Нанкин-род - [29]

Тун-Фа занимал почетную должность «ди-бао», попечителя района, предоставляющую значительные права на подчиненной ему территории. В его распоряжении находились несколько «макуй»[20], на обязанности которых лежал надзор за неблагонадежным элементом околотка.

Как всякий воспитанный в старых традициях китаец, Тун-Фа умело пользовался привилегированным положением, ловко совмещая служение обществу с обслуживанием собственного кармана.

Он не успокоился на лаврах простого чиновника. Первым делом он расширил принадлежавшую ему захудалую ночлежку для игроков, воров и курильщиков опиума до пышных размеров первоклассной гостиницы. Затем, добившись почетного звания председателя, он открыл фабрику гробов, назначив директором своего двоюродного брата.

За короткое время Тун-Фа ухитрился стать пайщиком большинства доходных предприятий района.

Он участвовал в прибылях двух публичных домов и получал негласную ренту со всех игорных притонов и опиекурилен.

Он не брезговал никаким темным делом, если оно сулило приличную прибыль.

Оппозиционно настроенная часть населения дала ему кличку «Резиновая совесть». В глазах зажиточного класса Тун-Фа являлся человеком, заслуживающим всяческого уважения и подражания.

Встретив Веспу церемонным поклоном, Тун-Фа пригласил его сесть за стол.

Веспа опустился на деревянный табурет, подставленный ловким слугой, и начал вылавливать палочками плавающих в сое морских червей, запивая их нежно хрустящее мясо горячим, густым, как патока, пивом.

Тун-Фа отлично понимал, что иностранец явился к нему по экстренному делу, обещавшему, вероятно, немалые барыши. Но присутствие гостей обязывало его к равнодушной вежливости, являющейся со времен Конфуция основной добродетелью китайца.

Большинство гостей перешло на десерт, с восхищением обсасывая крылья засахаренных стрекоз, посыпанные имбирной пудрой.

Веспа ел утиные яйца, сгнившие в земле до зеленовато-желтой, янтарной прозрачности. Эти яйца, отдававшие болотной тиной, словно сделанные из студня, образовавшегося в результате полугодового гниения, являлись бесспорным шедевром китайской гастрономии.

Некоторые из гостей развлекались чесанием спин, просовывая сзади за воротник длинные костяные вилки, снабженные на конце птичьими когтями.

Наконец, обед был кончен. Все встали из-за стола. На маленьких столиках застучали костяшки «мажонга». Появились карты.

Засучив рукава праздничных халатов, гости приступили к игре. Веспа подошел к Тун-Фа.

– Есть дело, – тихо шепнул он.

Тун-Фа понимающе улыбнулся.

– Если мои драгоценные гости, – сказал он громко, – разрешат мне покинуть на время сладкий воздух, которым они дышат, я покажу вам мои новые постройки.

Гости вежливыми поклонами дали разрешение.

Тун-Фа и Веспа вышли в коридор и уединились в маленькой темной комнате.

Тун-Фа зажег стеклянную лампочку.

– Я дам тебе хорошо заработать, – сказал Веспа.

– Сейчас грех работать, – ответил Тун-Фа. – Праздник. А какое дело?

Веспа выразительно поднял вверх большой палец.

– Первый сорт. Ты получишь пять тысяч долларов.

Глаза Тун-Фа заблестели.

– Хорошо, я согласен.

– Мне нужно тысячу кули.

Тун-Фа подозрительно взглянул на собеседника.

– В Шанхае можно найти сто тысяч кули. За это никто не платит… Зачем шутить?

Лицо Веспы было серьезно.

– Слушай, Тун. Через неделю я хочу погрузить на пароход тысячу здоровых парней. Я повезу их на острова.

– А-а… – протянул Тун-Фа.

– Мне нужно иметь контракты, заверенные китайскими властями. Эти контракты должен заверить ты. Понимаешь?

Тун-Фа начал соображать.

– Мы должны посадить людей ночью, чтобы никто не знал. Для китайской таможни ты составишь другие бумаги.

– Трудно, очень трудно! – вздохнул Тун-Фа.

– За это я и плачу тебе деньги.

– Надо подумать…

– Думать некогда. Берись задело и получай семь тысяч. Тун-Фа, закрыв глаза, начал высчитывать.

– Семь тысяч мало, – заявил он, кончив вычисления. – Много надо отдать другим людям.

– Хорошо, – сказал Веспа, – ты получишь десять, больше ни одного цента.

Они ударили по рукам.

– Когда будет готово, я пришлю сказать, – шепнул Тун-Фа, пряча в карман пачку долларов.

Веспа спустился по лестнице во двор. Закипевшие чайники свистели, поднимая тревогу. За воротами терпеливо ждал промокший старик, задремавший на подножке коляски.

Веспа толкнул его ногой в бок. Рикша вскочил, виновато осклабясь.

Дождя не было, но воздух был густо пропитан сырым туманом. Веспа взобрался на сиденье. Старик впрягся в оглобли, и его войлочные подошвы снова зашлепали по липкой глине.

XVIII

– Нет, нет, Фей, в таком виде тебе нельзя спуститься вниз, – запротестовал Лю, входя в комнаты сестры. – Эта кофта слишком оригинальна. А панталоны совершенно немыслимы.

Фей была необычайно эффектна в своей красной кофте и перехваченных у щиколоток бирюзовых шароварах из мягкого, просвечивающего шифона.

– Разве плохо? – повернулась она на каблуках.

– Хорошо для актрисы, но неприлично для молодой китаянки. Не забывай, что сегодня торжественный день. Пожалуйста, будь благоразумна. Зачем напрасно навлекать на себя гнев отца. Видишь, как я одет?

На нем был длинный темно-зеленый халат и черные шелковые туфли.

– Это ужасно, – капризничала Фей. – Кому нужен этот глупый маскарад? Я не вижу ничего веселого в новогодних церемониях!