На руинах нового

На руинах нового

Наша эпоха, которая сама себя назвала новой, то ли закончилась, то ли подходит к концу. Остается наблюдать, как – казалось – недавно возведенные идеологические, культурные, философские конструкции покрываются сеточкой трещин, осыпаются, а потом медленно разрушаются, обнажая то, что раньше было скрыто от постороннего взгляда, – свою структуру. Эссе Кирилла Кобрина, собранные под этой обложкой, – об устройстве некоторых книг, из которых эта эпоха была сделана. Пертурбации с черепом автора трактата XVII века о погребальных урнах; лондонские благотворительные лавки, где заканчивают свой век еще недавно волновавшие публику сочинения; яростный мизантроп Свифт, брезгливый мизантроп Владимир Сорокин; Владимир Ленин, Франц Кафка, Томас Манн, Хорхе Луис Борхес, Александр Кондратов и другие создатели нашего культурного обихода – в новой книге Кобрина. Автор смотрит на руины нового с меланхолией и благодарностью. Эссе, вошедшие в книгу, публиковались в бумажных и электронных изданиях на протяжении последних пяти лет.

Жанры: Культурология, Языкознание
Серии: -
Всего страниц: 86
ISBN: 978-5-89059-331-3
Год издания: 2019
Формат: Полный

На руинах нового читать онлайн бесплатно

Шрифт
Интервал

В оформлении книги использованы фотографии автора

Фотография автора работы Кати Лука


© К. Р. Кобрин, 2018

© К. Г. Никольская, фотографии (обложка, с. 235, 239)

© Н. А. Теплов, дизайн, 2018

© Издательство Ивана Лимбаха, 2018

* * *

Часть I

Точки невозврата

Мой с нынешним веком разлад

Я обдумывал этот текст, сидя в парке Ваньцзянлоу в Чэнду. Обычно я нахожу скамейку, спрятанную за каким-нибудь редким видом бамбука, сижу пару часов, что-то пописываю в блокнотик, обдумываю всякие неторопливые вещи, а то и читаю. В парк Ваньцзянлоу я ношу только одну книгу: старый советский сборник под названием «Китайская классическая поэзия» (М., 1984) в переводе Льва Эйдлина. Да, довольно избыточно – читать в китайском парке древнюю китайскую поэзию, попахивает эстетическим кокетством, даже слегка пошловато, но просто так получилось. Я захватил книгу из Лондона, думал листать ее в самолете, но в самолете пришлось срочно что-то редактировать, вот и вышло, как вышло. Тем более что в Ваньцзянлоу – два парка, один – на месте, где был дом Сюэ Тао. Стихов Сюэ Тао сохранилось очень мало, в «первый ряд» сочинителей «китайской классической поэзии» ее не поместили, по крайней мере, в книге, составленной Эйдлиным, ее нет. И, честно говоря, я стихов Сюэ Тао не читал.

В общем, я читаю «Китайскую классическую поэзию» в парке Ваньцзянлоу в качестве компенсации, что ли; своего рода tribute Сюэ Тао, могилу которой я навестил, купив билет, прямо здесь, за стенкой по ту сторону от народной части парка, но с текстами ознакомиться пока не могу. Вместо нее читаю других – в переводе Льва Эйдлина. Бо Цзюйи, Мэн Хаожань, Цэнь Шэнь и даже знаменитые анонимные «Девятнадцать древних стихотворений». Но больше всего мне нравится Тао Юаньмин, который родился в IV веке н. э., а умер в V. Я про него ничего не знал, естественно, хотя «Китайскую классическую поэзию» купил лет тридцать назад, во времена героической рокерской молодости, когда слово «Китай», так же как слово «Япония», благоухало какой-то надеждой, что ли. Мода тогда была такая, тут и Гребенщиков, и Сэлинджер, и прочее. Все вокруг обсуждали тексты свежих песен «Аквариума», где можно было наткнуться на строчку «я никогда не ловил луну в реке рукой, но почту за честь». Только знакомство – спасибо, советские востоковеды! – с легендарными обстоятельствами жизни и смерти еще одного древнего китайского поэта, Ли Бо, пьяницы и возмутителя вечного конфуцианского покоя, дало ответ на вопрос, при чем здесь рука и река. Ли Бо ходил в те годы в любимцах; учитывая дуальный паттерн человеческого мышления, прискорбную привычку оперировать исключительно парами, то к Ли Бо в разговорах и шуточках нашей андерграундной компании середины 1980-х годов добавился Ду Фу. Смешно: Ду Фу некоторое время жил здесь, в Чэнду, тут есть и его музей; парк, а в нем знаменитая хижина поэта. Но мне больше нравится здесь: сидеть в парке Ваньцзянлоу и почитывать «Китайскую классическую поэзию», где сам Ду Фу представлен минимально, одним стихом; точно так же, как и его визави Ли Бо.

