Нашествие - [25]
— У вас и книжки есть? — не унимался Мишель. — Приходно-расходные, что ли?
— Ну хватит, — вдруг дёрнул его Савельев за локоть. — Не больно смешно.
В отличие от Мишеля, плевать на условности смоленского общества Савельев не мог: мать отказалась дать денег, но многочисленные тётушки и дядюшки, родные, двоюродные, троюродные, ещё нет. И потому их мнение было Савельеву не безразлично.
Глаза Мишеля посветлели от весёлой злобы. Пока очередная опасная колкость не сорвалась с его языка, Савельев поспешил дружелюбно:
— Ладно, Митька. Жаль, конечно, что с нами не поедешь. Кланяйся от нас господину Бурмину. А не то оба приходите.
— Эх ты, кислятина! — хлопнул Мишель Митю по плечу, тот пошатнулся, заморгал, вынужден был схватиться за спинку стула.
— Может, ты уже и жениться надумал?
— При чем здесь это? — оскорбился Митя.
Мишель скользнул мимо него взглядом:
— Идём, Савельев.
Развернулся на каблуках и вышел. Савельев торопливо отвесил поклон и выбежал за Мишелем.
В передней Шишкиных всё было новым и дорогим: мебель, светильники, панели. Из такого приятеля много можно было бы надоить денег. Противно было думать, что не вышло. Мишель принял от лакея фуражку, фыркнул Савельеву по-французски:
— Господин Бурмин опять всё веселье изгадил. Будем надеяться, хоть Ивин не подведёт.
Савельев что-то пробурчал по-русски. Скука, от которой сбежали из курительной, уже ползла за ними сюда — горьковатым табачным облаком, и оба поскорее затрещали сапогами с крыльца, где их ждали подведённые лошади.
Анна Шишкина смотрела сверху в окно, как молодые люди запрыгнули, тронули лошадей, ускакали. Её длинное бледное лицо разгладилось, посветлело: «И слава богу. Дурная компания».
Она услышала тяжёлые, неуклюжие шаги позади, быстро опустила край шторы.
— Что же гости твои, Митенька? — Запрятав облегчение, спросила: — Не остались?
— Нет, маменька.
— Вот как? А я думала, у тебя гости.
— Гость. И совсем другой гость. Я велел чай накрыть в библиотеке.
Мать улыбнулась:
— Знакомый, чтобы сидеть в библиотеке? Это кто ж?
— Бурмин.
— Вот как.
— Вы с ним знакомы, маменька?
— Лично нет. Он хорошей фамилии.
Ей не хотелось повторять сплетни смоленских дам о княгине Солоухиной и о том, что разорившийся Бурмин унаследует старухины миллионы.
Она могла себе это позволить. У неё не было дочери-невесты.
— Ему хотелось посмотреть кое-какие книги из дедова собрания.
— Он тоже о нём слыхал? — Но Анна спохватилась, не прозвучит ли это тщеславно, и поспешила уточнить: — Конечно же, от тебя.
— А вот и нет! Когда я представился, он почти сразу же спросил, не знаменитого ли масона Синицына я внук.
И добавил:
— Но только если вы, маменька, позволите. Может ли он одолжить кое-какие книги из дедовой библиотеки?
Мать расцвела. У сына появился приятель, которого интересовали книги! Не девки, не пьянки, не карты: книги! И который знал о её отце — покойном московском масоне.
— О мой друг, и не спрашивай! Твой дед и сам был бы рад — и такому гостю, и разговору. А что до книг, то он считал, что книги живут, только когда их читают. Какие же кни…
— Что это, Анна Васильевна? — пробасил позади сердитый голос. — Лакеи в библиотеке накрывают. Вы что? Гостей ждёте?
Мать и сын вздрогнули, умолкли, испуганно уставились друг на друга. Митя тихо отступил, мать выдавила:
— Ступай же, Митя.
