Не той стороною - [21]
— Я хочу сказать вам, что я согласен ехать куда хотите. Хожу на парах от горячки к настоящему делу. Кто другой поедет или нет, а я готов! Те, что задавались в клубе, большей частью все уже женаты и деятели… Один — районщик, другой — активист, без третьего никакая вода не сварится. Один я ни в райкоме секретарь, ни в войске барабанщик. Одна мать, да и та спекулянтка. Торгует чулками исподтиха, и никак не отучу ее, чтобы не возилась с краденым. Все ломовики и грузчики таскают ей добычу. Засыплется, так и я не отговорюсь перед райкомом потом. Говорите сразу, что мне делать, чтобы вы взяли меня с собой. У нас везде работа теперь есть только деятелям…
Стебун невольно обернулся. Заявление парня заставило его сделаться серьезным. Он всмотрелся в комсомольца и, минуту помедлив, остановился с сочувственным беспокойством.
— Ваша фамилия Ковалев? Где вы работаете, товарищ? Где живете?
— В типографии, фальцовщик… А живу на Калужской, у заставы.
— Давно в Комсомоле?
— В Комсомоле недавно. Но живу в одном доме с коммунистом, фельдшером из больницы, и у него напрактиковался политике. Субботники вместе устраивали когда-то. Клуб я помог ему организовать…
— Значит вы готовы ехать?.. Знаете, товарищ Ковалев, насчет поездки — это я сочинил. Хотел посмотреть, как ребята к этому отнесутся. Я и не был за границей. Я приехал с Украины, моя фамилия Стебун.
— Вы сочинили?
— Да.
— Так… И ни вы, ни кто иной не набирает для заграницы подпольщиков?
— Нет.
— Тогда так… Извините! Я думал — это серьезно. Жалко!
Комсомолец опешил.
Стебун взял его крепко за руку.
— Вы не сердитесь, товарищ Ковалев, наше знакомство еще нам пригодится. Ничего, что не поедете. Пока живите попрежнему и не отставайте от Комсомола. Что ваша мать отличается — это к вам не пристанет. Может быть, как-нибудь прижмете. А затем зайдите, если вам что нужно будет, ко мне, поговорим еще об этом. Может быть, в Москве придумаем работу еще благодарней всяких заграничных похожде-ний. Я теперь буду работать в Москве… Постарайтесь меня разыскать потом.
— Хорошо, до свидания!
— До свидания, товарищ Ковалев!
Стебун и комсомолец дружески расстались. Стебун зашагал быстрее. Через двадцать минут он был у здания ЦК.
Ни где-либо в общежитии, ни в комендатуре ЦК Стебуну ночевать не пришлось. У самого порога комендатуры он встретил сопроцессника по одному из своих дел перед царским судом и соратника по боям в гражданской войне — рабочего Александра Шаповала, только что приехавшего в Москву по хозяйственным делам с Северного Кавказа и подобно Стебуну пришедшего безрезультатно в комендатуру, чтобы получить ночовку.
Товарищи поздоровались, посмеялись над своим положением, а потом Шаповал предложил:
— Завтра устроимся где сможем днем, а сегодня делать нечего… Идем, переночуем на вокзале в теплушке у Кровенюка.
— А это кто такой?
— Га! Чудородная халява одна. Считает, что, не будь он командиром где-то на Дону, Деникин взял бы Москву. Приехал доказать здесь всем, что если его не ввести в Реввоенсовет республики, то при первой же вспышке контрреволюции нашему брату обязательно капут.
— Чудак! А откуда теплушка у него?
— Теплушка, брат, у него, говорит — своя! Забронировал себе еще с фронта для путешествий и расставаться не хочет. Главковерх прямо! Если ему не пог нравится, что пришли, выставим его под его собственный вагон и будем спать.
Делать было нечего. Стебун решил основаться пока в теплушке.
Кровенюк оказался безобидным, но надутым от воображения о собственных военных заслугах лоботрясом, в новеньком обмундировании.
Стебун завел теплушечное знакомство и критически насторожился. Кроме собственной теплушки у Крове-нюка пулемет. Эту угрозную цацку скороспелый командир, оказалось, везде, как цепного пса, возил с собой тоже как собственность. И обслуживал Крове-нюка вестовой, хитрый парнюга, видно, отлично обделывавший свои дела.