А вот Тао Юаньмина очень много; переводчик Эйдлин на нем специализировался, не только перекладывал на русский, но и писал о поэте научные статьи и даже сочинил книгу[1]. Правильно сделал – Тао Юаньмин удивительный. Вроде все как у условного «старого китайского поэта»: лотосы, бамбук, аисты летят, скромная жизнь воспевается, чиновник переправляется на лодке через Янцзы, спеша с поручением военачальника, незримо присутствуют древние мудрецы во главе с самим Конфуцием. Да, есть все, но – то ли это заслуга самого поэта, то ли так Эйдлин написал на русском – в этих стихах наводится неожиданный фокус и царит удивительная интонация. Тао Юаньмин пишет все время об одном и том же – о себе, точнее, о той жизни, что он себе избрал. А жизнь была такова: Тао Юаньмин происходил из обедневшей, но довольно знатной семьи, до какого-то возраста он вел скромную жизнь в деревне. Но потом, решив немного заработать, отправился на службу. Промаявшись мелким чиновником несколько лет, он все бросил и удалился от мира, но не в пещеру отшельника или глухой лес, а в бедную деревню, в которой и жил, что называется, «плодами земли». В каком-то смысле это был чуть ли не единственный поэт-землепашец в истории литературы, ну или так мне кажется. Не знаю, насколько хорошим он был пахарем или огородником, но не это его, судя по стихам, интересовало. Тао Юаньмин обрабатывал землю, чтобы как-то поддерживать свое физическое состояние – ну и чтобы иметь возможность то ли покупать алкоголь, то ли даже изготовлять его, – точнее сказать невозможно, ибо в текстах его встречаются оба варианта. Практически в каждом стихотворении упоминается либо «чарка»[2], либо кувшин, либо молодое рисовое вино, либо просто доброе рисовое вино и так далее. Специалист может сказать, что тут обычный для китайской поэзии ход, мол, поэт сидит в одиночестве или с другом, пьет вино, думает о благородной старине и сочиняет стихи – это есть у всех. Совершенно верно, но у остальных есть и другое, а у Тао Юаньмина – другого мало, и оно не так интересно. Более того, возьмем, к примеру, того же Ли Бо, он вино может воспеть, но иначе: это веселье, это нечто – пусть по-китайски, но все же – немного вакхическое, радости жизни и далее по списку. Тао Юаньмин хоть и рад другу-собутыльнику, но видно, что предпочитает пить один. Он погружен в себя. От Тао Юаньмина нечасто можно услышать что-то про природу, хотя, когда он действительно обращает свой нетрезвый взор к ней, его описания невероятно точны и тонки. Осушая чашу, он как бы следует за вином внутрь себя, но не в философические глубины и не психологические – нет, он где-то между «я» и окружающим его телом, домом, крестьянским двором, деревней, провинцией, Поднебесной. Вот эта промежуточность и отличает его от прочих авторов книги «Китайская классическая поэзия».


