Наши времена - [90]

— Это в последний раз я удивляю тебя. А прежде всего я должна была удивляться самой себе.

Случается, на склоне лет человек вдруг теряет голову и влюбляется в совсем юную девушку, или молодую женщину, раза в два или три моложе его. Такому человеку кажется, что вместе с этой безрассудной любовью возвращается юность, кипящие страсти молодости. Но Поля ведь уже не молода, почему же Райского так поразила эта новость об ее отъезде? Кроме всего прочего, он мог, и не только мог, но и должен был ожидать этого. У нее есть муж, и она едет к нему. Муж приехал и забирает ее с собой. Что ж тут удивительного? Однако Райский был совершенно изумлен.

— Оставайся здесь, и мы будем жить как муж и жена, вполне законно, распишемся в загсе. — На его пышущем здоровьем, розовом лице было выражение полной растерянности. Он, казалось, готов был согласиться на все — даже подождать со своей диссертацией, хотя никому не нужна эта проволочка, но ради нее он и это сделает. Он ждал, чтобы она еще раз попросила об этом, но она молчала. Она изменилась с тех пор, как приехал муж, и сейчас он уже испытывал к Ханину чувство неприязни, вражды и желал ему самого плохого. — Но что же все-таки произошло? — спросил он.

— Ничего, абсолютно ничего не произошло. Он мой муж — вот и все.

Обратно они возвращались на «Ракете». Подводные крылья быстро несли теплоход. Райский и Полина Яковлевна смотрели в окно, низко повисшее над каналом, и обоим казалось, что вода, высвобождаясь из-под крыльев «Ракеты», нарочно бурлит и пенится, подгоняя судно, чтобы оно поскорее унесло их отсюда и разлучило навсегда.

Спустя несколько дней, в вечерний час, когда Поля задержалась в поликлинике или где-то в другом месте — она теперь старалась возвращаться домой как можно раньше, но сегодня порядком задержалась, — Лев Борисович после того, как довольно долго просидел в кабинете за письменным столом, спустился на второй этаж к своему почтовому ящику за вечерними «Известиями» и «Вечеркой». Помимо газет было еще письмо, и это его обрадовало. Это было первое письмо, полученное им после приезда в Москву. Еще и недели не прошло, как он приехал, а его уже отыскали. На конверте обратного адреса не было. Лев Борисович, поднимаясь по лестнице, надорвал конверт и, как только очутился в квартире, пробежал глазами листок бумаги, вырванный из блокнота. Буквы были кривые, прыгающие.

В письме было следующее:

«Дорогой и многоуважаемый друг Ханин!

Наша печальная обязанность и дело чести сообщить вам, что вы вступили в многочисленную фалангу мужей-рогоносцев. Вы уехали в холодную Сибирь, а тем временем ваша жена здесь отлично погрелась. Но особенно не переживайте и не принимайте близко к сердцу. Такова уж наша незавидная мужская доля. Нам остается только платить им той же монетой. Примите мои уверения и пр. Ваш благожелательный друг».

Лев Борисович снова перечитал кривые, прыгающие слова, их ломали и корежили специально, чтобы видоизменить почерк. Не веря своим глазам, он снова прочитал адрес на конверте. Да, это ему — «Л. Б. Ханину».

Вот тебе и на, не хватает еще анонимных писем. Снова взглянув на листок из блокнота, с дырочками наверху, особенно на эти дырочки, точно они могли объяснить ему что-нибудь, он отшвырнул его от себя. Это было так нелепо, так дико, так непостижимо, что он громко рассмеялся. «Вот тебе и Поля, праведница, как это тебе нравится?» — спросил он вслух самого себя. Услужливая память, которая в таких случаях незамедлительно приходит на помощь, подсказала, напомнила ему, что в Поле действительно произошла перемена. Она изменилась, частенько выглядит как бы виноватой, чего-то недоговаривает, точно опасаясь сболтнуть лишнее.

Поостыв немного, Лев Борисович поднял с пола гнусный листок. А может, это вообще сплошная липа, подумал он, анонимщики, как правило, мерзопакостные субъекты, они преследуют лишь свои низменные цели. Почему он сразу поверил этой грязной анонимке и усомнился в человеке, которого он знает как самого себя уже много-много лет? Не всегда его отношения с Полей были безмятежными и благополучными, большого согласия между ними не было, особенно в последнее время, но чтобы ее подозревать?.. Просто в голове не укладывается.

Размышляя так, он свободно передохнул, ему стало легче. Он с большим нетерпением ожидал Полю, надеясь, что она тут же развеет всякие подозрения.

Она вошла, сняла пальто в прихожей. Слышно было, как она, примостившись на стульчике в коридоре, напротив его двери, сбросила с ног туфли. В мягких тапочках, легко ступая, она вошла к нему в кабинет. Лицо ее было оживленным, свежим. Видно было, что она спешила домой. Она теперь всегда помнила, что он один дома и ждет ее.

— Хоть бы денек отдохнул, а то все сидишь, все трудишься. — Она наклонилась над ним, положила руку на его затылок, провела пальцами по заросшей курчавыми волосками шее. — Тебе уже надо постричься, — сказала она.

— Спереди на голове уже почти ничего нет, а сзади я не вижу, что делается, — он повернул голову, желая освободиться от Полиной руки. — Взгляни, Поля, он повернулся к ней лицом, но не смотрел ей в глаза, — взгляни только… как тебе это нравится? Подбросили… Совсем как во времена Пушкина, — и разжал кулак, в котором лежала сложенная записка. Он хотел только одного и был уверен, что так и будет. Она прочитает и с обидой и злостью, а еще лучше со смехом, скомкает, отшвырнет от себя анонимку, как он сам это сделал раньше.