Наши времена - [101]

— Дай передохнуть немного, я обязательно зайду.

— Нет, так, Лева, не пойдет. Мне давно известно, что ты любишь откладывать… Когда-то ты обещал Рыбкину помочь, а потом взял и уехал.

— Ты мне уже второй раз припоминаешь этого Рыбкина…

— А ты думал, что я забыла? Нет, я помню все. Склероза у меня как будто еще нет… Пожалуйста, назови мне точно день и час, когда ты возьмешься за мой материал.

«Прямо наказание какое-то…» — Лев Борисович уже и не рад был, что Дора Марковна заглянула в его «угол».

— Мог бы вообще зайти ко мне в гости. Ты, наверно, уже забыл, где я живу, — продолжала Дора Марковна, — ни разу не зашел посмотреть, как там у меня дома.

— Но до сих пор, кажется, ты меня еще не приглашала…

— Скажу тебе по правде, первое время просто стеснялась. Ты стал таким большим человеком.

— А можно быть большим человеком, чем старший инженер БРИЗа на крупнейшем заводе?

— Не смейся над моим БРИЗом, — обиделась Дора Марковна. — Вся молодость моя, вся моя жизнь отдана этому БРИЗу. И знаешь, сколько экономии дал БРИЗ? Миллион. Найди хоть один закуток на заводе, где не было бы нашего бризовского усовершенствования. Все время приходится ломать голову, и нервы надо иметь железные. Я вся поседела на этой работе. Но что это я заболталась, — перебила она себя. — У меня у самой ни капельки свободного времени, но поверишь, каждый раз, как увижу тебя — Леву из конструкторского, — так сейчас же на меня нахлынут разные воспоминания, и я забываю, что мы занятые люди. Так хочется поговорить по душам. Перед глазами встает мой Иона Шепович… Ты хоть помнишь, как мы втроем — ты, я и Иона, пусть земля ему будет пухом, — отправились девятого мая сорок пятого вечером погулять в парк, тогда еще был парк молодой, саженцы только что высадили, и ни одной свободной скамейки, где можно было присесть… Парк был совсем голый, а мы были такие молодые…

— Да, да, конечно, молодые, — Лев Борисович нетерпеливо протянул руку, желая побыстрее попрощаться. — Обещай тебе, Дора Марковна, что непременно зайду к тебе в БРИЗ, дай только наладить дело, ведь я до сих пор еще точно не знаю, чем все это у меня закончится.

— Закончится хорошо… Всем бы друзьям такую перспективу, как у тебя. Уверена, ты станешь лауреатом и поедешь за премией в Москву… Не забудь тогда меня пригласить на банкет…

«Ну и болтлива же… И когда только она успевает работать?» Лев Борисович начал озираться по сторонам в надежде, что кто-нибудь подойдет и, заговорив с ней, выручит его из плена.

— Не оглядывайся, пожалуйста, по сторонам, я уже ухожу. Мне тоже некогда… Я должна только тебя спросить кое о чем… Скажи мне, Лев, Девяткин еще не разговаривал с тобой?

— О чем? Мы говорим с ним довольно часто…

— Я понимаю, что ты часто бываешь у директора… Я имею в виду… в общем, не заводил он с тобой разговора о премии?

— С чего это вдруг? Поверь, меньше всего сейчас меня волнуют премии…

— Понимаешь ли, Лева… ты только не кипятись. Я работаю в БРИЗе, и мы постоянно имеем дело с премиями, вот почему я знаю чуточку побольше, чем ты. На премии всегда находится охотников больше, чем нужно… Девяткин славный человек, хороший директор, уже сколько лет мы работаем вместе. Ты помнишь его с той поры, когда он был начальником отдела капитального строительства, а я помню еще то время, когда он работал на заводе простым мастером. Но…

— Что «но», Дора Марковна?

— Иногда он не прочь стать компаньоном. Ему уже хотелось так сделать с одним изобретателем. Некоторые на заводе его поддерживают, считают, что он прав, поскольку он помог изобретение внедрить и реализовать… Но лично я рассуждаю иначе. По-моему, ему полагается только сказать «спасибо», и ничего больше. Ведь это его прямая обязанность как директора — помогать реализации всех наших новшеств. А то что же получится? Он будет компаньоном у всех наших изобретателей и рационализаторов, за каждое изобретение и предложение, приносящее доход, будет получать вознаграждение. Как ты думаешь, я не права?

Вопрос, который, очевидно, сильно волновал Дору Марковну, Льва Борисовича сейчас ни в малейшей степени не интересовал. Он не хотел даже думать об этом. Но в тот же день, когда он зашел к Девяткину в кабинет, эта тема снова всплыла, и ее затронул не кто иной, как сам Девяткин.

— У меня к тебе, Лев Борисович, будет деликатное дело, — начал Леонид Сергеевич. — Твоя печь уже действует, и я полагаю, в своих отчетах и реляциях, которые будешь отсылать в соответствующие инстанции, ты, разумеется, укажешь также и своих заводских помощников.

— Конечно, — охотно согласился Лев Борисович. — Как же иначе? Это непременно будет указано. Вы же нам действительно помогали.

— Мне бы хотелось, чтобы ты правильно понял меня, Лев Борисович. Пойми, если бы не наша помощь, вообще никакой печи не было бы. Помощь помощи рознь. Сейчас ты имеешь первоклассную печурку.

Льву Борисовичу было очень приятно, что о «печурке» говорят уже как о законченном объекте, о завершенной работе, причем завершенной успешно. Но он был немного суеверен и боялся, как бы новорожденное дитя не сглазили, не захвалили бы, и старался приуменьшить свои успехи. Впрочем, больше, чем кто-либо другой, он знал, что действительно радоваться пока особенно нечему.