На руинах нового - [67]
Издатель нашелся сразу. Беджамин Мотт, чья контора находилась на Флит-стрит, до недавнего времени главной улице газетчиков, журналистов и издателей. В каком-то смысле Мотт оказался предтечей больших современных издательств – он учуял, что книга Свифта станет бестселлером, и решил выпустить ее как можно быстрее, спрятав издательский процесс от властей (на всякий случай) и пиратов (что уже тогда было очень актуально). «Путешествия Гулливера» печатались сразу в пяти типографиях, причем анонимно, – но вскоре после выхода книги поползли слухи о том, кто ее автор. Успех – как, впрочем, обычно с сочинениями Свифта – оказался сокрушительным; в начале ноября 1726 года первый тираж разошелся за несколько дней, а Джон Гей писал автору, что его книгу читают повсюду, от правительственных кабинетов до детских. Как было принято в Век Разума, тут же появились пастиши, пародии и фальшивые «продолжения» бестселлера, к сочинению которых Свифт отношения не имел. Выйди «Путешествия Гулливера» сегодня, их немедленно бы экранизировали, а потом сделали на основе книги компьютерную игру и пару мультфильмов. Иногда испытываешь благодарность за то, что технический прогресс – дело относительно недавнее.
Единственное из сочиненного не им, что сам Джонатан Свифт включил потом в собственное сочинение, – несколько стихов, написанных Александром Поупом. А вот своим пришлось немного пожертвовать: издатель, прекрасно понимая, чем рискует, слегка сократил «Путешествия Гулливера» в наиболее политически злободневных местах. В частности, Мотт вырезал следующий пассаж из первой части книги, где Гулливер описывает нравы лилипутского двора: «Но ничто меня так не позабавило, как упражнения канатных плясунов, совершаемые на тонких белых нитках длиною в два фута, натянутых на высоте двенадцати дюймов от земли. <…> Эти упражнения производятся только лицами, которые состоят в кандидатах на высокие должности и ищут благоволения двора. Они смолоду тренированы в этом искусстве и не всегда отличаются благородным происхождением или широким образованием. Когда открывается вакансия на высокую должность, вследствие смерти или опалы (что случается часто), пять или шесть таких соискателей подают прошение императору разрешить им развлечь его императорское величество и двор танцами на канате; и кто прыгнет выше всех, не упавши, получает вакантную должность. Весьма часто даже первые министры получают приказ показать свою ловкость и засвидетельствовать перед императором, что они не утратили своих способностей. Флимнап, канцлер казначейства, пользуется известностью человека, совершившего прыжок на туго натянутом канате, по крайней мере, на дюйм выше, чем какой удавался когда-нибудь другому сановнику во всей империи»[126].
Эта цензурная история – а следует сказать, что издатель Мотт не уберег себя от неприятностей и был арестован в 1731 году из-за сочинения Свифта, правда, другого («Письмо леди»), – дает нам ключ к пониманию книги. Довольно давно «Гулливера» считают «детской книгой», «сказкой», которую все прочитали лет в десять, а потом почти забыли. Такова судьба многих великих сочинений, от «Гаргантюа и Пантагрюэля» до «Властелина колец», от «Дон Кихота» до «Острова сокровищ». Мне иногда кажется, что этих книг просто боятся, ибо они гораздо больше говорят о человеческой натуре, об устройстве общества, государства, религии и так далее, чем толстые тома, которые принято считать «серьезными» и «взрослыми». Оттого их пытаются как бы нейтрализовать, переведя в ранг неопасного, милого школьного чтения. Отчасти это удается, но только до первого серьезного перечитывания того, что так радовало в детстве.
