Нанкин-род - [30]

– Я сам не в восторге, но один раз в году можно помучиться, тем более, что мы не можем пожаловаться на отца. Он совершенно не вмешивается в нашу жизнь.

– А это?! – Фей показала на стопку книг, лежавших на столе.

– Ты тоже получила новогодний подарок, – улыбнулся Лю. – Сегодня утром я нашел у своей двери целую библиотеку.

– В отношении меня отец оказался более милосердным. Он прислал мне всего пять книг. Но ты взгляни, что это за книги! Когда я их открыла, мне показалось, что я подняла крышку старого гроба.

– Да, вкусы отца порядком отстали, – рассматривая книги, усмехнулся Лю. – Рассказам о «замечательных своею добродетелью женщинах» ровно тысяча двести лет. «Книга о соблюдении почтительности» появилась в десятом веке. Самая молодая из всей коллекции – «Поучительные примеры для девушек»: ей всего шестьсот лет…

Фей, набросившись на книги, начала швырять их в угол.

– Вы говорите: «Если я выйду замуж за птицу, я должна летать за ней; если я выйду замуж за собаку, я должна бегать за ней…» Вот вам! Вот вам! Завтра я совсем вас выброшу вон!

Лю хохотал.

– К сожалению, я не могу последовать твоему примеру. Мой подарок в двадцать раз больше твоего.

Фей в ужасе схватилась за голову.

– Сто книг!!

– И каких! Каждая – как твои пять… Полная энциклопедия китайского этикета с древнейших времен.

– И тебе не страшно смотреть на эти чудовища?

– Не волнуйся! Я перетащу их в отцовскую комнату, как только он уедет на свой остров. Ведь отец здесь долго не задержится…

– Скорей бы уезжал! – подхватила Фей. – Я боюсь, что при нем мне грозит опасность превратиться в «поучительную девушку».

Снизу донеслось гудение гонга.

– Скорее переодевайся, – заторопил Лю сестру. – Отец уже вышел в парадную комнату.

Фей, уютно устроившаяся на кушетке, не двигалась с места.

– У меня нет ничего другого! Не надену же я старые тряпки, которые обещала подарить прислуге!

– Покажи, где они?

– Там, – болтая ногами, показала Фей.

Лю заглянул в спальню.

– Это как раз то, что нужно, – воскликнул он, скрываясь за дверью.

– Вот, – бросил он сестре голубую кофту и черные шелковые панталоны. – Я жду тебя на лестнице. Поторопись.

Фей тяжело вздохнула и стала переодеваться.

Вей ждал детей в парадной комнате.

Окинув внимательным взглядом сделанные приготовления, он остался доволен. Все было так, как предписывал праздничный ритуал.

У передней стены находился стол, покрытый черным шелком с вышитыми на нем золотыми словами.

На столе стояли тонкогорлые бутылки с душистым розовым вином и фарфоровые мисочки, наполненные новогодними лакомствами.

На стене висели две картины. На одной был изображен аист и зеленая сосна; на другой – лежащий на банановом листе голый младенец с тремя смешными косичками на бритой голове. Младенец держал в правой руке летучую мышь, левой он прижимал к животу персик. У ног его лежал вскрытый сочный гранат, полный рубиновых зерен. Вверху летел аист.

Вей задумчиво посмотрел на картину. Ему был понятен язык изображенных на ней символов. Летучая мышь означала счастье; персик и аист – долголетие; гранат – многочисленное потомство.

О том же говорила надпись: «Донфу, донжоу, до нань-цзы»:

Больше счастья,

Больше жизни,

Больше сыновей.

Послышалось шуршанье шелка. Вей повернулся к двери. В комнату вошли дети.

Увидев отца, они остановились.

Лю сделал несколько шагов и отвесил три поклона. То же самое проделала Фей. Оба вместе сказали:

– Гунь-хэ, синь-си…[21]

Сложивши руки на груди, Вей ответил:

– Синь-сянь, синь-си…[22]

Приняв поздравления, Вей подошел к столику, на котором помещался складень с тремя прикрепленными к нему дощечками, расписанными тушью, киноварью и золотом. Дощечки указывали места: богу неба и земли, богу богатства и предкам.

Вей взял пучок курительных палочек, зажег их и воткнул в золу, насыпанную в бронзовую вазу. По бокам он поставил две красных восковых свечи.

Девять раз низко склонилась серебристая голова, сопутствуемая двумя черными.

После этого все направились в комнату предков. Фей не вытерпела и ущипнула брата за руку.

Лю укоризненно покачал головой.

Фей скорчила страдальческую гримасу и покорно закрыла глаза. Открыв их, она вздрогнула.

Со стены на нее строго глядела целая толпа стариков и старух.

Это были предки. Их нужно было приветствовать девятью поклонами и, почтительно посмотрев на каждого, посвятить несколько минут безмолвной беседе.

Фей облегченно вздохнула, когда церемония кончилась, и с радостью показала спину своим прабабушкам.

За столом ее ждали новые мученья.

Новогодние пельмени, начиненные смесью моркови, петрушки и имбиря, с трудом проходили в горло. Пшеничные лепешки, жаренные на кунжутном масле, вызывали спазмы.

Она старалась есть как можно меньше. Ее желудок, привыкший к европейской пище, грозил устроить национальным кушаньям стремительную обструкцию.

Душистое приторно-сладкое вино напоминало разбавленное розовое масло. С каким бы наслаждением Фей выпила рюмку чистого вермута!

Праздничный обед протекал в торжественном молчании.

Изредка Вей обращался к сыну с вопросами, какие стихи из Ши Цзин [23] поразили его, обратил ли он внимание на красоты «Сяо-Я и Да-Я»[24].

Фей назвала про себя эту беседу разговором с предками.