Наполеон. Годы изгнания - [27]

Мадам Мер привезла с собой камергера г-на Колонна, двух компаньонок[140] и свой обслуживающий персонал. Среди ее слуг была очень старая, с согнутой спиной женщина, которая вырастила всех детей мадам Мер. Ее звали Саверией. Мадам Мер доверяла ей, и та заведовала всем ее хозяйством. Она отличалась невероятной скупостью, которую тогда приписывали мадам Мер. Последняя была хорошо организованной женщиной, но не скрягой, как нравилось говорить многим людям.

Однажды г-жа Саверия пришла во дворец и попросила разрешения повидаться с императором, который в это время находился еще в спальной комнате. Я сообщил императору о визите старой женщины, и он сразу же распорядился: «Пусть Саверия войдет». Император, смеясь, спросил ее на итальянском языке: «Ну что, Саверия, ты по-прежнему такая же скупая, какой мне приходилось знать тебя?» Она ответила на том же языке: «Сир, это не скупость, это бережливость». Она осталась очень довольна теплым приемом, оказанным императором, и обещанием устроить на работу одного из ее внуков, который только по приехал на Эльбу. Уважаемый отец Бонавита стал священником мадам Мер.

После нескольких часов, проведенных вместе с матерью, император вернулся домой, чувствуя себя очень счастливым; он лег спать, но ночью ему стало плохо. В Марчиане он попросил одного из мамелюков из императорской охраны приготовить ему плов по-турецки; чеснок, входивший в состав предложенного императору блюда, возбудил его аппетит, но ночью у него возникли неприятности с усвоением пищи; несколько чашек чая привели его в норму. На следующий день, рассказывая со смехом об обеде, приготовленном его мамелюком, император признался, что никогда так много не ел и притом с таким аппетитом.

15 августа на острове праздновался день рождения императора; гражданские, военные и религиозные официальные лица нанесли визит Его Величеству, чтобы выразить ему свое уважение. По случаю дня рождения императора был дан большой обед, на котором присутствовали: мадам Мер; графиня Бертран и ее супруг; генерал Друо; генерал Камбронн; полковник Мале[141]; генеральный викарий Арричи и г-н Сенно, мэр города; президент суда острова Эльба и г-н Пон де л’Ерол. После обеда император распорядился, чтобы я принес ему небольшую коробку с ювелирными вещицами, которые по его заказу прислали ему из Генуи. Ни один из гостей не был обделен его щедростью; генерал Друо получил значок в виде герба. Императорская гвардия не захотела, чтобы ее превзошел город, и тоже устроила празднество. Когда наступил вечер, артиллеристы запустили очень красивый фейерверк, который они подготовили сами. В тот же вечер был дан общественный бал. Посмотрев его начало, Его Величество вернулся домой и переоделся, сменив мундир на гражданский костюм и надев круглую шляпу. Затем он вместе с графом Бертраном вышел на улицы города, где смешался с толпой людей. Он получил достаточное доказательство любви от простых эльбанцев, чье жизнерадостное и шумное веселье продолжалось далеко за полночь. В тот же день император присутствовал на обеде своей гвардии, солдаты которой были счастливы, когда с ними оказывался император. Когда он появлялся, можно было услышать идущие из глубины сердца возгласы: «Да здравствует император!» Депутация из числа сержантского состава подошла к нему, чтобы предложить бокал вина. Он взял бокал и произнес тост, пожелав им здоровья; для всех этих старых вояк то была минута энтузиазма, близкого к экстазу. Император вернулся домой только в полночь, очень довольный проведенным днем.

После приезда императора Портоферрайо было не узнать. Его жители были благодарны за проводимые по всему городу работы. Улицы, ранее недоступные для проезда, открылись для движения карет — теперь можно было проехать к дворцу. Закончилось строительство театра, названного «Фортунати», его внешняя отделка завершилась. Осталось только ждать приезда итальянских артистов, которые должны были составить труппу театра за незначительное жалованье. Даже распространились слухи, что на открытие театра следует ожидать приезда г-жи Грассини[142] и г-на Кресчентини[143], а также знаменитого композитора Паера[144]. Император всегда с добротой относился к артистам, которым он покровительствовал. Те, которые только что были упомянуты, стали объектами его необыкновенной щедрости. Г-жа Грассини не могла забыть, как во время коронации в Милане она привлекла внимание императора. Тогда же его величество пригласил ее к себе, и после первых минут их встречи она напомнила ему, что дебютировала на оперной сцене во время его первых подвигов в Италии: «Тогда я была, — сказала она, — на вершине своей красоты и таланта; я привлекала всеобщее внимание; я разжигала огонь во всех сердцах. Вы один оставались равнодушным ко мне и, тем не менее, только вы один вызывали у меня интерес. Когда вся Италия была у моих ног, я с презрением отвергала все ради одного только вашего взгляда, и все напрасно; и теперь, когда я более недостойна вас, вы, наконец, взглянули на меня». Императору нравилось вспоминать этот эпизод из его жизни и женщину, речь которой очаровала его, так же как и ее личность.