«Путешествия Гулливера» – книга радикально пессимистичная, крайне мизантропичная и в каком-то смысле человеконенавистническая. Герой попадает к лилипутам и, повествуя о жизни этих ничтожных существ, на самом деле рассказывает историю последних двух веков в Европе, к примеру, издевательски выводя религиозные войны XVI–XVII веков под видом конфликта «остроконечников» и «тупоконечников». Герой попадает к великанам и пытается восхитить их правителя рассказами о величии Англии, европейской цивилизации вообще. Правитель, потрясенный низостью и глупостью происходившего там, говорит: «…факты, отмеченные мной в вашем рассказе <…> не могут не привести меня к заключению, что большинство ваших соотечественников есть порода маленьких отвратительных гадов, самых зловредных из всех, какие когда-либо ползали по земной поверхности». В Лапуту Гулливер насмехается над учеными, изображая их рассеянными идиотами. В стране Лаггнегг он добивается аудиенции с бессмертными людьми – и с ужасом бежит от них. Наконец, последняя часть книги и вовсе написана не чернилами, а чистой желчью. Здесь Гулливер оказывается среди добродетельных лошадей, держащих в повиновении омерзительных человекообразных йеху. Политическая сатира – а Свифт и затеял свое сочинение как антивигский памфлет – превращается даже не в сатиру на все человечество, нет, этот священник просто-напросто не оставляет роду людскому ни единого шанса. Воистину, детская книга.
В своей новой книге Кирилл Кобрин анализирует сознание российского общества и российской власти через четверть века после распада СССР. Главным героем эссе, собранных под этой обложкой, является «история». Во-первых, собственно история России последних 25 лет. Во-вторых, история как чуть ли не главная тема общественной дискуссии в России, причина болезненной одержимости прошлым, прежде всего советским. В-третьих, в книге рассказываются многочисленные «истории» из жизни страны, случаи, привлекшие внимание общества.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга состоит из 100 рецензий, печатавшихся в 1999-2002 годах в постоянной рубрике «Книжная полка Кирилла Кобрина» журнала «Новый мир». Автор считает эти тексты лирическим дневником, своего рода новыми «записками у изголовья», героями которых стали не люди, а книги. Быть может, это даже «роман», но роман, организованный по формальному признаку («шкаф» равен десяти «полкам» по десять книг на каждой); роман, который можно читать с любого места.
Перемещения из одной географической точки в другую. Перемещения из настоящего в прошлое (и назад). Перемещения между этим миром и тем. Кирилл Кобрин передвигается по улицам Праги, Нижнего Новгорода, Дублина, Лондона, Лиссабона, между шестым веком нашей эры и двадцать первым, следуя прихотливыми психогеографическими и мнемоническими маршрутами. Проза исключительно меланхолическая; однако в финале автор сообщает читателю нечто бодро-революционное.
Лирико-философская исповедальная проза про сотериологическое — то есть про то, кто, чем и как спасался, или пытался это делать (как в случае взаимоотношений Кобрина с джазом) в позднесоветское время, про аксеновский «Рег-тайм» Доктороу и «Преследователя Кортасара», и про — постепенное проживание (изживание) поколением автора образа Запада, как образа свободно развернутой полнокровной жизни. Аксенов после «Круглый сутки нон-стоп», оказавшись в той же самой Америке через годы, написал «В поисках грустного бэби», а Кобрин вот эту прозу — «Запад, на который я сейчас поглядываю из окна семьдесят шестого, обернулся прикладным эрзацем чуть лучшей, чем здесь и сейчас, русской жизни, то есть, эрзацем бывшего советского будущего.
Книга Кирилла Кобрина — о Европе, которой уже нет. О Европе — как типе сознания и судьбе. Автор, называющий себя «последним европейцем», бросает прощальный взгляд на родной ему мир людей, населявших советские города, британские библиотеки, голландские бары. Этот взгляд полон благодарности. Здесь представлена исключительно невымышленная проза, проза без вранья, нон-фикшн. Вошедшие в книгу тексты публиковались последние 10 лет в журналах «Октябрь», «Лотос», «Урал» и других.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Китай все чаще упоминается в новостях, разговорах и анекдотах — интерес к стране растет с каждым днем. Какова же она, Поднебесная XXI века? Каковы особенности психологии и поведения ее жителей? Какими должны быть этика и тактика построения успешных взаимоотношений? Что делать, если вы в Китае или если китаец — ваш гость?Новая книга Виктора Ульяненко, специалиста по Китаю с более чем двадцатилетним стажем, продолжает и развивает тему Поднебесной, которой посвящены и предыдущие произведения автора («Китайская цивилизация как она есть» и «Шокирующий Китай»).
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.