На руинах нового [заметки]
1
Эйдлин Л. Тао Юань-мин и его стихотворения. М.: Наука, 1967.
2
Мне кажется, единственная оплошность переводчика. Я бы поменял залихватскую «чарку» на задумчивую пришептывающую «чашу».
3
4
Реальность реального мира вызывает у меня очень большие сомнения. Несомненно то, что идея реальности реального мира действительно реальна в головах людей, если они не настоящие буддисты. Нам здесь этого вполне достаточно.
5
«Тлён, Укбар, Orbis Tertius».
6
Манн Т. Волшебная гора. В 2 т. Пер. В. Курелла и В. Станкевич. М.: Издательство «Крус»; СПб.: Издательство АО «Комплект», 1994. Т. 1. С. 407. Далее все ссылки на это издание даются в тексте в скобках: сначала том, потом страница.
7
Тропинка, основательно истоптанная в то время; достаточно вспомнить симпатии основателя современных Олимпиад филоэллина и гуманиста Пьера де Кубертена к фашизму и нацизму; см., например: Brohm J.-M. Le mythe olympique. Paris: Christian Bourgois, 1981.
8
Инструментами разрушения у Гиббона являются варвары. Но они не могли поколебать здание Рима до тех пор, пока оно само – по естественным причинам – не пришло в упадок. У Гиббона упадок предшествует разрушению.
9
The Autobiographies of Edward Gibbon / Ed. by John Murray. Second edition. London: John Murray, 1897. P. 272. Историки сомневаются в подлинности приведенной Гиббоном даты; некоторые считают, что это событие произошло не в 1764-м, а в 1763 г.; см.: Craddock Edward P. B. Gibbon and the Ruins of Capitol // Roman Images / Ed. by A. Patterson. Baltimore: John Hopkins University Press, 1984. P. 63–82.
10
«Вчера» для Эдуарда Гиббона в 1764 г. было Средневековье. Античность же – «позавчера».
11
Повторим: «упадок» – то, что было в прошлом; «декаданс» – сегодня, «болезнь» – сейчас.
12
Больно то, что было некогда здоровым; на первый взгляд, в «Волшебной горе» болеет некогда здоровый мир буржуазных ценностей, то есть болеет западный мир времен Эдуарда Гиббона, оборачивающийся на упадок Римской империи, воспринимающий ее разрушение как то, что уже закончилось и дало начало нашему, Новому, времени. Иными словами, модерность в своем обретении/изобретении современности воспринимает собственную раннюю стадию как единственно и естественно здоровое состояние. Что подтверждает нашу мысль о прогрессе как болезни, противостоящую, кстати, первоначальному смыслу понятия «декаданс» – нечто противоположное прогрессу.
13
Это все произойдет, но при особых обстоятельствах, в Вальпургиеву ночь, в одноименной главе.
14
Не зря Сеттембрини назвал его «трудное дитя жизни»!
15
«Тут было от чего сойти с ума! Она освистывала его, но не ртом, губы ее не были вытянуты вперед, а, наоборот, крепко сжаты. Что-то свистело у нее внутри, а она поглядывала на него с глупым видом, полузакрыв глаза; это был удивительно неприятный свист, хриплый, режущий и все же глухой, протяжный…» (1, 72).
16
См.: «…дошел до взгляда на материю как на грехопадение духа, как на вызванную раздражением злокачественную его опухоль» (2, 30).
17
«…вам кажется, господа, будто вас щекочут самым чудовищным, нестерпимым, нечеловеческим образом» (1, 365).
18
Кафка Ф. Приговор // Кафка Ф. Соч.: В 3 т. Пер. Д. В. Затонского. М.: Художественная литература; Харьков: Фолио, 1995. Т. 1. С. 102.
19
Кафка Ф. Дневники. Пер. Е. А. Кацевой. М.: Аграф, 1998. С. 240.
20
Замечательный русский перевод Ксении Старосельской: Хюлле П. Касторп. М.: Новое литературное обозрение, 2005.
21
Хюлле П. Указ. соч. С. 9.
22
Там же. С. 10–11.
23
В это же самое время в самой Восточной Европе нещадно ориентализировался уже собственно Восток – достаточно вспомнить Владимира Соловьева с его «панмонголизмом», агрессивный расизм сочинений путешественника Пржевальского, Александра Блока с его «кровь желтеет» в дневниковых записях.
24
До войны Манн сочинял эту вещь как сатирическую – и только потом радикально изменил свой замысел.
25
Он поведал Касторпу, что является членом «Интернационального Союза содействия прогрессу», организации весьма схожей с масонской (Нафта тут же обратил внимание Ганса и Иоахима на то, что итальянец – вольный каменщик), задача которой ни больше ни меньше, чем борьба со страданием человечества и человека. Важнейший инструмент этой борьбы – издание (почему-то в Барселоне) многотомной «Социологии страданий»: «Примерно в двадцати томах словарного формата (…) перечислит и опишет все случаи человеческого страдания, какие только можно установить, – от самых личных и интимных до больших групповых конфликтов, до страданий, проистекающих из классовой борьбы и международных столкновений» (1, 290–291). Планетарная гуманистическая просвещенческая затея отчего-то сильно напоминает учение Будды о жизни человека как страдании и о необходимости просветления для того, чтобы, поняв, покончить с источником всеобщего страдания. У «Союза содействия прогрессу» на реестр человеческих страданий уйдет двадцать томов, Будде достаточно указать на несколько разновидностей страдания, которое, впрочем, даже не страданием является, а – если верить некоторым переводчикам – «беспокойством». Сеттембрини должен написать для «Социологии страданий» большую обзорную главу – но так ее никогда и не заканчивает.
26
Отметим, что, говоря об «Азии», «татарах», Чингисхане, восточных скулах и раскосых глазах мадам Шоша, Сеттембрини имеет в виду не реальную Азию или татар, а именно Восточную Европу, славян. Если Шоша – «распущенная особа», не «дитя природы», не «естественная», а «распустившаяся», отказавшаяся от формы и дисциплины, то и славяне – не условные «дикие азиаты», а дурные европейцы, которым преподали урок европейскости, но они либо не поняли, либо не захотели учить по-настоящему, удовольствовавшись лишь внешними признаками цивилизованности.
