Наш испорченный герой. Встреча с братом - [42]

— Этот жулик наверняка сейчас замышляет какую-нибудь гадость! Надо было мне всё-таки зайти в номер и помешать ему.

— О ком вы говорите?

— Я говорю о том мошеннике, который тоже никуда не поехал. Вы его знаете — вы с ним беседовали вчера в кофейне.

— А, этот бизнесмен! Ну да, мы с ним поговорили немного, а что?

— Бизнесмен? Это вор и мошенник. Вы знаете, зачем он сюда приехал? Для того чтобы расхищать наши культурные ценности. Он держит лавочку на Инсадонге[23], но это только прикрытие для его настоящих занятий. Он раскапывает могилы и занимается контрабандой антиквариата.

Шок от этих слов разом заглушил предыдущий — от того, что Объединитель, оказывается, с самого начала знал, кто я такой, но не подавал вида. При словах о расхитителе могил и о торговце антиквариатом во мне встрепенулся историк.

— Да что вы говорите?! Ай-я-яй… Но послушайте, ведь отсюда очень трудно что-то вывезти. Я имею в виду — китайская таможня наверняка за этим следит в оба. Они ведь не первый год воюют с этим злом.

— Ну да, они не дают вывозить свои собственные ценности. Но жулики вроде этого не занимаются китайским искусством, и потому китайской таможне до них нет никакого дела.

— А что, китайцы не рассматривают искусство Когурё[24] и Бохая[25] как свою культурную собственность?

Я спросил это, предполагая, что торговец антиквариатом приехал сюда в поисках сокровищ древних корейских королевств, располагавшихся в Маньчжурии.

— Да нет. Этот гад собирает керамику династии Ли, а также живопись и каллиграфию.

— И что, здесь, в Яньцзи, можно найти подобные вещи? Хотя бы столько, чтобы окупить поездку? — удивился я. — Послушайте, вы ведь знаете, что большинство корейцев, которые здесь живут, — это потомки тех, кто перебрался сюда во время японской оккупации, спасаясь от голода. Вы что, думаете, они тащили с собой керамику и картины? Да они прошли тысячу километров пешком, прося подаяния!

— Этот вор собирает антиквариат не в этом районе, а в Северной Корее. Да-да, я тоже был в шоке! И ясно, что он приехал сюда за этим далеко не в первый раз.

Теперь я всё понял. Ну да, уж если есть возможность для контрабанды людей — вроде того, что проделал господин Ким с моим братом, — то наверняка есть и возможность для контрабанды вещей. Мне захотелось узнать подробнее, как это делается.

— И как они это делают?

— Ну, в последние два дня я кое-что разузнал. Обычно делают так. Во-первых, знакомятся с человеком, у которого есть родственники в КНДР, или с тем, кто на законных основаниях может пересекать границу. И дают ему кучу денег. Затем этот человек отправляется на Север и скупает там за копейки старинные вещи — всё, что только попадётся. А потом провозит обратно под видом простых горшков и прочего хозяйственного барахла. То есть наливает в вазу династии Ли какой-нибудь соус или кунжутное масло в селадон эпохи Когурё. Да… На Севере ведь всегда была отличная глина, превосходные печи для обжига! Кое-где делали селадон не хуже, чем у нас на Юге, у горы Герён. Да, ну так вот… И там, похоже, у простого народа хранится огромное количество картин, каллиграфических надписей и старинных книг. Правительство КНДР всё это не считает культурными ценностями и не охраняет. А на Юге за это отваливают невероятные деньги. Жулик говорил, что, если повезёт, можно купить картину, написанную Кём Чже или Танвоном, за тысячу долларов[26], а в Сеуле за неё дадут пятьсот миллионов вон — в пятьсот раз больше! И хвастался ещё, что он однажды провёз в рисоварке какой-то древний свиток с золотыми буквами и потом продал его за четверть миллиарда! Вы понимаете?

— Но всё-таки, а как им удаётся обманывать северокорейскую таможню?

— А там, на границе с Китаем, таможни почти нет. И я вам говорю: они древности вообще за культурные ценности не считают. Ну и взятки, конечно. Доллар всемогущ!

Всё было ясно. Я не мог избавиться от некоторого восхищения перед энергией капиталиста, который преодолеет самые непроходимые границы, если это сулит ему сверхприбыль.

Объединитель как-то криво усмехнулся и выдал мне ещё одну информацию:

— У нашего приятеля масса талантов. Вы знаете, что у него есть тут местная жена?

По его глазам было видно, что эта тема его сильно занимает.

— Как это — местная жена?

— Ну, есть девушка — кореянка из местных, — и он держит её здесь для известных целей. Уж не знаю, сколько он ей платит, но она даже не пытается скрыть, что она его содержанка. Говорит, что сначала нанял её как переводчицу и секретаршу. Я не стал бы его так осуждать, если бы это была китаянка. Но сделать себе игрушку из корейской девушки! Вчера он уходил с ней куда-то на целую ночь, а сегодня она приходила к нему в номер.

Я ещё раз подумал о силе денег, которые могут превратить всё на свете, включая людей, в товар. Однако раз мой профессорский статус был известен моему собеседнику, то мне не к лицу было пускаться в болтовню об игривых предметах. Это я сумел сообразить, несмотря на то что к тому времени мы прикончили три бутылки пива, не говоря уже о выпитом мною раньше. Объединитель, похоже, собирался и дальше развивать начатую тему, но я резко изменил тему беседы: