Поставили…
Я остался совершенно озадачен таким рациональным и логическим ответом!..
– Да кто же поставил? – спросил я.
– Кто? Бальдассаро – добрый человек (Baldassarro il Buon uomo).
– Да кто же был этот Бальдассаро – добрый человек?
– Бальдассаро – добрый человек.
Чичероне появился в сообществе какой-то пожилой женщины. Я ошибся не многим: он действительно вылезал из-под земли…
– Я ходил за ключами, – объяснил он мне свое отсутствие.
Благословись, мы отправились в путь. Впереди шла толстая крестьянка с зажженной лампой. Она – единственная хранительница единственной, уцелевшей в настоящем виде над Вольтеррой римской гробницы, наполненной всякого рода интересными древностями. «Будь это в другой стране», – подумал я, – «тут бы приставили по крайней мере двух штатских или военных хранителей, с приличной канцелярией и главным штабом. Лучше ли бы от этого сохранились древности? Пусть ответят те, которые по 15 целковых покупали картины Рембрандта и др.».
Гробница эта очень интересна, но так как по милости свойственной всем человеческим глазам слабости, мои вовсе не были в состояли различать окружающие предметы при тусклой лампе, после яркого солнечного света, – то я могу сообщить только то, что наткнулся на какую-то должно быть урну, должно быть когда-то содержавшую в себе пепел какого-нибудь должно быть очень почтенного римского гражданина с двойным именем, кончавшимся два раза на us. Одним словом, я не могу выйти из гипотез; гипотезы же составлять можно очень удобно – и я думаю в настоящее время даже с большим удобством в России, чем в Вольтерре.
Из этой римской гробницы мы отправились в царство Лжи, то есть в ту часть Некрополя, где покоятся пеплы вольтерранских граждан, умерших после того, как умер город…
На свете – или правильнее в свете – есть одна очень важная наука, которой до сих пор не воздали должного, даже не признали ее с подобающей откровенностью за науку, тогда как она имеет на это столь же неотъемлемые права, как например, френология и чистая философия. Наука эта – ложь, к которой всех нас хорошо приучают с детства, стараясь отучить даже лгать с откровенностью. Во всяком случае, чтобы усовершенствоваться в ней, приобрести артистическую оконченность, необходимо побывать в новой вольтерранской Некрополии…
Но пора же выбраться наконец из этих гробниц, в которых давно нет даже и пеплу человеческого, хотя бы для того, чтобы попасть в другую, где вы найдете очень благовоспитанных живых мертвецов. Иначе те, которые по воле злых судеб читают меня, могли бы спросить: да куда же девались те 5000 жителей, которые при землетрясении 1846 года устроили целый лагерь в нескольких милях от Вольтерры. Это единственное событие, которым вольтерранцы (не вольтерьянцы – Боже сохрани) дали знать о своем существовании… Да, и в Вольтерре есть жители…
Есть в ней г. Америго Витти, а у него в жилах течет не кровь – иначе она застыла бы от одного взгляда на настоящее положение города – а ртуть, – так по крайней мере уверяет меня г. Калан… Результатом этой физиологической странности выходит то, что синьор Америго не может посидеть полчаса на месте – но мечется и бросается во все стороны, поэтому некоторые либеральные флорентийские журналы подумали было, что он живет… Ошибка простительна в людях, хотя бы они были даже редакторы журналов, а в этом случае тем более, что флорентийские либералы смотрели на дело издалека. Что делает Америго Витти? Нет, в этой форме на вопрос решительно нельзя ответить. Чего не делает г. Витти?
