На заре цивилизации. Африка в древнейшем мире - [13]
В Тропической Африке взаимное родство обнаруживают языковые семьи нигер-конго и кордофанская (последняя сохранилась между афразийскими и нило-сахарскими языками в суданской провинции Кордофан). Паранилотские языки, входящие в нило-сахарскую семью, немало заимствовали у соседних с ними кушитских; антропологический тип и культура паранилотских народов также в общем напоминают кушитов. Другие нило-сахарские языки имеют связи с языками группы нигер-конго.
Наиболее изолированной выглядит койсанская языковая семья, последние реликты которой сохранились в Южной Африке, Намибии, Анголе и Центральной Танзании. Возможно, в древности койсанские языки встречались на территориях, где сейчас не осталось и таких реликтов койсанского этноса, как бушмены Анголы и Родезии или хадза, вахи и сандаве Танзании. Для койсанских языков характерны щелкающие и цокающие звуки, образуемые при вдохе, что не встречается ни в каких других языках, за исключением южнобантуских, где они объясняются заимствованием из койсанских. Поэтому трудно отделаться от впечатления, что речь идет о койсанском языке, когда мы читаем у Геродота следующую характеристику языка «эфиопов-троглодитов», живших где-то южнее гара-мантов и занимавшихся охотой на мелкую дичь: «Их язык не похож ни на какой другой: они щелкают (или свистят), как птицы, и шипят, как летучие мыши». Эти сведения были почерпнуты «отцом истории» из книги Гекатея Милетского, а последним получены через гарамантов и киренских греков, но не исключено, что сам Гекатей встречал в Кирене рабов из «троглодитов», проданных сюда гарамантами, и слышал их речь. Информацию Гекатея — Геродота трудно отнести к какому-либо из нило-сахарских языков, распространенных в этой части Африки, тем более к берберскому языку древних ливийцев. С некоторой натяжкой это сообщение можно сопоставить с очень своеобразным «языком свистов», распространенным на Канарских островах. Известно, что он существовал еще у гуанчей, древних и средневековых обитателей Канарских островов, родственных по языку и культуре берберам Атласа и Сахары. Но разумеется, беглого и малонадежного замечания Геродота недостаточно для того, чтобы судить о связях языка «эфиопов-троглодитов» с одной из современных языковых групп.
Как ни мало мы знаем о языках древнейшей Африки, мы все-таки можем говорить о том, что лингвистическая карта этого материка в ранние эпохи выглядела менее запутанной и пестрой, чем в древнейшей Евразии. Очевидно, причина этого различия лежит, во-первых, в более низком уровне социального развития африканских обществ, во-вторых, в непроходимости африканских лесов, в которых тогда еще не было или почти не было нынешних «саванных коридоров», вдоль которых в средние века и в новое время осуществлялись миграции. Должно быть, миграции племен в древнейшей Африке не были столь грандиозны, как в Евразии. Поэтому в Африке (вплоть до эпохи быстрой экспансии арабского языка и языков банту) мы не найдем ничего подобного распространению индоевропейских языков, которые еще до начала античного времени продвинулись до Скандинавии и Британских островов на северо-западе, Западного Китая на востоке и Цейлона на юго-востоке.
Тем не менее, как и повсюду на Земле, в древнейшей и древней Африке происходило движение языковой информации от центров цивилизации к их ближней, а затем и дальней периферии. Поэтому отдельные кушитские языковые формы переходили к нило-хамитам, берберские ― к западносуданцам и т. д. Структура языка обычно ставит жесткий барьер проникновению лингвистической информации. Так, берберские языки не заимствовали от индоевропейских (греческого, латинского, вандальского) ни одного глагола, хотя из отдаленно родственных семитских языков — финикийского и арабского — глаголы заимствовались. В то же время имена существительные сравнительно легко проникали в берберский язык не только из финикийского и арабского, но и из греческого, латинского, французского и др. Основную группу среди них составляют термины, связанные с важнейшими явлениями культуры.
Путешествия слов
Отдельные слова, связанные с такими элементами культуры, как виды культурных растений и домашних животных, религиозные термины и пр., распространялись на огромные расстояния.