27
Родился на границе Галиции и Волыни, сын резника, изуверски убитого во время еврейского погрома.
28
Вот удивительный образец такого хода мысли: «Весь глубочайший смысл диктатуры пролетариата, этого политико-экономического спасительного требования современности, отнюдь не в господстве ради господства во веки веков, а во временном снятии противоречия между духом и властью под знаменем креста, смысл ее в преодолении мира путем мирового господства, в переходе, в трансцендентности, в Царствии Божием. Пролетариат продолжает дело Григория» (2, 72).
29
Пяст В. Встречи / Сост., вступ. ст., науч. подгот. текста, коммент. Р. Тименчика. М., 1997. С. 176.
30
Манн Т. Волшебная гора: В 2 т. Т. 2. М. – СПб., 1994. С. 72.
31
Stoppard T. Travesties. New York: Grove Press, 1975. P. 3–4. Русский перевод Ильи Кормильцева опубликован: Стоппард Т. Травести: Пьесы. М.: Иностранка; Б.С.Г.-ПРЕСС, 2002. С. 150–151.
32
Хэзерли О. 1917-й и я // Неприкосновенный Запас. 2017. 5 (115). С. 112.
33
Ленин В. И. Государство и революция. Учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции // Ленин В. И. Полное собрание сочинений. Пятое издание. Т. 33. М.: Издательство политической литературы, 1969. С. 45. Далее номера страниц «Государства и революции», откуда берутся цитаты, даются в тексте в скобках по этому изданию.
34
Впрочем, с «оппортунистами» в рядах социал-демократии, с «предателями социалистического движения», вроде Бернштейна, Карла Каутского и прочих, Ленин обращается еще хуже, чем с теоретиками анархизма. В отношении последних в его рассуждениях в «Государстве и революции» иногда даже проскальзывает невольное уважение. Но это, конечно же, нисколько не приближает идеи его книги к анархизму.
35
Валериу Марку (1899–1942) – весьма интересная фигура. Неистовый революционер в юности, во второй половине 1920-х гг. он примкнул к сторонникам «консервативной революции», долгие годы переписывался с Эрнстом Юнгером. Писал на немецком. Будучи евреем, вынужден был после 1933 г. бежать от нацистов сначала в Швейцарию, потом во Францию и, наконец, в США, где и умер.
36
Marcu V. Lenin, 30 Jahre Russland: Mit zahlr., teilw. unveröff. Bildern. Leipzig: Paul List, 1927.
37
Marcu V. Lenin in Zurich // Foreign Affairs. 1943. 29. P. 548–559; цит. по: https://www.foreignaffairs.com/articles/russian-federation/1943-04-01/lenin-zurich .
38
Виктор Шкловский, наблюдая революцию изнутри – и, конечно же, делая ее – использует в «Сентиментальном путешествии» выражение «бациллы большевизма» и говорит о том, что из всех революционных партий именно большевики были проводниками тотального разложения: Шкловский В. «Еще ничего не кончилось…» М.: Пропаганда, 2002. С. 184.
39
Кстати говоря, мне кажется, что именно о «Государстве и революции» в этом контексте не говорилось.
40
Но гением тавтологии стал Брежнев с его знаменитым «экономика должна быть экономной».
41
Да и никакой реальной полемики в сталинские времена не было – какая уж там полемика. Так что Сталину приходилось ее симулировать – чтобы симулировать дискуссию, которую он якобы ведет. Довольно часто на роль идейных соперников (врагов) кого-то назначали, практически произвольно, что влекло за собой вполне понятные жизненные катастрофы невольных спарринг-партнеров.
42
Скажем, в лекциях 1924 г., выпущенных позже под названием «Об основах ленинизма», Сталин весьма схематично пересказывает эту и другие ленинские работы, давая аудитории Свердловского университета, где он их читал, отжатый и высушенный «ленинизм», который состоял из многочисленных закавыченных и незакавыченных цитат, перемежаемых довольно странными авторскими сентенциями вроде: «Советы являются наиболее всеобъемлющими массовыми организациями пролетариата, ибо они и только они охватывают всех без исключения рабочих» (Сталин И. В. Об основах ленинизма. Лекции, читанные в Свердловском университете // Сталин И. В. Сочинения: Т. 6. М.: ОГИЗ; Государственное издательство политической литературы, 1947. С. 118).
43
Перри Андерсон пишет: «Знаменательно, что, возможно, самый значительный его труд „Государство и революция“ о буржуазном государстве носит слишком общий характер. Действительно, Российское государство, которое было только что уничтожено Февральской революцией, разительно отличалось от Германии, Франции, Англии, США и других государств, к которым относились высказывания Маркса, положенные Лениным в основу своей работы. Не сумев провести четкую линию между феодальной автократией и буржуазной демократией, Ленин невольно породил замешательство среди более поздних марксистов, что в итоге не позволило им создать стройную революционную стратегию на Западе» (Андерсон П. Размышления о западном марксизме. На путях исторического материализма. М.: Интер-Версо, 1991. С. 262). В этой дежурной фразе множество неточностей, даже ошибок. «Государство и революция» – книга в основном не о «буржуазном государстве», а о новом, пролетарском. Она носит не «общий» характер, а «схематический», что огромная разница. «Проводить четкую линию между феодальной автократией и буржуазной демократией» Ленин и не собирался, он просто повторил некоторые положения Маркса и Энгельса. К тому же «абсолютизм» и «автократия» – вещи разные; Маркс с Энгельсом и Ленин, сколь бы последний ни банализировал мысли первых двух, говорили именно об абсолютизме. Но все это не столь важно – вероятно, Андерсон писал свой текст в спешке, так что оговорился. Но вот фраза «замешательство среди более поздних марксистов» подтверждает наш тезис о том, что «западные марксисты» увидели в этой книге совсем иное, нежели в ней видели первые читатели, да и сам автор.
