Не той стороною - [58]

— Диссман — ректор?! — ахнул Юсаков.

— Да что же… У него высшее образование, а пыль пустить в глаза он умеет.

— Умеет! — согласился Юсаков.

Стебун не мог больше. Будто десятком тяжелых тюфяков со всех сторон без передышки бухало раз за разом беззвучно по его голове, она пухла, и он готов был потерять рассудок.

— Кх-г!..

Он резко встал, крякнув, и, ничего не сказав, вышел в коридор, надеясь там одуматься и взять себя в руки.

В коридоре разговаривали и будто только ждали его.

— Начинаете, товарищ Стебун? Полно народу!

— Начинаем! — отсек он, поворачиваясь немедленно снова к двери комнаты.

Надо было так или иначе открыть дискуссию, высидеть все собрание и только после этого растирать то место, по которому ему нанесен был жизнью новый удар.

Стебун пошел в зал.

* * *

Поздно вечером, после собрания клуба, Стебун не сразу пошел домой. Сделал крюк по улицам, обойдя Тверскую и Трубный.

С мозжащей усталостью душевной встряски, превратившей в мешок его тело, вошел в комнату и издерганно опустился на постель, мучаясь тем, что инертно толклось и стучало тяжелыми жерновами в голове.

Почувствовав подушку и взглянув на стену, вдруг услышал визг и вздрогнул. Словно обои перегородки с дешевыми выцветшими рисунками зевающих львов сунулись в него сотнями дразнящих, заплескавшихся языков. Хохот горластой мужской глотки за перегородкой дернул его по нервам, чей-то визжащий смех продребезжал как аккомпанимент хохоту, и ударились в ухо отрывки фраз:

— Катя-а-ах!.. вверх! Петя, ой-ды! Катя-аах! Петя, ой-ды! Да сзади!..

— Ха-ха-ха-хо!..

— И-и-и-и!..

Взвизги и крики врезались в печень и рвали на куски мозг.

Стебун толкнул кулаком в перегородку. И, мелькнув вокруг взглядом, задержал его на заряженном когда-то кольте, который издавна лежал без надобности на столике между книгами, лампой и письменными принадлежностями.

Стебун еще раз решительно и зло затарахтел в стену.

Но это сердитое предупреждение вызвало только новый ответный взрыв хохота.

Стебун вскочил. Постоял мгновение. Поднял в потолок дуло кольта и нажал курок револьвера.

Бах! Бах! Бах!

Выстрел за выстрелом три раза прогремели, дырявя потолок, потрясая стены и продолжая гудеть даже после того как Стебун уже бросил кольт обратно и улегся. У соседей все замерло, как будто их вымело из комнаты. Полминуты там никто, очевидно, не решался раскрыть рта. А затем боязливый шопот:

— Воля ихняя!

— Убьет, а потом судись!

— Я говорила…

— Давайте расходиться!

Так бы и давно.

Две-три минуты панических сборов у соседей — и комната смолкла. Стебун заснул. Проснулся утром поздно и твердо, будто все концы дум о людях, итог разрыва с женой, кончившей самоубийством, вместе с дымом пороха из кольта выпустил в воздух.

Все шло так же, как всегда. Ничего особого. Нечего выходить из себя.

Он начал умываться под краном и услышал, что одновременно с ним возится кто-то в ванной, отпустив воду и звякая тазом.

Вооружился полотенцем. Хотел вытереться и начать завтракать, и вдруг всплески воды за стеной прорвал панически придушенный девичий крик, а одновременно перегородка комнаты затрепетала от ударов из ванной.

— Помогите! Караул! Ой-ой! Ради бога! — будто кричащего охватило пламенем.

Стебун выскочил в переднюю и ринулся в ванную.

— Что такое?

Никакого полымя не было.

Фирра Файман, способная сесть на корточки перед гиеной и колоть ей глаза булавкой, нагишом забилась в угол ванной и, дрыгая ножкой, одной рукой прижимала к животу рубашку, а другой показывала в промежек между колонкой и стеной и визжала:

— Крыса! Крыса! Там крыса!..

И дрожа будто, от страха, когда Стебун с всполош-ным изумлением оглянул ее, стрельнула глазами на мужчину отчасти со жгучим любопытством, отчасти с издевкой стараясь угадать, как он поступит.

Стебун, крякнув и забегав по ванной глазами, вдруг поймал блеснувший плутовством взгляд девицы.

Фирра строила глазки, уверенная, что разожжет вспышку женобесия у квартиранта.

— Тьфу! — вышел из себя Стебун. — С жиру беситесь, так других не трогайте! Если я возьму сейчас эту красавицу за уши да проведу к папаше и мамаше в этаком виде? Запищите, что нехорошо?

Фирра подпрыгнула.

— Нахал!

Стебун с злой усмешкой захлопнул дверь и заспешил в комнату.

У него уже второй раз затрещал телефон.

Стебун взял трубку.

Звонила из губкома секретарша Агитпропа, сообщавшая, что его спрашивал Захар и что из уездных комитетов его ждут товарищи для согласования вопроса об открытии уездных партийных школ.

— Надел шляпу и иду! — сообщил Стебун.

Через десять минут он был у себя в отделе.

Агитпроп — идеологический кулак губкома, а заведующий этим отделом — главк, без которого не совершается никакой работы по пропаганде очередных задач партии в массах. Многое может сделать только сам этот главк. Сейчас — сговор по кремлевскому проводу с каким-нибудь виднейшим членом правительства и настойчивый нажим с получасовым уговариванием какого-нибудь народного комиссара в необходимости выступить с докладом на районном митинге. Одновременно беседа с антирелигиозниками-агитаторами. Тут же — сговор с редакциями газет о проработке заинтересовавшего рабочую массу вопроса; прием отдельных посетителей и работников-партийцев. Вечерами неизбежные собрания и заседания.