Не той стороною - [19]
Русаков безмолвно кивнул головой.
— Хоть верьте, хоть не верьте — мне и в голову не приходило, что так получится! — совсем растерялся Узу-нов, останавливаясь и хватая Русакова за руку.
Русаков молча согнулся и, не находя слов, с тяжелым чувством пристукнул несколько раз носком сапога по половице.
Узунов продолжал растерянно держать его руку.
— Зачем они приехали? — тихо спросил Русаков.
— Она вышла за него. Но, видно, думает о вас и наводила справки о взятых в плен и раненых врангелевцах в Реэвакуационной комиссии и в Красном кресте. У него — свое. В Одессе организуется хлебоэкс-порт, и он в качестве какого-то посредника.
— Так… Справка?.. Что же ей сказали там о Луговом?
— Погиб, считают. Нет ни в списках пленных, ни среди убитых.
— Погиб?.. Пусть так и будет.
Русаков собрался с силами, чтобы по кусочкам оторвать от сердца еще один вопрос.
— О ребенке… Льола ничего не говорила?
Узунов потрясенно отвернулся. Решил, однако, не скрывать и, предупреждающе угрюмо сдвинув брови, придвинулся, чтобы бросить в упор короткие слова:
— С ребенком разделался Придоров. Сдал в детский дом. Льоле только горничная сказала, в какой именно. Конечно, Придоров считает, что с мальчиком все будет кончено.
— А-а…
Он болезненно сжал губы и попросил:
— Узнайте у Льолы адрес дома, Яков Карпович.
— Льола говорила: в Одессе, третий дом Охмат-млада.
— Пусть и это так будет… — мог только принять на себя последний удар изничтоженный Русаков. — Эх, жизнь!
Он отбросил от себя носком сапога валявшийся на полу окурок, еще раз нагнулся, а затем, сдерживая в горле какой-то комок, попросил надрывисто:
— Ничего, ни звука пожалуйста не пророните ни ему, ни ей. Спасибо, что беспокоились. Хотел бы я счастья и себе и Льоле, но вышло иначе… Всего хорошего, Яков Карпович. Боюсь, чтобы Придоров не кончил какой-нибудь гадостью с Еленой Дмитриевной.
— Ах, это же животное! Это же животное! Что понудило Елену Дмитриевну?..
Узунов негодующе тряхнул рукой, снова взялся за локоть Русакова.
Русаков махнул рукой и тяжело отвернулся, оставляя сочувственно застывшего на нем взглядом Узунова.
Филипп Кердода — секретарь ЦК Союза горняков, член Комиссии по социальному законодательству при Малом совнаркоме и член Агитпропколлегии Главполитпросвета. Юношей он был шахтером в Донбассе, но потянулся к революционной деятельности, и тогда же партия послала его за границу слушателем в партийную школу на Капри. Самодержавие отличило его в свою очередь и погоняло когда-то по Нарыму. Теперь и то и другое — дела давно минувших дней. Кердода свое прошлое помнит, но кайлит уже не по забоям рудников, а по пластам государственных дел.
Стебун выдвигал Кердоду в свое время для посылки в школу. Во время войны они встретились и вместе организовывали большевистскую группу в Иркутске.
Бывший горняк попался первым Стебуну, когда он, оставив свои вещи на вокзале, заявился в ЦК. Оба встретились в орготделе, куда Стебун зашел сообщить о своем приезде, а Кердода пришел хлопотать о предоставлении союзу нескольких работников для отправки на места.
— А Стебун!
— Кердода!
Шахтер — губастый парень с большими ноздрями и отекшими глазами. Ворочается, словно отодвигает постоянно от себя наседающую на него толпу. Резко бросается тяжелыми словами: задаст вопрос, словно дернет кочергой, и вызывающе ждет ответа.
— Ты в Москву совсем?
— Не знаю…
— Пойдем, вместе пройдем до угла.
— Да мне комнату еще надо добыть.
— Ты без квартиры? Не добудешь сейчас, все равно. Иди в губком, там это дело устроишь скорей. Везде теперь делегаты Коминтерна.