44
Любопытно, что Маклеллан приписывает «Государству и революции» антигосударственные идеи: McLellan D. Marxism after Marx. New York: Harperand Row, 1999. P. 98.
45
Полное название с подзаголовком: «Государство и революция. Учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции».
46
Маркс К., Энгельс Ф. Манифест коммунистической партии // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Издание второе. Т. 4. М.: Государственное издательство политической литературы, 1955. С. 446.
47
Шкловский в «Сентиментальном путешествии»: «Ленин говорил мысль с элементарной стремительностью, катя свою мысль, как громадный булыжник; когда он говорил о том, как просто устроить социальную революцию, он сминал перед собою все сомнения, точно кабан тростник» (Шкловский В. Указ соч. С. 39).
48
И результат ее, между прочим, оценивается количественно, с помощью обычного учета данных; не забудем, что в своем логическом пределе Ленин-менеджер увековечил себя фразой «социализм – это учёт и контроль».
49
Процесс, известный как «большевизация Советов», начался чуть позже.
50
И он отличается от изобретенных относительно недавно «политических технологий» и придуманного уже давно (и на самом деле не имеющего смысла при историческом рассмотрении) «макиавеллизма». От первых ленинский менеджерский подход к революции и политике отличается осознанием неприменимости своей стратегии к иного рода политическим процессам, партиям и проч. – а политтехнологи настаивают на универсальном характере своих «технологий». «Макиавеллизм» же – старый как мир набор мер, призванных захватить, сохранить и укрепить власть для себя лично – что было Ленину совершенно чуждо. Да и «Правитель» Макиавелли – о другом.
51
Правых эсеров, конечно. С левыми эсерами у большевиков и у Ленина, как известно, был совсем другой сюжет.
52
Как настоящий менеджер, Ленин уделяет особое внимание вопросам пиара и брендирования. В «Государстве и революции» содержится удивительное рассуждение автора о том, что хотя слово «большевистская» в названии партии уже не значит ровным счетом ничего, убирать его сейчас не стоит, ведь, как сказали бы сегодня, «бренд раскручен»: «Может быть, теперь, когда июльские и августовские преследования нашей партии республиканцами и „революционной“ мещанской демократией сделали слово „большевик“ таким всенародно-почетным, когда они ознаменовали, кроме того, столь громадный, исторический шаг вперед, сделанный нашей партией в ее действительном развитии, может быть, и я поколебался бы в своем апрельском предложении изменить название нашей партии. Может быть, я предложил бы своим товарищам „компромисс“: назваться коммунистической партией, а в скобках оставить слово большевики…» (82).
53
Банковскис П. Рождение милиционера из духа революции. Случай Латвии // Неприкосновенный Запас. 2017. 5 (115). С. 233–241.
54
Ярче всего это выражено, конечно, в прозе Андрея Платонова.
55
Антибольшевизм Шкловского времен революции и Гражданской войны – это брезгливость механика, конструктора, видящего общественное благо в усложнении работающих на людей механизмов, к луддитам, нигилистам, сознательно разлагающим Россию на самые примитивные первичные элементы. Когда Шкловский убедился, что большевики в СССР строят, а не ломают и расхищают, он вернулся из эмиграции.
56
Здесь удивительное сходство с Муссолини, отвечавшим на вопрос, есть ли у фашизма теория и что такое вообще «фашизм», таким образом: «Фашизм – это то, что я в данный момент говорю»
57
Но не только она. Периодически маоистское руководство объявляло экономический упор в развитии страны на местные «коммуны», которые, по идее, самоуправлялись, причем не только административно или юридически, они были и субъектами хозяйствования. Сама концепция «большого скачка» исходит из идеи децентрализации экономической жизни, ее примитивизации – собственно, из того, о чем Ленин пишет в «анархических пассажах» «Государства и революции».
58
Меня можно упрекнуть в недооценке китайской исторической традиции. Действительно, использование Мао массового «народного» движения во времена «культурной революции» отчасти напоминает отношение вдовствующей императрицы Цыси к ихэтуаням в конце XIX в. Однако это слишком далекая аналогия, не говоря уже о том, что ихэтуаньское восстание, в отличие от «культурной революции», вспыхнуло без какого бы то ни было участия тогдашней китайской власти.
59
Даже правоверные марксистские историки указывают на это. См. введение Перри Андерсона к его книге: Anderson P. Lineages of the Absolutist State.London – New York: Verso, 1996.
60
В некоторых местах небрежность и нежелание Ленина что-либо объяснять становятся очевидными, но большинство читателей этого не замечает. Почему? Как мне кажется, такие моменты ускользают от внимания по двум причинам. Во-первых, читатель устает от идущего кругами рассуждения, в сущности, не только репетитативного, но и тавтологичного (в книге примерно 200 страниц, но все, что хочет сказать автор, находится в первой трети, дальше, за небольшим исключением, одни повторы). Во-вторых, менторская, местами взрывающаяся бранью ленинская интонация маскирует содержательные – да и просто логические – провалы.
61
Но все же замеченная, конечно. См. сентенцию Нафты из романа Томаса Манна «Волшебная гора», которую мы поставили в качестве эпиграфа.
62
Русский перевод: Ванейгем Р. Революция повседневной жизни: Трактат об умении жить для молодых поколений / Пер. Э. Саттарова. М.: Гилея, 2005.
63
На русский название переводят как «Общество спектакля», хотя слово «спектакль» нам кажется здесь не очень уместным (см. ниже). Перевод на русский цитируемых отрывков «Общества» – Б. Немана (он же А. Китайцев, он же А. Уриновский, если судить по выходным данным издания 2014 г., издательство «Опустошитель»). Сайт российского анархо-коммунистического объединения «Автономное действие»: http://avtonom.org/old/lib/theory/debord/society_of_spectacle.html?q=lib/theory/debord/society_of_spectacle.html . Все цитаты отсюда, так что ниже ссылок на этот перевод не делаю.