Этим объясняется тот поистине поразительный факт, что в различных языках мира, территориально весьма отдаленных и не родственных между собой, мы находим сходные слова, обозначающие одни и те же или же сходные понятия. Например, в различных африканских языках встречается сходное название быка, коровы или буйвола: древнеегипетское «ка» (бык) и kaut (корова), коптское «ко» (бык), амхарское gos (буйвол), арабское gamus или jamis (буйвол) и gamal или jamal (верблюд), готтентотское goma-s (корова) и goma-b (бык). Согласно исследованиям британских лингвистов М. Гатри и Д. Долби, на древнейших диалектах банту и протобанту названия быков и диких буйволов были gombo, gombe, ngombe. К этим словам восходят суахилийское и вообще восточнобантуское ngombe. (бык), которое имеется также в языках гереро (Намибия), банту Южной Анголы, тонга в долине Замбези; бечуанское
Аксумское царство занимает почетное место в истории Африки. Оно является четвертым по времени, после Напаты, Мероэ и древнейшего Эфиопского царства, государством Тропической Африки. Еще в V–IV вв. до н. э. в Северной Эфиопии существовало государственное объединение, подчинившее себе сабейские колонии. Возможно, оно не было единственным. Кроме того, колонии сабейских мукаррибов и греко-египетских Птолемеев представляли собой гнезда иностранной государственности; они исчезли задолго до появления во II в. н. э. Аксумского царства.
В истории антифеодальных народных выступлений средневековья значительное место занимает гуситское революционное движение в Чехии 15 века. Оно было наиболее крупным из всех выступлений народов Европы в эпоху классического феодализма. Естественно, что это событие привлекало и привлекает внимание многих исследователей самых различных стран мира. В буржуазной историографии на первое место выдвигались религиозные, иногда национально-освободительные мотивы движения и затушевывался его социальный, антифеодальный смысл.
Настоящая книга охватывает три основных периода из боевой деятельности красных Таманских частей в годы гражданской войны: замечательный 500-километровый переход в 1918 г. на соединение с Красной армией, бои зимой 1919–1920 гг. под Царицыном (ныне Сталинград) и в районе ст. Тихорецкой и, наконец, участие в героической операции в тылу белых десантных войск Улагая в августе 1920 г. на Кубани. Наибольшее внимание уделяется первому периоду. Десятки тысяч рабочих, матросов, красноармейцев, трудящихся крестьян и казаков, женщин, раненых и детей, борясь с суровой горной природой, голодом и тифом, шли, пробиваясь на протяжении 500 км через вражеское окружение.
В настоящей книге дается материал об отношениях между папством и Русью на протяжении пяти столетий — с начала распространения христианства на Руси до второй половины XV века.
Работа посвящена одной из актуальных тем для отечественной исторической науки — Второй пандемии чумы («Черной смерти») на территории Золотой Орды и прилегающих регионов, в ней представлены достижения зарубежных и отечественных исследователей по данной тематике. В работе последовательно освещаются наиболее крупные эпидемии конца XIII — первой половины XV вв. На основе арабо-мусульманских, персидских, латинских, русских, литовских и византийских источников показываются узловые моменты татарской и русской истории.
Представленная монография затрагивает вопрос о месте в русско- и церковно-ордынских отношениях института киевских митрополитов, столь важного в обозначенный период. Очертив круг основных проблем, автор, на основе широкого спектра источников, заключил, что особые отношения с Ордой позволили институту киевских митрополитов стать полноценным и влиятельным участником в русско-ордынских отношениях и занять исключительное положение: между Русью и Ордой. Данное исследование представляет собой основание для постановки проблемы о степени включенности древнерусской знати в состав золотоордынских элит, окончательное разрешение которой, рано или поздно, позволит заявить о той мере вхождения русских земель в состав Золотой Орды, которая она действительно занимала.
Книга вводит в научный оборот новые и малоизвестные сведения о Русском государстве XV–XVI вв. историко-географического, этнографического и исторического характера, содержащиеся в трудах известного шведского гуманиста, историка, географа, издателя и политического деятеля Олауса Магнуса (1490–1557), который впервые дал картографическое изображение и описание Скандинавского полуострова и сопредельных с ним областей Западной и Восточной Европы, в частности Русского Севера. Его труды основываются на ряде несохранившихся материалов, в том числе и русских, представляющих несомненную научную ценность.