Присутствие сына при ссорах делало их особенно унизительными. А после — мешало уснуть вечером. «Что видит мальчик? Какой урок семейной жизни вынесет из всего этого?» — ворочалась всякий раз Анна.
— Иди, милый.
Но Митя вдруг заартачился:
— Успеется, маменька.
Старший Шишкин даже не повернулся к нему, бесшумно прошёл в своих мягких сапогах. «Его ненавидят, с ним не желает быть в одной комнате собственный сын, а ему всё равно». Анна с отвращением следила за невозмутимой поступью мужа. В руках у него была газета. Сел. Диван под ним пискнул.
— Ну-с? Что за гости?
С шелестом развернул газетный лист.
Анна смотрела на паркет, на край ковра, на собственные ступни. Чувствовала, как сама собой немеет шея, поднимаются плечи, а лицо застывает.
— Господин Бурмин… — выдавила.
— Продаются за излишеством люди, — вслух прочёл Шишкин, точно не услышав. — Кузнец двадцати трёх лет, жена его прачка, также обучена шитью.
Анна ошалело глянула на него — но увидела только желтоватый газетный лист, которым отгородился муж.
— Цена оному пятьсот рублей, — читал он. — Не пишут, пьяница или нет. Буйный небось. Кто сейчас кузнеца продавать станет. Да ещё за пятьсот рублей.
Слова слипались сухим комком в горле. Анна кашлянула.
— Что-с? — процедил муж из-за газеты. — Что ещё за Бурмин?
И громко:
— Продаются две девки тринадцати и шестнадцати лет. Обученные грамоте. Одна играет на пианино. Узнать о цене можно… Вот-вот. О цене. Больно толку с них, с грамотных. На пианино. Вред один.
— Хорошей семьи. И человек достойный, — пробормотала Анна.
Муж опустил газету.
— Чего — достойный? — передразнил. — Чтобы спустить с лестницы? Вы хоть глядите, с кем ваш сын водится? Кто его приятели? Сброд!
— Бурмин — благородный человек! — зазвенел вдруг голос Мити.
«Сейчас начнётся». Анна почувствовала, как пошла горячими пятнами.
Детство Шурки и Тани пришлось на эпоху сталинского террора, военные и послевоенные годы. Об этих темных временах в истории нашей страны рассказывает роман-сказка «Дети ворона» — первая из пяти «Ленинградских сказок» Юлии Яковлевой.Почему-то ночью уехал в командировку папа, а через несколько дней бесследно исчезли мама и младший братишка, и Шурка с Таней остались одни. «Ворон унес» — шепчут все вокруг. Но что это за Ворон и кто укажет к нему дорогу? Границу между городом Ворона и обычным городом перейти легче легкого — но только в один конец.
Ленинград в блокаде. Дом, где жили оставшиеся без родителей Таня, Шурка и Бобка, разбомбили. Хорошо, что у тети Веры есть ключ к другой квартире. Но зима надвигается, и живот почему-то все время болит, новые соседи исчезают один за другим, тети Веры все нет и нет, а тут еще Таня потеряла хлебные карточки… Выстывший пустеющий город словно охотится на тех, кто еще жив, и оживают те, кого не назовешь живым.Пытаясь спастись, дети попадают в Туонелу – мир, где время остановилось и действуют иные законы. Чтобы выбраться оттуда, Тане, Шурке и даже маленькому Бобке придется сделать выбор – иначе их настигнет серый человек в скрипучей телеге.Перед вами – вторая из пяти книг цикла «Ленинградские сказки».
Ленинград, 1930 год. Уже на полную силу работает машина террора, уже заключенные инженеры спроектировали Большой дом, куда совсем скоро переедет питерское ОГПУ-НКВД. Уже вовсю идут чистки – в Смольном и в Публичке, на Путиловском заводе и в Эрмитаже.Но рядом с большим государственным злом по-прежнему существуют маленькие преступления: советские граждане не перестают воровать, ревновать и убивать даже в тени строящегося Большого дома. Связать рациональное с иррациональным, перевести липкий ужас на язык старого доброго милицейского протокола – по силам ли такая задача самому обычному следователю угрозыска?
