«Дай угадаю».
– Раз уж я здесь, не поужинаешь ли со мной?
«А потом мы сможем принять душ вместе».
– Я и вправду хочу пригласить тебя на ужин, но приготовленный дома. Не здесь. В Нью‑Йорке. Я хочу познакомить тебя с моей семьей.
У Тиган опять отвисла челюсть.
– Теперь я уже ничего не понимаю. С твоей семьей?
– С теми людьми, которые приютили меня после колонии. Когда мне больше всего был нужен настоящий дом и близкие люди, которые интересовались бы мной и тем, что я делаю. Роусоны спасли мне жизнь. И это не клише и не преувеличение. Это чистая правда.
Ей понадобилось несколько секунд, чтобы переварить эту информацию.
– Ты хочешь, чтобы я полетела на другой конец страны, чтобы поужинать с твоими приемными родителями?
– Точно.
– Ты сам осознаешь, что это просто сумасшествие?
– Да. Пожалуй, можно сказать и так.
Он что, забыл?
– Джейкоб, ты собираешься подать в суд на моего брата.
– Уже нет. Мой клиент передумал.
– Значит, ты больше не пытаешься уничтожить моего брата?
Он улыбнулся и пожал плечами:
– Тебе понравится моя семья.
Может быть. Но лететь на ужин через всю страну? Вот так, просто?
Она покачала головой:
– Это невозможно.
Но он уже приблизился к ней, и она могла видеть лишь его изумительные янтарные глаза, которые уговаривали ее отбросить сомнения и совершить этот нелепый поступок.
– Сколько тебе понадобится времени, чтобы собрать вещи? – спросил он.
– Ты хочешь сказать – прямо сейчас?
– В пятницу. На выходные.
Но помимо сборов вещей необходимо было предупредить его семью и забронировать билеты на самолет. Она попыталась мыслить здраво.
– Сколько часов лететь до Нью‑Йорка?
– На личном самолете совсем недолго.
Направляясь из Сиэтла в Нью‑Йорк, личный самолет Роусонов летел на высоте сорока тысяч футов. Сидя рядом с Джейкобом, Тиган размышляла над тем, какие еще сюрпризы ждут ее. Она часто летала по миру, но никогда еще так не волновалась в полете. Решение провести уик‑энд с семьей Джейкоба было спонтанным для них обоих. И что будет в воскресенье? Станет ли она жалеть, что поддалась импульсу, или будет с нетерпением ждать следующей встречи?
Джейкоб открыл фотоальбом на своем телефоне и сказал:
– Надеюсь, ты любишь лошадей. В ближайшие пару дней ты увидишь их немало.
– Я брала уроки верховой езды в детстве, прежде чем…
Тиган запнулась, и он улыбнулся.
– Прежде чем?
– Ну, занялась другими вещами.
Он знал про ее падение с велосипеда и ее шрам, но ему незачем было знать о последствиях. Так что она сосредоточила свое внимание на фотографиях.
– Это кто?
– Это Аякс, на призовом жеребце.
– Вау! Сплошные мускулы. И лошадь тоже очень красивая.
Джейкоб хмыкнул:
– Вы с Аяксом подружитесь.
Может быть, она была настроена слишком оптимистично, но у нее было предчувствие, что она подружится со всеми Роусонами. Она хотела больше знать о приемных родителях Джейкоба и их двоих сыновьях. И если он захочет рассказать ей о тех тяжелых годах своей жизни, ей лучше выслушать его. Хотя бередить старые раны очень больно.
С момента переезда в Сиэтл она никому не рассказывала про тот несчастный случай, который изменил всю ее жизнь. Она никогда не забудет ту боль, то отчаяние, которое не оставляло ей сил даже на то, чтобы плакать. И бесконечные операции, и время, которое она потратила на восстановление.
Но в то тяжелое время у нее были любящие родители, которые во всем ее поддерживали. В сравнении с ее детством детство Джейкоба казалось просто адом. Воспоминания наверняка были мучительными.
И все же с помощью Роусонов он сумел изменить свою жизнь. Он не просто выжил, он теперь процветал во всех смыслах этого слова.
– Расскажи мне побольше о конезаводе Роусонов.
Ее рука лежала на подлокотнике между их сиденьями, и он накрыл ее своей ладонью и начал поглаживать подушечкой большого пальца.
– Поместье расположено между Олбани и Лейк‑Джордж, недалеко от самых старых в штате ипподромов. Семья разводит лошадей с 1888 года. Когда я впервые увидел эти холмы и пастбища, не мог поверить, что это все настоящее. Я рос в восточной части Нью‑Йорка. В девяностых годах там каждые два дня совершалось убийство. И еще ограбления и торговля наркотиками. – Он покачал головой. – Я упоминал о том, как мы украли машину. После колонии меня на две недели отправили к Роусонам на реабилитацию. Сам Роусон разработал специальную программу для трудных подростков. Хакс Роусон спас много жизней.
– Значит, ты отправился к Роусонам и там и остался?
Он усмехнулся.
– Это было бы слишком просто. После колонии я связался с бандой, которая промышляла ограблением магазинов, аптек и ломбардов. Они крали все, что попадалось им на глаза.
– Ты, наверное, в то время совсем запутался.
– Я не участвовал в ограблениях. Но я повсюду появлялся в их компании, и свидетели сказали, что видели меня на месте преступления.
– Но если ты в них не участвовал…
– Больше семидесяти процентов приговоров основываются на показаниях свидетелей. Свидетели ошибались насчет меня, но я все равно угодил в тюрьму. После чего написал Роусону и спросил, не согласится ли он еще раз приютить меня на своей ферме. Когда я рассказал ему о своей невиновности, он задействовал своего брата. Дядя Тед, адвокат, установил мое алиби, и меня освободили. Но они все знали, что, если я вернусь домой, снова покачусь по наклонной. И с матерью, сидящей на героине, и без средств к существованию… изменить свою жизнь будет непросто.