Направление — Прага - [40]

— На, берись, — услышал он сверху, увидел тонкий еловый ствол, протянутый ему Вайнером. На секунду он заколебался. — Берись!

Он взялся за жердь одной рукой, потом, отпустив терновый куст, вцепился в нее обеими руками. Можно было и не помогать себе ногами, майор, пожалуй, вытащил бы его, даже если бы он висел на жерди беспомощным мешком. И все равно наверху Ян повалился на траву, ему казалось, что от усталости он испустит дух. Он попытался встать, но, едва опершись на левую ногу, заржал от боли.

Ганс Вайнер мрачно и задумчиво глядел на него. Потом принял решение. Переложил еду из рюкзака Яна в свой, поверх него привязал палаточные полотнища.

Ян наблюдал за ним ненавидящим взглядом.

Вайнер вскинул свой рюкзак на спину, второй рюкзак спихнул ногой в яму.

— Пошли. — Он взял Яна под мышки и поднял его. — Ступай только на здоровую ногу.

Ян прыгал на одной ноге, и, хотя он всем своим весом налегал на майора, для каждого следующего скачка ему требовалось все больше и больше времени. Интервалы увеличивались до тех пор, пока у него вообще не нашлось сил, чтобы оттолкнуться в очередной раз. Он стоял, опираясь о майора, дрожа от изнеможения и, по-видимому, от жара.

Ганс Вайнер осмотрелся. До дороги, которая вела вниз к лесопилке и с которой они утром ушли в лес, было недалеко. Он скинул рюкзак, взял Яна за обе руки, взвалил себе на спину и потащил к опушке. Перед ними была долина с лесопилкой, рекой и дорогой, по спирали спускающейся к шоссе. Ни одна подвода не поднималась вверх. Зато где-то над ними, там, где дорога терялась в лесу, слышны были человеческие голоса. Вайнер не стал больше ждать. Он схватил Яна за плечи и вытащил на дорогу.

— Лежи здесь, они тебя найдут.

Ян лежал неподвижно, закрыв глаза.

Ганс Вайнер пошел прочь, но через несколько шагов вернулся, огляделся воровато, наклонился к Яну и вытащил у него из-за пазухи карту. Потом вошел в лес и по собственным следам в мокрой траве вернулся к рюкзаку. Накинул его лямки на плечи, вытер мокрым носовым платком пот и воду со лба. «Пронеси господи», — подумал он и зашагал навстречу неизвестности.

Перевел с чешского Ю. Пресняков.

Карол Томашчик НАПРАВЛЕНИЕ — ПРАГА Повесть

Над Берлином клубился дым.

В одном из разрушенных домов, в чудом сохранившемся просторном помещении, капитан Донской стоял перед своим командиром, поздравлявшим его с присвоением звания майора.

Командир пожал ему руку:

— Война кончается, но опытные воины вроде вас нашей армии будут нужны и в мирное время.

Донской стоял навытяжку, прямо глядя в лицо командира.

«Сегодня семнадцатый день…» — устало подумал он.

Глаза его были воспалены, лицо бледно.

— Вы не больны? — спросил командир дивизии.

— Плохо выгляжу? Времени совсем нет, чтоб…

— Знаю.

— Да, товарищ командир. Семнадцать суток почти без сна. Все мы, наверное, так выглядим.

— Но воевали вы хорошо, как настоящие герои, — с признательностью проговорил командир и сердечно обнял Донского.

С достоинством шагал майор Донской по улицам Берлина. Его танковый батальон расположился почти в самом центре города, машины все — видавшие виды, со следами недавних боев. Бойцы спали прямо на мостовой, а то и на танках, будто на мягкой постели, лишь часовые прохаживались взад-вперед в нетерпеливом ожидании смены, чтобы и самим немного вздремнуть.

— Золотые ребята, — произнес Донской, всматриваясь в утомленные и грязные от пыли и копоти лица бойцов. — Ну ничего, недолго уже осталось.

С начала Берлинской операции батальон его уменьшился вполовину.

Майор вошел в палатку, разбитую прямо на газоне; собираясь прилечь, подложил под голову полевую сумку, где хранилось самое необходимое, натянул шинель и укрылся с головой.

Подошел механик из ремонтной службы полка, заглянул внутрь.

Часовой остановил его:

— Не трогай, дай соснуть немного.

— Ты из батальона Донского?

— Да.

— У меня приказ для него, прими; часть ваших танков отправляют в ремонт.

Спрятав приказ в карман гимнастерки, часовой залез на танк и оглядел окрестности. Потом слез, превозмогая сон и усталость, подошел к палатке. Майор сладко спал. Часовой вынул из кармана фотографию, на обороте которой стояло: «Бойцу Дмитрию Попову посылают на фронт мать и сестра Люда. До скорого свидания, Дмитрий!»

Никогда не свидится он с матерью, ее убили фашисты, и бог весть, найдет ли когда сестру, которую угнали на работу в Германию вот уже три с половиной года назад.

От невеселых дум его отвлек шум и говор в конце сквера: прибыла пехота. Солдаты разбрелись по траве, стали заравнивать вырытые траншеи, устанавливать палатки, располагаясь на отдых под искалеченными деревьями.

— Где ваш командир? — сердито окликнул Попова офицер.

— Тише, он спит.

— Ничего себе! Он должен сдать мне участок, вы что, не получили еще приказ?

— Нет, никого здесь не было.

— Ждите с минуты на минуту, будет.

Налетел сильный порыв ветра, подняв край, а затем и вовсе повалив наскоро поставленную палатку Донского. Майор не проснулся. Упали первые капли весеннего дождя. Майор продолжал спать, лицо его лишь словно покрылось капельками пота.

Часовой глянул на часы.

«Где смена-то? Пора уж, забыли, что ли, что и мне не мешает выспаться?»