Страна Советов живет все лучше, все веселее – хотя бы в образах пропаганды. Снимается первая советская комедия. Пишутся бравурные марши, ставятся жизнеутверждающие оперетты. А в Ленинграде тем временем убита актриса. Преступление ли это на почве страсти? Или связано с похищенными драгоценностями? Или причина кроется в тайнах, которые сильные нового советского мира предпочли бы похоронить навсегда? Следователю угрозыска Василию Зайцеву предстоит взглянуть за кулисы прошлого.
На дворе 1931 год. Будущие красные маршалы и недобитые коннозаводчики царской России занимаются улучшением орловской породы рысаков. Селекцией в крупном масштабе занято и государство — насилием и голодом, показательными процессами и ловлей диверсантов улучшается советская порода людей. Следователь Зайцев берется за дело о гибели лошадей. Но уже не так важно, как он найдет преступника, самое главное — кого за время расследования он сумеет вытолкнуть из‑под копыт страшного красного коня…
Вырвавшиеся из блокадного Ленинграда Шурка, Бобка и Таня снова разлучены, но живы и точно знают это — они уже научились чувствовать, как бьются сердца близких за сотни километров от них. Война же в слепом своем безумии не щадит никого: ни взрослых, ни маленьких, ни тех, кто на передовой, ни тех, кто за Уралом, ни кошек, ни лошадей, ни деревья, ни птиц. С этой глупой войной все ужасно запуталось, и теперь, чтобы ее прогнать, пора браться за самое действенное оружие — раз люди и бомбы могут так мало, самое время пустить сказочный заговор.
Это не книжка – записи из личного дневника. Точнее только те, у которых стоит пометка «Рим». То есть они написаны в Риме и чаще всего они о Риме. На протяжении лет эти заметки о погоде, бытовые сценки, цитаты из трудов, с которыми я провожу время, были доступны только моим друзьям онлайн. Но благодаря их вниманию, увидела свет книга «Моя Италия». Так я решила издать и эти тексты: быть может, кому-то покажется занятным побывать «за кулисами» бестселлера.
Роман «Post Scriptum», это два параллельно идущих повествования. Французский телеоператор Вивьен Остфаллер, потерявший вкус к жизни из-за смерти жены, по заданию редакции, отправляется в Москву, 19 августа 1991 года, чтобы снять события, происходящие в Советском Союзе. Русский промышленник, Антон Андреевич Смыковский, осенью 1900 года, начинает свой долгий путь от успешного основателя завода фарфора, до сумасшедшего в лечебнице для бездомных. Теряя семью, лучшего друга, нажитое состояние и даже собственное имя. Что может их объединять? И какую тайну откроют читатели вместе с Вивьеном на последних страницах романа. Роман написан в соавторстве французского и русского писателей, Марианны Рябман и Жоффруа Вирио.
Об Алексее Константиновиче Толстом написано немало. И если современные ему критики были довольно скупы, то позже историки писали о нем много и интересно. В этот фонд небольшая книга Натальи Колосовой вносит свой вклад. Книгу можно назвать научно-популярной не только потому, что она популярно излагает уже добытые готовые научные истины, но и потому, что сама такие истины открывает, рассматривает мировоззренческие основы, на которых вырастает творчество писателя. И еще одно: книга вводит в широкий научный оборот новые сведения.
«Кто лучше знает тебя: приложение в смартфоне или ты сама?» Анна так сильно сомневается в себе, а заодно и в своем бойфренде — хотя тот уже решился сделать ей предложение! — что предпочитает переложить ответственность за свою жизнь на электронную сваху «Кисмет», обещающую подбор идеальной пары. И с этого момента все идет наперекосяк…
Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.
В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.