Не той стороною - [25]
Стебун тем пристрастней относился к своему сопернику, что Тараса в центре скоро оценили, и тот взят был для работы в Москву.
Чувство этой старой личной неприязни необходимо, однако, было заглушить в себе, только бы не упустить случая договориться с Ладо о своем положении. Поэтому Стебун, помедлив мгновение, направился прямо к группе партийных вожаков.
Внезапно очутившись перед товарищами, он почувствовал, что они говорили о нем, и это как будто подтвердило его подозрения о том, что Тарас настроил против него Ладо и Лысого.
Он поздоровался почти недружелюбно.
Все шевельнулись навстречу подошедшему.
— Я к нам, — кивнул головой Стебун. — В ЦК я был и оставил там записку. Вы говорили обо мне? Хочу остаться в Москве. Прикиньте так, чтобы не пришлось куда-нибудь опять мне ехать…
— Говорили, кацо! — подтвердил с дружеской улыбкой Ладо. — Надумали про Москву? Что ж, оставайтесь, нашего полку прибудет.
— Это решено?
— Да.
— Зачисляем тебя в нашу общую столовку на казенные хдеба с завтрашнего дня, и начинай орудовать! — поощрил прибывшего Лысой.
Стебун знал, что открытие заседания помешает вести разговор, и спешил узнать главное.
— Как мне оформить мое оставление здесь и с кем сговориться о работе?
Стебун остановил вопросительный взгляд на рассматривавшем его с дружественной улыбкой Ладо, который вместо ответа перевел в свою очередь вопросительный взгляд на Тараса.
Тарас с улыбкой объяснил:
— Вам нужно к Захару в губком. Там договоритесь с этим московским мухомором.
— В губком? — переспросил вдруг вспыхнувший Стебун.
— Да… Вы кстати приехали. У Захара во всем губкоме нет порядочной подмоги.
— В губком надо, — веско подтвердил Лысой. — Захар нас заставляет чуть ли не по кружкам пропагандой заниматься от того, что у него нет людей.
Ладо, к которому снова повернулся Стебун, сделал безнадежное движение и с сочувственной твердостью решил:
— Идите, подымайте организацию, кацо. На это другого не найдешь…
Стебун резко выпрямился.
— Хорошо.
Он почувствовал себя так, будто его отодвигали куда-то на задворки. Заподозрев намеренное желание не допустить его к участию в более ответственной работе, он объяснил себе это тем, что Тарас восстановил против него влиятельных вожаков партии. Но если в такое ответственное дело, как распределение сил преданнейших работников партии, вносились элементы личных отношений и общее дело приносилось в жертву личным счетам, то не было ли это угрожающим признаком?
Тут же что-то глубоко враждебное против Тараса и остальных руководителей партии отлегло в душе Стебуна. Направление его в губком он принял, как удар по себе. Но, силясь не давать воли личным чувствам, он подавил в себе вспышку обиды и обратился ко всем сразу с сдержанным раздражением:
— Значит, мне говорить с Захаром?
— С Захаром, — подтвердили Ладо и Лысой;
— Зайдите завтра за путевкой. Тарас скажет, чтобы приготовили, а в губкоме вас знают и без того.
— А ваши столовки — это серьезно? — спросил Стебун, цепляясь за посул Лысого. — Поближе к каким-нибудь обедам я бы не прочь, иначе на колбасе придется жить.
— Зайдите в канцелярию управления делами, а я распоряжусь.
— Спасибо.
На следующий день Стебун был в губкоме у Захара.
Захар — церемониймейстер в политике. Другие задают тон, а он творит волю пославших его. Поэтому, как ни богата и его собственная личность, живет не своими данными, а духом чужих заданий.
Держится, как старший приказчик, который не прочь послужить хозяину, но уже имеет в виду урваться на самостоятельное дело. Похож и внешне на приказчика. Маленький. Часто, не желая говорить того, что у него на уме, в самых больших делах ограничивает свои признания и обещания многозначащими, но не обязывающими жестами.