64
Александр Пятигорский рассказывал, что во время единственного в своей жизни разговора с Мишелем Фуко он спросил того, мол, что это такое было, 1968-й? Фуко ответил, что он и его сподвижники делали все, чтобы не совершать революцию.
65
Отсюда же и тавтологичность «зрелища». Тезис 13 гласит: «Фундаментально тавтологический характер спектакля вытекает из того простого факта, что его средства представляют собой в то же время и его цель. Он – солнце, никогда не заходящее над империей современной пассивности. Он покрывает всю поверхность мира и беспредельно купается в собственной славе». (Даю цитату в переводе, где, увы, используется слово «спектакль».)
66
Замечательная Мишель Бернстайн, первая жена Дебора, содержала его – да и многих других ситуационистов – трудясь копирайтером. Еще она писала романы; я мечтаю о том, что кто-то переведет ее «Ночь» на русский.
67
«Государь» Николы Макиавелли был его настольной книгой.
68
Вопрос о Троцком сложнее – он в эмиграции заигрывал с Бретоном и прочими смутьянами; но где здесь политический расчет, а где эстетические взгляды, сказать сложно.
69
«История – неотрефлексированная структура сознания», – писал сам Пятигорский.
70
Вообще соблазнительно рассматривать романы Пятигорского в связи с создававшимися перед тем (или одновременно) его другими работами. Скажем, не является ли роман «Вспомнишь странного человека» попыткой разговора о Ритуале, который автор – в совсем другом жанре и на английском языке – вел в написанный позже книге о масонах «Who’s Afraid of Freemasons»? Если принять эту гипотезу, тогда следует вернуться к ответу на вопрос: какую функцию в мышлении Пятигорского на подобные темы играли романы? Были ли они, так сказать «отходами производства», или, наоборот, там было сказано то, что в иных жанрах сказать было невозможно?
71
Не исключено, совсем не исключено, что под «сознанием» здесь понимается не индивидуальное «сознание», а «место сознания», некое онтологизированное сознание. Тогда получается так: «рассматривать индивидуальное мышление в его отношении к месту сознания».
72
Несмотря на то что этот клон много пьет, курит, с удовольствием ест, со вкусом совокупляется и даже испытывает боль, он – всего лишь «воображаемая позиция», не больше и не меньше. Вещественные черты, которыми автор наделил Августа, – это одежда, маскировавшая пустоту Человека-невидимки.
73
Вот что он пишет там: «Понимая всю историческую спекулятивность моего предположения, я все же рискну предположить, что генезис идеи внешнего наблюдателя надо искать в авторефлексии. Моя отсылка к мифологическому в генезисе авторефлексии важна, потому что с появления древнегреческой гомерологии – через Платона и Аристотеля – до наших дней идея мифа связывается с происхождением сегодняшнего мышления, включая сюда и мышление о мифе в современной науке мифологии».
74
Исключением является статья Марка Липовецкого «Советские и постсоветские трансформации сюжета внутренней колонизации»: Липовецкий М. Советские и постсоветские трансформации сюжета внутренней колонизации // Эткинд А., Уффельман Д., Кукулин И. (Ред.) Практики внутренней колонизации в культурной истории России. М.: Новое литературное обозрение, 2012. С. 809–845.
75
«Дорога была ему знакома, а езды всего двадцать минут»: Пушкин А. С. Метель // Пушкин А. С. Собр. соч.: В 10 т. М.: Художественная литература, 1975. Т. 5. С. 57.
76
Пушкин указывает на это в начале повести, вступая в полемику с Вяземским, который видит в станционном смотрителе, «коллежском регистраторе», чуть ли не воплощение социальной иерархии и даже «диктатора»: Пушкин А. С. Станционный смотритель // Пушкин А. С. Собр. соч.: В 10 т. М.: Художественная литература, 1975. Т. 5. С. 72. Меж тем, отмечает Пушкин, это неверно. Смотритель лишь социальная функция, он занимает невысокое положение в Табели о рангах, оттого его двойственность – он и начальник, и жертва. Если «функция» принадлежит к области формального, то «жертва» – чисто человеческая роль. Собственно, на этом и строится пушкинский сюжет, см. его рассуждение о «чинопочитании» (Там же. С. 74). Обстановка же станции, где гусар повстречал Дуню, перекочевала потом в немалое количество русских литературных текстов, да и Сорокин в «Метели» воздал ей должное. Впрочем, об этом позже.
77
Эткинд А. Внутренняя колонизация. Имперский опыт России. М.: Новое литературное обозрение, 2013.
78
Справедливости ради отмечу, что и Толстой в 1895 г. описывал вовсе не современную ему жизнь. «Хозяин и работник» – историческая проза, действие там происходит в «семидесятых годах», за двадцать лет до того: Толстой Л. Н. Хозяин и работник // Толстой Л. Н. Собр. соч.: В 12 т. М.: Современник, 1980. Т. 10. С. 499.
79
Пример толстовского описания: «– Что, соскучился, соскучился, дурачок? – говорил Никита, отвечая на слабое приветственное ржанье, с которым встретил его среднего роста ладный, несколько вислозадый, караковый, мухортый жеребец, стоявший один в хлевушке. – Но, но! Поспеешь, дай прежде напою, – говорил он с лошадью совершенно так, как говорят с понимающими слова существами, и, обмахнув полой жирную с желобком посредине, разъеденную и засыпанную пылью спину, он надел на красивую молодую голову жеребца узду, выпростав ему уши и челку, и, скинув оброть, повел поить» (Там же. С. 503). Это написано человеком, который точно знал значения всех используемых им слов, который действительно слышал приводимую им речь – и который с гордостью демонстрировал это знание. Потому Толстому верил читатель – как знатоку жизни, на материале которой тот работал. Сорокин не имеет никакого представления о конюшенных манипуляциях, он собрал архаичные слова и соорудил из них пастиш. Пастиш получился чрезвычайно убедительным как раз из-за взаимного незнания писателем и читателем смысла используемых в тексте слов.
