Наркокапитализм. Жизнь в эпоху анестезии - [19]

Глава пятая Политика перевозбуждения

§ 41. Забытый бестселлер

В 1891 году в оглавлении к Archivio di psichiatria sociale — журналу под редакцией криминолога Чезаре Ломброзо – дважды фигурировало имя Сципиона Сигеле – двадцатитрехлетнего исследователя, преподававшего уголовное право в Университете Пизы[130]. Две статьи Сигеле быстро стали темой для разговоров. По крайней мере, о нем достаточно говорили, чтобы редактор опубликовал их длинную версию: книга под названием La folla delinquente («Преступная толпа») вышла в том же году и стала мировым бестселлером[131]. Под видом исследования в области «социальной психологии» книга Сигеле выражала озабоченность, разделяемую культурными людьми во всем мире, появлением новой сущности в социальной картографии. Эта сущность, которая, по общему мнению, отличалась раздражительностью и иррациональностью, была не чем иным, как современной толпой, совокупностью индивидов, которую породила урбанизация, связанная с развитием промышленного капитализма в западных странах. С точки зрения утонченных душ, туманная взвесь неудовлетворенных инстинктов, составляющая природу народных масс, не несла в себе ничего, кроме опасности: как показали недавние революции, никогда не знаешь, чего от нее ожидать. Успех Сигеле объяснялся тем, что он впервые попытался придать более или менее законное выражение этой проблеме и предложить научный лексикон, который бы эвфемизировал то, что являлось, прежде всего, классовым рефлексом на обнаружение новой угрозы. Толпа способна на все: такой главный урок молодой криминолог извлек из своих наблюдений и обсуждения имевшихся на тот момент основных идей по этому вопросу, – например, идей Герберта Спенсера или Габриэля Тарда[132]. У Спенсера он перенял и слегка видоизменил мысль о том, что коллективное бытие с психологической точки зрения представляет собой нечто большее, чем аналогию с индивидуальным бытием; толпа – не просто совокупность, а вещь в себе[133]. У Тарда он почерпнул, что главной характеристикой этой вещи в себе является ее опасность: если толпа иррациональна и раздражительна, то она способна на все, неизбежно тяготеет к преступным действиям – и, следовательно, поскольку мы имеем дело с массами, часто остается безнаказанной[134]. Вот для чего требовалось попытаться понять толпу – чтобы положить конец безнаказанности, на которую она могла рассчитывать.

§ 42. От обеспокоенности к участию

Тезис о подразумеваемой преступности толпы не должен нас удивлять, ведь он вышел из-под пера того, кто представлял себя учеником Энрико Ферри – одного из трех основателей, наряду с Ломброзо, позитивистской школы криминологии[135]. Члены этой школы были одержимы тщательным перечислением всего, позволявшего установить коренные причины преступных явлений – того, каким образом совокупность обстоятельств или признаков непосредственно приводит к преступлению. Если Ломброзо, Ферри и их коллеги в первую очередь интересовались индивидуумами, то Сигеле открыл для области криминалистики коллективную сферу, что обусловило возникновение многих других профессий. Среди первых, кто прислушался к интуиции молодого исследователя, мы находим имя самого Тарда, повторившего тезисы его работы в 1892 году на состоявшейся в Брюсселе конференции под названием «Le crime des foules» («Преступление толпы»), тон которой был столь же обеспокоенным, как и тон книги Сигеле[136]. Публикация в следующем году доклада конференции в журнале La Revue des deux mondes побудила Сигеле вступить с социологом в переписку, наиболее важные письма из которой были напечатаны в 1901 году во втором издании французского перевода «Преступной толпы»[137]. Однако за десятилетний промежуток, разделяющий эти две публикации, взгляды Сигеле, как и Тарда, развились в направлении, которое ни один из них не мог в то время предвидеть: обеспокоенность, побуждавшая их первоначальные исследования, постепенно развивалась в положительный интерес[138]. Возможно, это стало результатом их диалога, но суть дела заключалась в том, что новое бытие, которым являлась толпа, можно рассматривать не только как простую массу индивидуальных влечений, способных абсолютно на все. Эта способность, какой бы она ни была, уже указывала на то, что в массовых феноменах на кону стоит нечто иное, относящееся исключительно к чистой силе; в книге, также опубликованной в 1901 году, под названием L’opinion et la foule [ «Общественное мнение и толпа»], Тард назвал это нечто «интересом»[139]. Тогда как толпа, описанная Сигеле, а затем Гюставом Ле Боном – чья книга 1895 года Psychologie des foules («Психология толпы») представляла собой плагиат труда итальянцев, – характеризовалась самозабвением, жертвой которого становился каждый индивид, «публика»[140], увлекавшая Тарда, предлагала каждому возможность исследовать страстные интересы, побуждавшие людей объединиться[141].

§ 43. Безумие толпы

Несмотря на этот сдвиг, предполагающий место для оптимизма в опасности толпы, существовал также элемент, не менявшийся от первых статей Сигеле до книги Тарда: термин для обозначения энергии, характеризующей жизнь толпы. Как предположил Сигеле, если толпа – просто более масштабное тело со своей психической жизнью, то этот термин мог одинаково хорошо применяться как к индивидуальной, так и к коллективной психологии: речь идет о термине «возбуждение». Отграничивая понятие «публика», введенное им в работе «Общественное мнение и толпа», Тард упоминал о том, что толпа никогда не перестает колебаться между «полюсами возбуждения и депрессии» – «как сумасшедшие», добавлял он