Захару доложили о Стебуне. Стебун вошел в секретарский кабинет и увидел моложавого рыженького юношу в пенснэ, стоявшего вместе с женщиной-секретарем у стола и карандашом перечеркивающего машинные записи на листах бумаги.
Захар обернулся, отстраняя от себя дальнейший просмотр бумаг, кивнул секретарше, чтобы она вышла, и быстрым взглядом встретил Стебуна, прежде чем оставил карандаш.
Затем он ступил приветливо навстречу вошедшему и дружески подал Стебуну руку, подводя его к столу.
Подсунул Стебуну кресло поближе к себе, прежде чем сел сам. И тогда с лестной осведомленностью приятно напомнил:
— Вы Стебун с Украины? Раньше вы были членом Реввоенсовета и одним из руководителей левой оппозиции? О вас в Москве слышали. Бросаете якорь у Нас?
Стебун кивком головы подтвердил вышколенную осведомленность Захара.
— Да, хочу осесть, передышку сделать. Стал отрываться от центра и обанкротился с семьей. Сам себе хочу сделать проверку и посмотреть на все позиции сверху.
Захар с сочувствием человека, быстро вошедшего в положение Стебуна и довольного своею отзывчивостью, подхватил:
Теперь это можно… Такое буйство восстановления начинается, что никакой большевистской силы не хватит для работы, если не вернется из провинции половина командированной туда нашей братии… У вас путевка? Что тут предлагают?
Он не подал вида, что о визите Стебуна был уже предупрежден.
— Вы не прочь переменить работу или от партийного воза не хотите отказаться?
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
1878 год. Россия воюет с Турцией. На Балканах идут сражения, но не менее яростные битвы идут на дипломатическом поле. Один из главных участников этих битв со стороны России — граф Николай Павлович Игнатьев, и он — не совсем кабинетный дипломат. Он путешествует вместе с русской армией, чтобы говорить с турками от имени своего императора сразу же, как смолкнут пушки. Его жизни угрожает турецкая агентура и суровая балканская зима. Его замыслы могут нарушиться подковёрными играми других участников дипломатической войны, ведь даже те, кто играет на одной стороне, иногда мешают друг другу, но Сан-Стефанский договор, ставший огромной заслугой Игнатьева и триумфом России, будет подписан!
Роман итальянского писателя и поэта Роберто Пацци посвящен последним дням жизни Николая II и его семьи, проведенным в доме Ипатьева в Екатеринбурге. Параллельно этой сюжетной линии развивается и другая – через Сибирь идет на помощь царю верный ему Преображенский полк. Книга лишь частично опирается на реальные события.
В книге рассказывается о трагической судьбе Лыжного егерского батальона, состоявшего из норвежских фронтовых бойцов и сражавшегося во время Второй мировой войны в Карелии на стороне немцев и финнов. Профессор истории Бергенского университета Стейн Угельвик Ларсен подробно описывает последнее сражение на двух опорных пунктах – высотах Капролат и Хассельман, – в ходе которого советские войска в июне 1944 года разгромили норвежский батальон. Материал для книги профессор Ларсен берет из архивов, воспоминаний и рассказов переживших войну фронтовых бойцов.
Аббат Готлиб-Иоганн фон Розенау, один из виднейших архитекторов Священной Римской империи, в 1157 году по указу императора Фридриха Барбароссы отправился на Русь строить храмы. По дороге его ждало множество опасных приключений. Когда же он приступил к работе, выяснилось, что его миссия была прикрытием грандиозной фальсификации, подготовленной орденом тамплиеров в целях усиления влияния на Руси католической церкви. Обо всем этом стало известно из писем аббата, найденных в Венской библиотеке. Исторический роман профессора, доктора архитектуры С.
Рассказ посвящён скромным талантливым труженикам аэрокосмической отрасли. Про каждого хочется сказать: "Светлая голова и руки золотые". Они – самое большое достояние России. Ни за какие деньги не купить таких специалистов ни в одной стране мира.