80
Существует общепринятое мнение, что Лев Толстой был лишен юмора; по крайней мере, в его сочинениях якобы нет даже намека на комическое. Однако, если внимательно прочесть «Хозяина и работника», становится очевидным, что вся эта вещь, представляющая собой социально-этнографическое сочинение на тему memento mori, на самом деле полна совершенно издевательского, чуть ли не цинического комизма. Василий Андреевич мчится в Горячкино обделывать свои делишки, он полон энтузиазма и предвкушения легкой прибыли. По дороге он пытается еще в очередной раз обмануть и Никиту – что совсем уже постыдно, ведь работника и так уже обирает собственная жена. Вместо того чтобы быстро попасть по знакомому пути в Горячкино и совершить сделку, «хозяин», этот в самом прямом смысле слова «набитый денежный мешок» (он везет с собой три тысячи рублей, из которых, между прочим, две тысячи триста «церковных»), бессмысленно блуждает в трех соснах. Толстой издевательски заставляет его два раза приехать по ошибке в одно и то же Гришкино, потом он укладывает его на морозе рядом с Никитой и умерщвляет. Алчность приводит к нелепым метаниям в снегу, а потом и к гибели. Никита же, наоборот, остается в живых, хотя одет он значительно хуже и легче «хозяина».
81
«Не вру я, Василий Андреевич, а правду говорю, – сказал Никита, – и по саням слышно – по картофелищу едем; вон и кучи, – ботву свозили. Захаровское заводское поле». Там же. С. 515.
82
Пятигорский многократно пишет об этом в самых разных текстах. См., напр., его эссе «Игорь Смирнов и Владимир Сорокин»: Пятигорский А. Игорь Смирнов и Владимир Сорокин // Новая русская книга. 2001. № 1: http://old.magazines.russ.ru/nrk/2001/1/smisor.html . Кажется, первое употребление термина «психизм» Пятигорским – в его совместной с Мерабом Мамардашвили книге «Символ и сознание», в третьей главе («Двойственность современной символологии». Раздел 0 «Терминология. Символ – вещь»): Мамардашвили М. К., Пятигорский А. П. Символ и сознание (Метафизические рассуждения о сознании, символике и языке). М.: Прогресс-Традиция, Фонд Мераба Мамардашвили, 2009. С. 135–138.
83
Любопытно, что безлошадный ходок сотский носит фамилию Лошадин – чисто сорокинский трюк.
84
См. помешательство на геометрии в Лапуту, в частности влияние этой науки на кулинарию: «В первой перемене были баранья лопатка, вырезанная в форме равностороннего треугольника, кусок говядины в форме ромбоида и пудинг в форме циклоида. Во вторую перемену вошли две утки, приготовленные в форме скрипок, сосиски и колбаса в виде флейты и гобоя и телячья грудинка в виде арфы. Слуги резали нам хлеб на куски, имевшие форму конусов, цилиндров, параллелограммов и других геометрических фигур»: Swift J. Gulliver» s Travels. L.: Penguin Books, 1994. P. 176. Цитата дана в классическом русском переводе Адриана Антоновича Франковского, изданном десятки раз.
85
Не будем дальше развивать очевидное сравнение белоснежного кокаина и белым снегом, так как оно может завести нас слишком далеко.
86
У Толстого также трагедия разворачивается в емкости с жидкостью – во сне главного героя мужик тонет в пруду. Сам герой, напомним, хочет в этом пруду искупаться. У Чехова сон, в котором самоубийца Лесницкий и сотский Лошадин бредут сквозь метель, заканчивается причитаниями, переходящими в истерические бормотание: «Мы идем, мы идем, мы идем… Вы в тепле, вам светло, вам мягко, а мы идем в мороз, в метель, по глубокому снегу… Мы не знаем покоя, не знаем радостей… Мы несем на себе всю тяжесть этой жизни, и своей и вашей… У-у-у! Мы идем, мы идем, мы идем…» (Чехов А. П. По делам службы // Чехов А. П. Собр. соч.: В 12 т. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1962. Т. 8. С. 385) Подобный прием, доведя его до абсурда, до логического саморазрушения, Сорокин использует очень часто; в «Метели» именно им завершается описание внутреннего монолога Гарина, находящегося под воздействием новейшей субстанции: «Я умру? Он улетит. Я умру! Толпа начинает петь и раскачиваться. Ямру! Что это? Ямру! Народная песня? Ямру! Песня этого народа? Ямру! Этого прекрасного народа. Ямру! Этого проклятого народа. Ямру! Этого злого народа. Ямру! Народ поет. Ямру! Народ поет и раскачивается. Ямру! Они хотят его прекрасной смерти. Ямр! Но он превратится в голубя и улетит. Ямр! Нет, это хор из „Набукко“. Ямр! Они поют. Ямр! Va, pensiero, sull’ali dorate! Ямр! И раскачиваются. Ямр! Поют. Ямр Раскачиваются. Ямр! Поют. Ямр! Раскачиваются. Ямр! Ямр! Ямр! Ямр! Ямр! Ямр! Ямр! Ямр! Ямр! Ямр! Ямр! Ямр! Ямр! Ямр! Ямр! Ямр! Ямр! Ям! Ям! Ям! Ям! Ям! Ям! Ям! Ям! Ям! Ям! Ям! Ям! Ям! Ям!» (Сорокин В. Метель. М.: Астрель, Аст, 2010. С. 50. Далее номера страниц, откуда берутся цитаты из повести Сорокина, даются по этому изданию в самом тексте в скобках).
