Нашествие - [27]

— Я? Ах, нет… Как вы можете так… — попробовала возмутиться Анна Васильевна.

Но сама слышала, как голос её дрожит.

«Он просто учитель. Учитель моего ребёнка. И больше ничего».

— Я пришла сказать вам… — строго начала она.

Учитель взял из её рук карандашик. Коснулся пальцев. Пожал.

Анна Васильевна не осмеливалась поднять глаза.

— …Что так продолжаться не может. Я много, невозможно много старше вас…

Но забыла, что за этим собиралась сказать, — всё растаяло в радости, которая перетекла от его руки в её и заполнила её согласно энергетическому закону, который недавно открыл господин… господин… господин… как же его звали…

Учитель потянул её за руку, и она жадно ответила ему на поцелуй.

Бурмин, задрав подбородок, изучал тесно заставленные полки. Толстые дубовые доски прогибались под драгоценной ношей.

— Мой бог, — только и молвил Бурмин. — Аламбер. Руссо. Монтень. Гельвеций. Монтескьё. Все римляне.

— Здесь есть и настоящие редкости! Трактаты о странных существах. О колдовстве. Об алхимии. Ну, в общем, всякая старинная галиматья. Курьёзы, — поспешил добавить Митя на всякий случай.

Бурмин обернулся к своему новому знакомцу:

— Если и существует рай, то он похож на эту библиотеку.

Митя расплылся в улыбке. Более обычного похожий на пса, который норовит броситься, облобызать. Искреннее восхищение Бурмина привело его в восторг.

— Ваш отец — изумительный человек.

Улыбка Мити скисла:

— Библиотеку собирал мой дед! — с вызовом поправил он.

— Но ваш отец…

— Отец за всю жизнь не прочёл ни одной книги.

— Так-таки ни одной, — с улыбкой ответил на горячность молодого человека Бурмин.

— Не считая приходно-расходных! — Митя сам не заметил, как повторил дурную, оскорбительную остроту Мишеля.

— Но ваш отец всё-таки перевёз все эти книги сюда. Это его характеризует. Я был бы рад, если бы вы представили меня вашему отцу.

Митя покраснел. Замигал.

— Моему отцу?

При мысли, что Бурмин может о нём подумать и что Бурмин непременно подумает о самом Мите, когда увидит его отца, стыд калил щёки.

— Мой отец! Если бы вы знали, что за тип.

— Расскажите.

— Несносный. Самодовольный. Невежественный. Грубый. Неотёсанный. У меня чувство, будто…

Но Бурмин не слушал. Книга, та самая книга жгла его взгляд. Манила. Казалось, светилась. Палец остановился на лиловом корешке. «Что может быть естественнее — вынуть, полистать». Сердце его стучало, будто он задумал что-то постыдное, когда Митя повторил вопрос.

— …Бурмин?

Бурмин вздрогнул и отдёрнул руку от лилового корешка, заложил за борт сюртука.

— Что, простите? — не сразу откликнулся он.

— А вы — были близки с вашим отцом?

Он повернулся к книге спиной. Но казалось, и затылком чувствовал её.

«Я что-то ляпнул? Какой болван», — огорчился Митя, заметив, что лицо Бурмина странно потускнело.

— Вы правы, Бурмин. — Затараторил восторженно: — Кому интересны все эти папаши, мамаши, дедушки да тётушки? Скоро всех детей будут забирать у матерей сразу после рождения и в особых заведениях воспитывать из них идеальных граждан.

— Да-да, — Бурмин кивнул рассеянно.

Митя поспешил загладить свою оплошность — переменил тему:

— Хотите что-нибудь одолжить почитать?

Бурмин улыбнулся:

— Как я могу сказать нет.

Митя с излишним оживлением бросился к корешкам поодаль:

— Гляньте. Вот этим масонским манускриптам — две сотни лет, не меньше. Дед купил их в Риме. Отдал целое состояние. Берите! Какие вас заинтересовали? Маменька только рада, если одолжите. Её отец считал, книги живы, пока их читают.

— Мудро сказано.

Бурмин обвёл взглядом полки:

— В эдакой пещере Али-Бабы… Столько сокровищ, что глаза разбегаются.

Он изобразил задумчивость:

— Если вы так добры, что позволяете мне воспользоваться вашей любезностью… Вот этого Монтескьё. — Бурмин шагнул к полкам. — Ещё Адама Смита. Вы читали Адама Смита? У него довольно занятная экономическая теория, взгляд в экономическое будущее Европы, которое, по сути, уже можно видеть…

Так он болтал, а пальцы-воры проворно выдернули заветную лиловую книжицу, сунули под Адама Смита. Поспешили к следующей, пока Митя не спросил: «А эта лиловая — о чём? А вам — зачем?» Но опасался напрасно. Митя был очарован им. Наивно-радостный взгляд был устремлён Бурмину куда-то в лоб, а с языка, онемевшего от восхищения новым приятелем — умным, уверенным в себе, блестящим, — смогло сорваться лишь:

— Нет. Адама Смита я не читал.

Бурмин улыбнулся ему так, будто Митя сказал нечто очаровательное, и вдруг сказал — учтиво, но таким тоном, что Митя не осмелился бы ослушаться:

— Всё же представьте меня вашему отцу, окажите мне любезность.

Василий, крепостной мужик Ивиных, держался с достоинством. Степенно изложил своё дело. Перевернул чашку, поставил на блюдце, отставил.

— А условия у меня такие. Выкупи меня со всем моим семейством у графа Ивина и напиши нам вольную.

Умолк. Спокойно поглядел на Шишкина. На столе между ними лежало осиное гнездо. Пустое. Шишкин провёл пальцем по его боку. Он был сероватым, шершавым. Грубая работа. Ну да что возьмёшь с бессмысленных тварей.

— И это все твои условия?

— Покамест.

«Тёртый калач, — подумал Шишкин, — с таким надо ухо востро. Такой в тулупчике рваном жмётся, а потом глядишь — свой каменный дом в Москве, да не один. Видал я таких».