Еще от автора Кирилл Рафаилович Кобрин
Постсоветский мавзолей прошлого. Истории времен Путина

В своей новой книге Кирилл Кобрин анализирует сознание российского общества и российской власти через четверть века после распада СССР. Главным героем эссе, собранных под этой обложкой, является «история». Во-первых, собственно история России последних 25 лет. Во-вторых, история как чуть ли не главная тема общественной дискуссии в России, причина болезненной одержимости прошлым, прежде всего советским. В-третьих, в книге рассказываются многочисленные «истории» из жизни страны, случаи, привлекшие внимание общества.


Прошлым летом в Мариенбаде

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Книжный шкаф Кирилла Кобрина

Книга состоит из 100 рецензий, печатавшихся в 1999-2002 годах в постоянной рубрике «Книжная полка Кирилла Кобрина» журнала «Новый мир». Автор считает эти тексты лирическим дневником, своего рода новыми «записками у изголовья», героями которых стали не люди, а книги. Быть может, это даже «роман», но роман, организованный по формальному признаку («шкаф» равен десяти «полкам» по десять книг на каждой); роман, который можно читать с любого места.


Пост(нон)фикшн

Лирико-философская исповедальная проза про сотериологическое — то есть про то, кто, чем и как спасался, или пытался это делать (как в случае взаимоотношений Кобрина с джазом) в позднесоветское время, про аксеновский «Рег-тайм» Доктороу и «Преследователя Кортасара», и про — постепенное проживание (изживание) поколением автора образа Запада, как образа свободно развернутой полнокровной жизни. Аксенов после «Круглый сутки нон-стоп», оказавшись в той же самой Америке через годы, написал «В поисках грустного бэби», а Кобрин вот эту прозу — «Запад, на который я сейчас поглядываю из окна семьдесят шестого, обернулся прикладным эрзацем чуть лучшей, чем здесь и сейчас, русской жизни, то есть, эрзацем бывшего советского будущего.


Книга перемещений: пост(нон)фикшн

Перемещения из одной географической точки в другую. Перемещения из настоящего в прошлое (и назад). Перемещения между этим миром и тем. Кирилл Кобрин передвигается по улицам Праги, Нижнего Новгорода, Дублина, Лондона, Лиссабона, между шестым веком нашей эры и двадцать первым, следуя прихотливыми психогеографическими и мнемоническими маршрутами. Проза исключительно меланхолическая; однако в финале автор сообщает читателю нечто бодро-революционное.


Шерлок Холмс и рождение современности

Истории о Шерлоке Холмсе и докторе Ватсоне — энциклопедия жизни времен королевы Виктории, эпохи героического капитализма и триумфа британского колониализма. Автор провел тщательный историко-культурный анализ нескольких случаев из практики Шерлока Холмса — и поделился результатами. Эта книга о том, как в мире вокруг Бейкер-стрит, 221-b относились к деньгам, труду, другим народам, политике; а еще о викторианском феминизме и дендизме. И о том, что мы, в каком-то смысле, до сих пор живем внутри «холмсианы».


Рекомендуем почитать
Тартарен из Тараскона

Не каждому автору удается создать литературный персонаж, чье имя станет нарицательным. Французскому писателю Альфонсу Доде это удалось. Герой его трилогии — Тартарен из Тараскона, трусоватый, хвастливый, неистребимо жизнерадостный авантюрист, в котором соединились черты Дон Кихота и Санчо Пансы, прославил Доде на всю Европу. Если в первой книге трилогии Тартарен отправляется в Алжир охотиться на львов, то во второй неутомимый стрелок по фуражкам оказывается в Швейцарии и даже совершает восхождение на Монблан, он общается с русскими нигилистами-революционерами и лишь чудом уклоняется от участия в покушении на жизнь русского императора.


Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период). 1960-е

Первая книга из трех под общим названием «Коллекция: Петербургская проза (ленинградский период)», посвященных 1960–1980-м годам XX века. В нее вошли как опубликованные, так и не публиковавшиеся, ранее произведения авторов, принадлежащих к так называемой «второй культуре». Их герои — идеалисты без иллюзий. Честь и достоинство они обретали в своей собственной, отдельно от советского государства взятой жизни.