87
Из имеющих интерпретаций «Метели» наиболее интересная – историко-культурное «прочтение», предпринятое в статье Марка Липовецкого «Советские и постсоветские трансформации сюжета внутренней колонизации». Как явствует из названия текста (и из названия сборника, в котором он опубликован), повесть Владимира Сорокина здесь трактуется в рамках концепции «внутренней колонизации». Липовецкий анализирует сразу несколько произведений; ряд, который замыкает «Метель», включает в себя «Зависть» Ю. Олеши, романы Стругацких, из относительно новых – «Ж Д» Д. Быкова. Отметим два важных сюжета анализа «Метели» в этой статье – возвращение Сорокина к характерному для досоветской русской литературы «единству Человека власти и Человека культуры» (Там же. С. 835) и гипотеза о еще одном возможном источнике сорокинской повести – фильме Алексея Балабанова «Морфий». Вопрос о том, насколько предложенные Александром Эткиндом условия и характерные черты «внутренней колонизации» являются уникальными именно для этого феномена, – совершенно особый и требует отдельного обсуждения. Отметим лишь, что подобный набор характеристик достаточно широко распространен – и, возможно, стоит поместить этот сюжет в более широкий географический, культурный и исторический контекст. Однако анализ трансформации сюжета «Человек власти» и «Человек культуры» versus «Человек народа» (или даже просто «Народ») в статье Липовецкого убедителен и вне рамок «сюжета внутренней колонизации» (или, как сам автор называет ее, «СВК»). С другой стороны, сложно согласиться с тем, что «Метель» представляет собой «ретроутопию» и что в повести Сорокин «ироничен» (Там же. С. 836 и далее). Ретроутопия предполагает существование исторического времени (или даже «времени истории», о котором много писали историки и исторические антропологи прошлого века). Как я пытаюсь показать в данном эссе, никакого исторического времени в сорокинской «Метели» нет. Оттого же, как представляется, нельзя говорить об «иронии» в данном случае, ибо именно историческое время является важнейшим условием появления «иронии». В любом случае, даже внутренне отталкиваясь от статьи Марка Липовецкого, это эссе «работает» с главными заданными там темами и сюжетами.
88
См., например, «кабинет» Базилиуса Безлера, который изображен в его книге «Fasciculus rariorum varii generis», вышедшей в Нюрнберге в 1622 г.: Mauries P. Cabinets of Curiosities. L.: Thames & Hudson, 2013. P. 22–223. Или «кабинет» итальянского аптекаря Франческо Кальцорали; удивительная гравюра, на которой можно увидеть его коллекцию, напечатана в книге «Museum Calceolarium», опубликованной в том же 1622 г. в Вероне: Mauries P. Op. cit. P. 14–15.
89
Конечно же, разные эпистемы, одним и тем же было желание их выразить и зафиксировать в определенном порядке расположения определенных вещей в шкафах и на витринах «кабинетов».
90
Mauries P. Op. cit. P. 25.
91
Гиппиус З. Дмитрий Мережковский // Живые лица. Воспоминания. Тбилиси, 1991. Т.1. С. 230–231.
92
Перевод Е. Лысенко. Здесь и далее все тексты Борхеса цитируются по изданию: Борхес Х. Л. Собр. соч.: В 4 т. СПб.: Амфора, 2000–2001.
93
Оставлю в стороне попытки современных китайских историков вписать ее в общекитайский нарратив, связав с «колыбелью» ханьской цивилизации, – они явно носят идеологический характер. Некоторые лингвисты увязывают эту культуру с тибетскими и бирманскими древними культурами, но определенно здесь сказать, судя по всему, ничего не возможно – да и вряд ли будет когда-то возможно.
94
Николай II. Дневник. М.: Захаров, 2007. С. 14.
95
Чуковский К. И. Дневник (1901–1929). М.: Советский писатель, 1991. С. 68–69.
96
Гинзбург Л. Я. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. СПб.: Искусство – СПб, 2002. С. 613.
97
Все цитаты из дневников Франца Кафки даются здесь по изданию: Кафка Ф. Дневники / Вступ. ст., сост., пер. и коммент. Е. А. Кацева. М., 1998. Одному пассажу во вступительной статье к изданию я обязан побуждением написать этот текст. Вместо сносок на страницы в тексте указываются даты дневниковых записей.
98
Кафка рекомендует эту книгу в письме Грете Блох от 11 февраля (Кафка Ф. Письма к Фелиции и другая корреспонденция, 1912–1917 / Пер., предисл., сост. М. Л. Рудницкого. М.: Ad Marginem, 2004. C. 425). Отрывок из сочинения графини Тюрхайм, цитируемый здесь, представляется исполненным символизма, если вспомнить двусмысленную переписку Франца с фройляйн Блох, которую Кафка первоначально пытался превратить в посредницу в своих отношениях с Фелицией Бауэр; в результате эти отношения постепенно приобрели характер довольно странного (впрочем, сугубо эпистолярного) треугольника – об этом см. дальше. В таком контексте выражения вроде «вкусить радостей кратких мирных времен» и особенно «тогдашняя любовь выражалась в повышенной восторженности» выглядят в дневнике Кафки подозрительно. В течение марта 1914 г. Кафка несколько раз настойчиво интересовался у Греты Блох, читает ли она мемуары Тюрхайм.
99
Впрочем, в то же время он ведет двойную эпистолярную игру, «влюбляя» в себя Грету Блох, некоторым образом даже «приручая» ее, «приучая к себе».
100
12 июля 1914 г. Фелиция Бауэр организовала в берлинской гостинице «Асканишер хоф» («Асканийское подворье») «товарищеский суд» над своим женихом с участием Греты Блох и собственной сестры Эрны Бауэр. Грета представила собравшимся послания Кафки и обвинила его в двойной игре. Помолвка была разорвана, что не помешало, впрочем, уже три месяца спустя возобновить переписку с Францем и Грете и Фелиции.