Стебун ограничился в первом разговоре с Кровеню-ком одною, двумя фразами официальных перемолвок, но услышал из отдельных сообщений бычковатого юноши об Одессе и о каком-то его сродстве с Дисс-маном. Тогда у него в уме мелькнуло что-то уже более определенное о личности нового знакомца. Стебун замкнулся. Кровенюку в этот день не повезло. Он был в Реввоенсовете, и там его кто-то окатил. Шаповалу Кровенюк излился:
— Я ехал в Военную академию… Узнал, что хотят поставить учение здесь. Явился в штаб, думаю, коммунисты — знатоки фронта нужны, а мне предлагают учиться у специалистов. Да еще, если не захочу, — говорят, что назначат завхозом на склад… Знаете, товарищ Шаповал, я это все переделаю посвоему.
Шаповал сделал вид, что придает этому обещанию значение не шуточное.
— Как же?
— Так. Я после конгресса поеду отсюда в Ростов, И меня там назначат куда-нибудь военкомом. Побуду здесь только, пока кончится конгресс.
Шаповал не думал, что с Кровенюком, как военкомом, ему придется тоже иметь дело, и снисходительно пожелал:
— Катайте!
Стебун скептически молчал. Он дождался, пока Кро-венюк вышел из теплушки ненадолго.
— Ты что, на Кавказе теперь? Женился? — спросил он приятеля.
— Почти на Кавказе. Хотел отдохнуть да попал из огня в полымя. Подымаю завод. Перетряхиваю организацию.
1878 год. Россия воюет с Турцией. На Балканах идут сражения, но не менее яростные битвы идут на дипломатическом поле. Один из главных участников этих битв со стороны России — граф Николай Павлович Игнатьев, и он — не совсем кабинетный дипломат. Он путешествует вместе с русской армией, чтобы говорить с турками от имени своего императора сразу же, как смолкнут пушки. Его жизни угрожает турецкая агентура и суровая балканская зима. Его замыслы могут нарушиться подковёрными играми других участников дипломатической войны, ведь даже те, кто играет на одной стороне, иногда мешают друг другу, но Сан-Стефанский договор, ставший огромной заслугой Игнатьева и триумфом России, будет подписан!
В новой книге известного режиссера Игоря Талалаевского три невероятные женщины "времен минувших" – Лу Андреас-Саломе, Нина Петровская, Лиля Брик – переворачивают наши представления о границах дозволенного. Страсть и бунт взыскующего женского эго! Как духи спиритического сеанса три фурии восстают в дневниках и письмах, мемуарах современников, вовлекая нас в извечную борьбу Эроса и Танатоса. Среди героев романов – Ницше, Рильке, Фрейд, Бальмонт, Белый, Брюсов, Ходасевич, Маяковский, Шкловский, Арагон и множество других знаковых фигур XIX–XX веков, волею судеб попавших в сети их магического влияния.
Роман итальянского писателя и поэта Роберто Пацци посвящен последним дням жизни Николая II и его семьи, проведенным в доме Ипатьева в Екатеринбурге. Параллельно этой сюжетной линии развивается и другая – через Сибирь идет на помощь царю верный ему Преображенский полк. Книга лишь частично опирается на реальные события.
В книге рассказывается о трагической судьбе Лыжного егерского батальона, состоявшего из норвежских фронтовых бойцов и сражавшегося во время Второй мировой войны в Карелии на стороне немцев и финнов. Профессор истории Бергенского университета Стейн Угельвик Ларсен подробно описывает последнее сражение на двух опорных пунктах – высотах Капролат и Хассельман, – в ходе которого советские войска в июне 1944 года разгромили норвежский батальон. Материал для книги профессор Ларсен берет из архивов, воспоминаний и рассказов переживших войну фронтовых бойцов.
Аббат Готлиб-Иоганн фон Розенау, один из виднейших архитекторов Священной Римской империи, в 1157 году по указу императора Фридриха Барбароссы отправился на Русь строить храмы. По дороге его ждало множество опасных приключений. Когда же он приступил к работе, выяснилось, что его миссия была прикрытием грандиозной фальсификации, подготовленной орденом тамплиеров в целях усиления влияния на Руси католической церкви. Обо всем этом стало известно из писем аббата, найденных в Венской библиотеке. Исторический роман профессора, доктора архитектуры С.
Рассказ посвящён скромным талантливым труженикам аэрокосмической отрасли. Про каждого хочется сказать: "Светлая голова и руки золотые". Они – самое большое достояние России. Ни за какие деньги не купить таких специалистов ни в одной стране мира.