Не той стороною - [23]

Стебун с веселым чувством остановился, узнавая в этом юноше товарища Нехайчика.

Нехайчика, — южанина, щетинщика, поражавшего своей способностью проделывать изумительное насилие над русским языком, который он отчаянно коверкал, — по партмобилизации прислали на южный фронт для политической работы. Стебун, тогда член Реввоенсовета, командировал юнощу в один из перебрасывавшихся с участка на участок отрядов политпросветчиком.

Нехайчик ужасно пересиливал себя, принимая фронтовую командировку, и не скрывал, что боится быть убитым. Но для уклонения от работы в отряде не только не воспользовался никаким предлогом, а наоборот, поразил политкомов и своей собственной отвагой и неотступным подвинчиванием мужества красноармейцев. Во всех боях, обнаруживая непроизвольно боязнь, лишь только начиналась стрельба, Нехайчик поднимал воротник дырявенькой партизанской куртки, защищая им на всякий случай от пуль затылок. Но чем живее шла перестрелка, тем больше он входил в азарт, возбуждался, а потом, улучив момент, вдруг вскакивал, вопил на рею цепь: «Вперед! Вперед!» — и наудачу, без прицела стреляя перед собой, заставлял бежать на неприятеля и цепь, что бы там впереди ни происходило.

Полупартизаны отряда после одной человекоубойной переделки с белыми стали щеголять Нехайчиком.

Этот боязливый, облезлый, прикрывавший воротником от пуль затылок ремесленный подмастерье понравил всем своей буйной запальчивостью.

Однажды, в разгаре боя, когда в цепях белых обнаружилось какое-то сомнительное колебание и командир советского отряда приостановил стрельбу, разбираясь в том, что затевает неприятель, Нехайчик вдруг решил, что сейчас-то и время бить белых. Вскочил и, крикнув: «Отступают, отступают! Ребята, вперед! На белых, братцы!» — он поднял на ноги всю цепь и ринулся вперед с красноармейцами, заставив последовать за отрядом и командира.

Наэлектризованные красноармейцы, не чувствуя встречного огня, неслись с пальбой и победным воплем туда, куда бежал Нехайчик. Пять минут — и они были на растерянно оставленных белыми позициях. Но бой еще был не кончен. Может быть, надо было бы остановиться и осмотреться, но Нехайчик, увидев впереди цепь, закричал опять: «Вперед! Вперед!» Он гнал перед собой какого-то детину, подталкивая его сзади штыком, и то выглядывал из-за него, чтобы выпалить в вражескую цепь, то снова подгонял колючкой штыка попавшего в его руки несчастного. Так и бежали они, пока детина не бухнулся, скошенный пулей, после чего растянулся, прячась за его труп, и Нехайчик.

Оказалось, что он подцепил обалдевшего от натиска красных и притаившегося среди убитых казака и решил использовать его, как щит, от неприятельских пуль.

Красные выиграли этот бой окончательно, и Нехайчик прославился по всему фронту.

Теперь этот бывший фронтовой дебошир азартно колебал под собой зыбку и вкладывал душу в планировку развешивания плакатов.

Нехайчик, увидев Стебуна, запрыгал в зыбке, загорелся нетерпячкой желания броситься к товарищу, крикнул, чтобы его спустили, и выскочил на тротуар.

— Товарищ Стебун! — подбросил он руки вверх и схватился радостно за Стебуна. — С Украины? Для конгрессу приехали или совсем у Москва будете работать?

— Буду в Москве… А вы тут?

— Тут, и хочем делегации Интернационала показывать, что в Москва не такая постоялка, куда не ткнется никаково коммуниста, а отечество всякому представителю угнетенных. Понастоящему встретим!

Встреча, действительно, должна была быть парадной. Надписи приветствий на всех языках мира реяли на флагах и переплетали лентами дома центральных учреждений. Вечером эти дома должны были быть иллюминованы.

Стебун знал, что если бы он встретил Нехайчика прежде, то ему не пришлось бы мудрить над вопросом о ночовке. Нехайчик пустил бы к себе и не почувствовал бы никакого стеснения. Жена Нехайчика тоже где-то работает, двое предоставленных самим себе детей щетинщика общительно липнут ко всякому человеку, если это товарищ. Говорится у него в доме только о предстоящей мировой революции и об окончательном свержении буржуазии. Впрочем, Нехайчик заражал все вокруг себя своей верой в конечную победу пролетариата так, что у него и кошки в коридоре привыкали мурлыкать «Интернационал». Непосредственность щетинщика всякого трогала и заставляла прощать ему его нелады с русской речью.

Стебуну нужно было только поздороваться с Нехайчиком. Он узнал, что щетинщик заведует Культпросветом союзов. Поговорили. Нехайчик сообщил в заключение:

— Знаете, здесь работает и товарищ Статеев.

Стебун заинтересовался. Статеев — петроградский комитетчик, рабочий, был членом реввоенсовета одной из армий Южфронта. Не в пример бесхитростному и постоянно энергичному вояке Шаповалу, Статеев отличался неровностью своей надломной и дергающейся от одного дела к другому силы. Однако уважал Стебуна и в критические минуты действовал с ним заодно.

Стебун неопределенно повел плечом.

— Где он?

— У Губрабкрине, заведующий.

— Увижусь с ним…

У Стебуна раньше не было твердого намерения относительно того, чтобы оставаться именно в Москве. Но большая часть его друзей и знакомых оказывалась здесь. Здесь же работали и все наиболее видные представители установившегося курса в партии. Лучшей обстановки нельзя было найти ни в каком другом месте, чтобы выяснить, понастоящему ли складывается партийная жизнь.