101
Что подтверждает отрывок из его письма Максу Броду и Феликсу Вельчу, посланного в конце июля, – в те самые дни, когда он занес в дневник отчет о крахе матримониальных планов: «Помолвка моя расторгнута, пробыл три дня в Берлине, все были мне добрыми друзьями, и я был всем добрым другом; впрочем, я знаю точно, что так – лучше всего, и поскольку необходимость произошедшего столь ясна, то я в отношении всего этого дела не так встревожен, как можно было бы предполагать» (Неизвестный Кафка / Пер. Г. Б. Ноткина. СПб.: Академический проект, 2003. С. 272). Поначалу кажется: Кафка здесь просто храбрится, он неискренен, пытаясь избежать унизительного сочувствия друзей, однако сам факт, что упоминание о роковом событии затерялось в письме среди описаний его пребывания на курорте, говорит о многом. На истинный характер отношения Франца к Фелиции намекает и изложенная в том же дружеском послании история о том, как он в Травемюнде решил отказаться от вегетарианства («мнимое упрямство, которое стоило мне помолвки») и как ему от этого было плохо. Думаю, биографам Кафки стоило бы задуматься о такой версии событий: Фелицию Бауэр не меньше, нежели чудовищный характер жениха, раздражало его бытовое поведение, отказ от мяса, алкоголя, культ здорового образа жизни. Любопытно также, что в зимне-весенней переписке с Гретой Блох Кафка уговаривает ее попробовать вегетарианство, спать с открытым окном, больше гулять и даже называет себя «природным целителем» (см., например, письмо от 18 марта 1914 г. в: Кафка Ф. Письма к Фелиции. С. 446). Кажется, мы так и не узнаем никогда, как Грета реагировала на бесцеремонное (пусть и эпистолярное) вторжение малознакомого человека в ее телесный мир.
102
15 октября 1914 г. Кафка неожиданно получает письмо от Греты Блох; отвечая, он вспоминает «судилище в отеле»: «Вы, правда, хоть и сидели в „Асканийском подворье“ как судия надо мной, – это было жутко и отвратительно для Вас, для меня, для всех, – но ведь это только выглядело так, на самом-то деле на Вашем месте сидел я, я и по сей день его не покинул» (Кафка Ф. Письма к Фелиции. С. 530). Тогда же, в октябре, возобновляется его переписка с Фелицией (как и в случае с Гретой, не по его инициативе); уже в январе 1915-го они встречаются наедине.
103
5–19 октября он берет на службе отпуск, чтобы поработать над «Процессом» и «Америкой»; тогда же Кафка сочиняет свой, пожалуй, самый формализованный кошмар – «В исправительной колонии».
104
Перевод А. Кофмана и Б. Дубина.
105
Перевод В. Андреева.
106
Bruck J., Docker J. Puritanic rationalism: John Berger’s Ways of Seeing and media and culture studies // Continuum: The Australian Journal of Media & Culture. 1989. Vol. 2, № 2, 1989; см.: http://wwwmcc.murdoch.edu.au/ReadingRoom/2.2/Bruck.html .
107
На русский при издании одноименной книги, основанной на этой серии передач, название отчего-то перевели как «Искусство видеть», а не «Способы видеть». Впрочем, там же и самого автора назвали на немецкий манер Бергером. См.: Бергер Д. Искусство видеть. М.: Клаудберри, 2012. Что касается сериала, то его можно посмотреть на YouTube: https://youtu.be/0pDE4VX_9Kk .
108
И он совершенно неубедителен в те редкие моменты, когда вдруг вспоминает, что речь, вообще-то, идет о великих художниках и что в связи с этим нужно хотя бы пару слов сказать о Прекрасном. Тогда из своего возделанного огорода логики и здравого смысла Берджер воспаряет в розовые облака невнятного пафоса, но, слава богу, быстро падает на любимые грядки с помидорами.
109
Под «социальным контекстом» я имею в виду переплетение самых разных контекстов: политического, экономического, исторического, культурного; образовавшаяся в результате такого переплетения ткань и есть «социальный контекст». Испытываю большое искушение метафорически трактовать в этом тексте «ткань» в значении живописного «холста», но не буду этого делать. Я же не французский философ.
110
«Мужчины глядят на женщин. Женщины смотрят на себя, как на тех, на кого глядят», – так во второй серии говорит Берджер.
111
Хотя надо сказать, что в 1972 г. о Беньямине слышали немногие, а особенно в Британии с ее необъяснимым презрением к континентальной мысли.
112
О двух вариантах русского перевода названия книги и фильма Дебора см. эссе «Революция и выпивка» в настоящем издании.
113
Перевод А. Асланян. Опубликовано в журнале «Неприкосновенный Запас»: Хэзерли О. Будут ли строить и дальше в темные времена? // Неприкосновенный Запас. 2013. 3 (89): http://www.nlobooks.ru/node/3720 .
114
Hatherley O. A Guide to the New Ruins of Great Britain. L.: Verso, 2010.
115
Hatherley O. A New Kind of Bleak: Journeys Through Urban Britain. L.: Verso, 2012. P. 221–222.
116
Hatherley O. Militant Modernism. L: Zero Books, 2009.
117
Nikolskaya X. Dust. Egypt’s Forgotten Architecture. Stockport: Dewi Lewis Publishing, 2012.
118
Nikolskaya X. Dust. Egypt’s Forgotten Architecture. P. 7.
119
Ближневосточный, среднеазиатский и североафриканский струнный щипковый инструмент, прообраз европейской лютни.
120
Что касается «ностальгии», то ее в данном случае нет. Полноценная ностальгия предполагает персональное, эмоциональное отношение к отсутствующему объекту; такого отношения не может быть к тому, чего не было как события нашей психики. К памятникам колониальной модернизации Египта мы можем испытывать только очень редкую рафинированную форму ностальгии, стремясь в эстетически совершенный мир романов и рассказов Агаты Кристи, действие которых разворачивается в Египте 1920–1930-х гг., точнее – даже в мир, созданный экранизациями этих текстов, вроде «Смерти на Ниле» (1978) с Питером Устиновом, Миа Фэрроу и Джейн Биркин. То есть это ностальгия по поводу устойчивого мира английских колониальных детективов и еще относительно человеческого голливудского кино.