Антитела

Этот сериал смотрят во всем мире уже пятый год. Он вобрал в себя все страхи нашего времени, загадки и тайны, в реальности так и не получившие научного объяснения.Если вы хотите узнать подробности головоломных дел, раскрытых и нераскрытых неугомонной парочкой спецагентов ФБР, если вы хотите заглянуть за кулисы преступления, если вы хотите взглянуть на случившееся глазами не только людей, но и существ паранормальных, читайте книжную версию «Секретных материалов» — культового сериала 90-х годов.


Жить в России

Предлагаемая книга — результат обобщения и анализа почти двадцатилетнего опыта «хождения во власть», активного участия в общественной жизни страны, попыток ее изменить. Это традиционный разговор о специфике и особом пути России, чему, собственно, посвящены российская литература, философия и пресловутые разговоры «на кухне». Книгу можно рассматривать и как попытку выделить специфичные именно для России особенности взаимоотношений между людьми, то, что обычно остается вне тренингов по управлению и что нужно обязательно знать живущим и работающим в России.Эта книга не научное исследование, хотя, работая над ней, пришлось перечитать немало текстов и обобщить многие точки зрения, и мое физическое образование явно просвечивает сквозь текст.


История Китая

В этой книге последовательно излагается история Китая с древнейших времен до наших дней. Автор рассказывает о правлении императорских династий, войнах, составлении летописей, возникновении иероглифов, общественном устройстве этой великой и загадочной страны. Книга предназначена для широкого круга читателей.


Теория каваии

Современная японская культура обогатила языки мира понятиями «каваии» и «кавайный» («милый», «прелестный», «хорошенький», «славный», «маленький»). Как убедятся читатели этой книги, Япония просто помешана на всем милом, маленьком, трогательном, беззащитном. Инухико Ёмота рассматривает феномен каваии и эволюцию этого слова начиная со средневековых текстов и заканчивая современными практиками: фанатичное увлечение мангой и анимэ, косплей и коллекционирование сувениров, поклонение идол-группам и «мимимизация» повседневного общения находят здесь теоретическое обоснование.


Жизнь в стиле Палли-палли

«Палли-палли» переводится с корейского как «Быстро-быстро» или «Давай-давай!», «Поторапливайся!», «Не тормози!», «Come on!». Жители Южной Кореи не только самые активные охотники за трендами, при этом они еще умеют по-настоящему наслаждаться жизнью: получая удовольствие от еды, восхищаясь красотой и… относясь ко всему с иронией. И еще Корея находится в топе стран с самой высокой продолжительностью жизни. Одним словом, у этих ребят, полных бодрости духа и поразительных традиций, есть чему поучиться. Психолог Лилия Илюшина, которая прожила в Южной Корее не один год, не только описывает особенности корейского характера, но и предлагает читателю использовать полезный опыт на практике.


Паниковский и симулякр

Данное интересное обсуждение развивается экстатически. Начав с проблемы кризиса славистики, дискуссия плавно спланировала на обсуждение академического дискурса в гуманитарном знании, затем перебросилась к сюжету о Судьбах России и окончилась темой почтения к предкам (этакий неожиданный китайский конец, видимо, — провидческое будущее русского вопроса). Кажется, что связанность замещена пафосом, особенно явным в репликах А. Иванова. Однако, в развитии обсуждения есть своя собственная экстатическая когерентность, которую интересно выявить.


Топологическая проблематизация связи субъекта и аффекта в русской литературе

Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .


Возвращение к звездам: фантастика и эвология

В настоящей книге рассматривается объединенное пространство фантастической литературы и футурологических изысканий с целью поиска в литературных произведениях ростков, локусов формирующегося Будущего. Можно смело предположить, что одной из мер качества литературного произведения в таком видении становится его инновационность, способность привнести новое в традиционное литературное пространство. Значимыми оказываются литературные тексты, из которых прорастает Будущее, его реалии, герои, накал страстей.