— А если в губкоме то же?
— В губкоме просторней. День-другой обождешь и получишь…
— Это наверно?
— Наверно.
Стебун обернулся к секретарю орготдела, белолицему парню в матроске и флотской фуражке:
— Ночовку хоть на сегодня не устроите мне?
— Нет, товарищ. Все общежития распределены, и койки розданы.
Стебун пожал плечами и притулился к Кердоде, чтобы итти с шахтером на улицу. Взял горняка за руку.
— Ну, Филипп, ночую у тебя.
Кердода и сам видел, что у Стебуна остается только этот выход, но, выразив кивком головы согласие, он озабоченно раздул ноздри. У него в доме ералаш тесноты, как и у большинства партийцев, независимо от того, какие бы они посты ни занимали. Стебун и сам знал, что пустить при теперешнем жилищном кризисе кого-либо на ночовку — это все равно, что дать заглянуть постороннему человеку под свою семейную кровать. Но Кердоде гость был кстати.
— Ладно… Я дома напущу туману, будто ты приехал из заграничного подполья. Моя шатия любит всякие геройства. Наплету, они за тебя ухватятся и не будут приставать ко мне. А то, знаешь, у меня неустойка. Завтра у ребят в комсомольском клубе собрание, и они хотят заставить меня делать им доклад. А я и так каждый день к вечеру балда балдой делаюсь. Уважишь, пока не замотали тебя здесь?
Стебун понял, что перегруженный Кердода рад счастливому случаю отделаться от лишнего выступления и не стал возражать против немедленного митингования перед ребятами.
— Ладно. Когда приду, сговоримся. Ты в каком доме живешь?
— В первом. Если придешь рано да никого не застанешь, возьми ключ у швейцара. Я дам тебе записку…
Роман итальянского писателя и поэта Роберто Пацци посвящен последним дням жизни Николая II и его семьи, проведенным в доме Ипатьева в Екатеринбурге. Параллельно этой сюжетной линии развивается и другая – через Сибирь идет на помощь царю верный ему Преображенский полк. Книга лишь частично опирается на реальные события.
Действие романа одного из ведущих испанских писателей развивается в двух временных планах: в начале прошлого века и в 1975 г., в дни, когда умирал Франко. Герой пишет книгу о Гойе, работа над которой подводит его к осмыслению закономерностей национальной истории, заставляет серьезно задуматься о переломных моментах в истории Испании, о возможных путях демократизации страны.
В 7-й том Собрания сочинений А. Н. Толстого вошёл роман «Петр Первый», над которым писатель работал 16 лет. Это эпопея о судьбах русской нации в один из переломных моментов ее развития. В 1941 г. этот роман был удостоен Сталинской премии.
В книге рассказывается о трагической судьбе Лыжного егерского батальона, состоявшего из норвежских фронтовых бойцов и сражавшегося во время Второй мировой войны в Карелии на стороне немцев и финнов. Профессор истории Бергенского университета Стейн Угельвик Ларсен подробно описывает последнее сражение на двух опорных пунктах – высотах Капролат и Хассельман, – в ходе которого советские войска в июне 1944 года разгромили норвежский батальон. Материал для книги профессор Ларсен берет из архивов, воспоминаний и рассказов переживших войну фронтовых бойцов.
Аббат Готлиб-Иоганн фон Розенау, один из виднейших архитекторов Священной Римской империи, в 1157 году по указу императора Фридриха Барбароссы отправился на Русь строить храмы. По дороге его ждало множество опасных приключений. Когда же он приступил к работе, выяснилось, что его миссия была прикрытием грандиозной фальсификации, подготовленной орденом тамплиеров в целях усиления влияния на Руси католической церкви. Обо всем этом стало известно из писем аббата, найденных в Венской библиотеке. Исторический роман профессора, доктора архитектуры С.
Рассказ посвящён скромным талантливым труженикам аэрокосмической отрасли. Про каждого хочется сказать: "Светлая голова и руки золотые". Они – самое большое достояние России. Ни за какие деньги не купить таких специалистов ни в одной стране мира.