Начало - [24]

Глава 12

И работа закипела. Психологи и командиры часами сидели в прокуренных помещениях, с криком и руганью выстраивая перечень военных профессий, варианты событий, схему требований к каждой профессии и событию — мы били всю деятельность военнослужащего на подэтапы. Ведь понятно, что навыки, требующиеся от военнослужащего при получении довольствия, отличаются от навыков того же военнослужащего при штурме укрепленной полосы. В процессе работы и обсуждения оказывалось, что часть ситуаций общая для большинства категорий, и их можно объединить для нескольких профессий — то же посещение бань. Тогда как ряд навыков специфичен — стрельба снайпера и пехотинца сильно различаются. Так мы составляли карты деятельности. Это я так назвал перечень действий и оценки — людям понравились такие словосочетания — они выглядели солидно и профессионально. Ну и отлично — я тоже не против. Тем более я предлагал их по ходу дела — нахватался таких словечек из прочитанных вскользь учебников по менеджменту, юриспруденции и психологии, и дополнительно черпал эти "сакральные слова" в различных статьях. Поэтому и вылетали они из меня как что-то для меня настолько привычное, что это привело к одному очень полезному эффекту — народ начал думать, что я все это уже знаю, а всю работу затеял только для того, чтобы они сами прониклись новыми методиками. Тем более что словосочетание "методики спецназа" были уже в широком ходу, поэтому люди и считали, что мы сейчас максимум что делаем, так это расширяем эти методики на другие военные специальности. Но часть народа была несогласна с этим мнением — они считали, что все эти методики уже разработаны, и их просто не успели довести до войск. И, так как у меня нет конкретных записей, я сейчас с их помощью восстанавливаю эти методики. Оба варианта меня устраивали, поэтому я не препятствовал полетам человеческой фантазии и иногда даже подбрасывал новый материал для такого "творчества" — то скажу, что утверждение "осколок гранаты летит на расстояние до двухсот метров" — это из области безопасности жизнедеятельности, а нам надо мыслить в категориях повышения вероятности уничтожения врага, и тут рассчитывать на поражение в круге диаметром более пяти метров не стоит, то выскажусь, что "стрельба из винтовки на дистанциях более трехсот метров для большинства бойцов не имеет смысла, так как не будет учтено множество факторов — ветер, плотность воздуха, разность высот стрелка и цели, неточности в совмещении мушки и прорези, неточности в определении расстояния, наконец — рассеяние из-за неоднородности самих пуль, навесок пороха, локальных флуктуаций воздушных масс — все это приведет к большому рассеянию и как следствие — напрасному расходованию патронов. Только пулеметы и снайпера, а лучше — поражение осколочными снарядами". Подобные высказывания заставляли людей думать, что я знаю все, и мои самые наивные вопросы они воспринимали не как незнание, а как проверку, провокацию. Я казался не тем, кем был, и опасность раскрытия заставляла меня с удвоенной энергией изучать малейшие аспекты военного дела.

Одновременно с проработкой профессиональных карт мы рассматривали и вопросы психологической работы. Так как я сам был не силен в психологии боя, то наша работа строилась в форме бесед, где мы пытались под моим руководством нащупать переход от того, что есть, к тому, что надо. Причем это переход я требовал облекать в практические шаги, а не "полезные" советы типа "да не дрейфь ты" — человек и сам знает, что не надо дрейфить. Вот только как это сделать — тут уже возникает куча вопросов, на которые "советчик" ответить не в состоянии, даже если он сам и не дрейфит — просто он не может воспринять мысли и чувства другого человека, потому не может и сказать что-то полезное для данного человека. Вот для таких ситуаций мы и старались наработать ряд методик.

Например, тема страха на поле боя. Мне она и самому была интересна — во время боев, в которых я участвовал, я жутко боялся. Но, вместе с тем, все-таки делал дело, хотя и не так эффективно, как мне бы хотелось. Читая книги про войну, я воображал себя крутым бойцом, который разит врагов направо и налево. Но при этом я понимал, что реальность может оказаться совсем другой. Так и случилось — во время боя я постоянно мандражировал, мандраж пропадал только на краткие моменты, связанные с резким изменением обстановки, или же когда я находился в относительной безопасности. Все остальное время я постоянно опасался смерти. И этот страх очень сильно сковывал меня — тело цепенело до такой степени, что не было возможности сдвинуться с места, и только осознание того, что на меня смотрят другие бойцы, как-то позволяло перемещаться на поле боя, стрелять и отдавать команды. Понимание того, что на меня смотрят другие люди, которые верят в меня, создавало какую-то движущую силу, которая двигала мое тело независимо от моей воли, эта сила холодной хваткой толкала мое одеревеневшее тело, я переставал его чувствовать, но тем не менее мог контролировать и давать нужное направление, но само перемещение происходило все-таки под действием этой внешней силы — она просто несла меня, и все. Хотя, когда в некоторые моменты я осознавал, что прежде всего из-за этого-то страха я и могу погибнуть — в такие моменты злость позволяла сорвать пелену страха и действовать четко и осмысленно — тут уже эта злость срывала меня и несла вперед. Видимо, именно такие моменты и запоминались моим соратникам, а моменты, когда я цепенел, они относили на обдумывание ситуации. Благо, прежде чем отдавать команды, я прочищал горло, чтобы не дать петуха. А тремор рук я маскировал постоянным шевелением — поправить ремень, потереть пальцем приклад, убрать травинки — я постоянно совершал мелкие движения и при этом недовольно морщил лоб и кривил губы — без такой разминки лица меня начинался нервный тик и подергивание левой щеки. Поэтому реальные бои я как-то выдерживал, и чем дальше, тем легче. Но именно эта свежесть воспоминаний позволяла надеяться, что мы сможем выработать методики для усмирения страха — ведь у нас много необстрелянных бойцов, а сколько еще придет. И каждый будет бояться. Ну, может и не каждый — отморозки, в хорошем смысле этого слова, существуют всегда — но подавляющее большинство. Поэтому я и заставлял коллег прорабатывать все эти вопросы.