121
Или даже «модерность», modernity – невозможно понять, какого из значений этого слова придерживается здесь автор.
122
Hatherley O. A New Kind of Bleak. P. 178.
123
Еще раз: «…Вы наблюдаете, как уничтожают высокие, ультрасовременные конструкции и на их месте возникают кирпичные симуляции никогда в реальности не существовавших викторианских улиц».
124
«Движение искусств и ремесел» в Британии конца позапрошлого века.
125
Перевод Е. Лысенко.
126
В классическом советском издании указано: «Пер. с англ. под ред. А. А. Франковского».
127
Boswell J. The Journal of a Tour to the Hebrides with Samuel Johnson. London: Thomas Nelson and Sons, 1911.
128
Перевод И. Петровского.
129
Джон Джеймс Рёскин не разделял мнений супруги по этому поводу. Он считал, что ископаемые животные действительно жили в Раю, но их исчезновение было определено Волей Божьей, что нельзя назвать «смертью» в обычном смысле этого слова. Довольно остроумная теория, не так ли?
130
Kemp W. The Desire of My Eyes: The Life and Work of John Ruskin. Translated by Jan van Heurck. NY: Farrar, Strausand Giroux, 1990. P. 60.
131
Ну а мы уже из своей современности добавим, что Лоррен, Пуссен и Роза изображают архетипическое как архетипическое, а Тернер дает нам возможность угадать его за случайным буйством красок и оттенков.
132
Arts and Crafts – художественное движение поздневикторианской эпохи, имевшее мощную ретроспективно-утопическую окраску. Возникло как реакция на индустриализацию и триумф машинного производства, включая производство предметов домашнего обихода. Одним из предводителей «Искусств и ремесел» был знаменитый художник, дизайнер, поэт и социалист Уильям Моррис.
133
На русском его еще называют «неоготикой». Речь идет о Gothic Revival в архитектуре середины – второй половины XIX в.
134
Сильно преувеличенное Рёскином, что уж там скрывать.
135
Что нисколько не умаляет восхищения некоторыми другими сочинениями Рёскина, такими как его хрестоматийные «Камни Венеции» или «Unto This Last».
136
Перевод Б. Дубина.
137
Перевод Н. Кротовской.
138
Перевод Б. Дубина.
139
Corton C. L. London Fog: The Biography. Harward: Harward University Press, 2015.
140
Блюм А. Английский писатель в стране большевиков. К 100-летия Джорджа Оруэлла // Звезда. 2003. № 6; см.: http://magazines.russ.ru/zvezda/2003/6/blum.html.
141
Здесь и далее пер. Дм. Веденяпина. Цит. по: Чатвин Б. «Утц» и другие истории из мира искусств. М.: Ад маргинем, 2013.
В своей новой книге Кирилл Кобрин анализирует сознание российского общества и российской власти через четверть века после распада СССР. Главным героем эссе, собранных под этой обложкой, является «история». Во-первых, собственно история России последних 25 лет. Во-вторых, история как чуть ли не главная тема общественной дискуссии в России, причина болезненной одержимости прошлым, прежде всего советским. В-третьих, в книге рассказываются многочисленные «истории» из жизни страны, случаи, привлекшие внимание общества.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга состоит из 100 рецензий, печатавшихся в 1999-2002 годах в постоянной рубрике «Книжная полка Кирилла Кобрина» журнала «Новый мир». Автор считает эти тексты лирическим дневником, своего рода новыми «записками у изголовья», героями которых стали не люди, а книги. Быть может, это даже «роман», но роман, организованный по формальному признаку («шкаф» равен десяти «полкам» по десять книг на каждой); роман, который можно читать с любого места.
Перемещения из одной географической точки в другую. Перемещения из настоящего в прошлое (и назад). Перемещения между этим миром и тем. Кирилл Кобрин передвигается по улицам Праги, Нижнего Новгорода, Дублина, Лондона, Лиссабона, между шестым веком нашей эры и двадцать первым, следуя прихотливыми психогеографическими и мнемоническими маршрутами. Проза исключительно меланхолическая; однако в финале автор сообщает читателю нечто бодро-революционное.
Лирико-философская исповедальная проза про сотериологическое — то есть про то, кто, чем и как спасался, или пытался это делать (как в случае взаимоотношений Кобрина с джазом) в позднесоветское время, про аксеновский «Рег-тайм» Доктороу и «Преследователя Кортасара», и про — постепенное проживание (изживание) поколением автора образа Запада, как образа свободно развернутой полнокровной жизни. Аксенов после «Круглый сутки нон-стоп», оказавшись в той же самой Америке через годы, написал «В поисках грустного бэби», а Кобрин вот эту прозу — «Запад, на который я сейчас поглядываю из окна семьдесят шестого, обернулся прикладным эрзацем чуть лучшей, чем здесь и сейчас, русской жизни, то есть, эрзацем бывшего советского будущего.
Книга Кирилла Кобрина — о Европе, которой уже нет. О Европе — как типе сознания и судьбе. Автор, называющий себя «последним европейцем», бросает прощальный взгляд на родной ему мир людей, населявших советские города, британские библиотеки, голландские бары. Этот взгляд полон благодарности. Здесь представлена исключительно невымышленная проза, проза без вранья, нон-фикшн. Вошедшие в книгу тексты публиковались последние 10 лет в журналах «Октябрь», «Лотос», «Урал» и других.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Китай все чаще упоминается в новостях, разговорах и анекдотах — интерес к стране растет с каждым днем. Какова же она, Поднебесная XXI века? Каковы особенности психологии и поведения ее жителей? Какими должны быть этика и тактика построения успешных взаимоотношений? Что делать, если вы в Китае или если китаец — ваш гость?Новая книга Виктора Ульяненко, специалиста по Китаю с более чем двадцатилетним стажем, продолжает и развивает тему Поднебесной, которой посвящены и предыдущие произведения автора («Китайская цивилизация как она есть» и «Шокирующий Китай»).
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.