Пост(нон)фикшн

Пост(нон)фикшн

Лирико-философская исповедальная проза про сотериологическое — то есть про то, кто, чем и как спасался, или пытался это делать (как в случае взаимоотношений Кобрина с джазом) в позднесоветское время, про аксеновский «Рег-тайм» Доктороу и «Преследователя Кортасара», и про — постепенное проживание (изживание) поколением автора образа Запада, как образа свободно развернутой полнокровной жизни. Аксенов после «Круглый сутки нон-стоп», оказавшись в той же самой Америке через годы, написал «В поисках грустного бэби», а Кобрин вот эту прозу — «Запад, на который я сейчас поглядываю из окна семьдесят шестого, обернулся прикладным эрзацем чуть лучшей, чем здесь и сейчас, русской жизни, то есть, эрзацем бывшего советского будущего. Только для русского человека размещается он в двух-трех часах перелета от его „здесь“. Тот же, для кого „здесь“ и есть конечная точка перелета, лишен и этого. Отсюда и меланхолия моя». «Меланхолия постсоветского человека, — по-тептелкински подумал я, пробираясь вниз по узкой автобусной лесенке (лесенке лондонского двухэтажного автобуса — С.К.), — имеет истоком сочетание довольно легкой достижимости (в ряде социальных случаев) желаемого и отсутствие понимания, зачем это нужно и к чему это должно привести. Его прошлое — фантазмически несостоявшееся советское будущее, а своего собственного будущего он — атомизированное существо с минимальной социальной и даже антропологической солидарностью — придумать не может».

Жанр: Современная проза
Серия: журнал "Новый мир" № 3. 2012
Всего страниц: 4
ISBN: -
Год издания: 2012
Формат: Полный

Пост(нон)фикшн читать онлайн бесплатно

Шрифт
Интервал

Кобрин Кирилл. Пост(нон)фикшн

История нелюбви

Я не люблю джаз. И не любил его раньше. По крайней мере, мне так кажется сейчас, когда, впрочем, я не могу с полной уверенностью сказать, что на самом деле не люблю его. Каждый раз, когда говоришь о джазе, слушаешь его, превозмогая нелюбовь или просто не испытывая никаких чувств, он ускользает, оставляя за собой только контекст себя: житейский, исторический, психологический. Собственно, об этом и нужно писать эссе под названием «Джаз в моей жизни», ибо главное тут не «джаз», а «жизнь», к тому же «моя». Но я этого делать не буду.

То есть я не буду писать, скажем, вот о чем. Рубеж семидесятых и восьмидесятых, Леннону и Брежневу осталось жить совсем ничего, прог-рок, слава богу, помер, панк, увы, тоже, слово «афганец» еще ничего, кроме гражданства (и, кажется, собачьей породы), не обозначает. Ценность имеют только звуки, извлекаемые из гитар, по возможности с усилителями, фузами и кваками, плюс мощные барабаны, сопровождаемые глухим пуканьем баса. Клавиши приветствуются, но только в небольших количествах, — в медляках, исполняемых битлами и элтонджоном. «Дудки», в категорию которых попадали любые духовые инструменты, презираются, за редким, крайне редким, исключением: саксофонное соло в «Dark Side of the Moon», звуковые стены на ленноновском альбоме каверов и у заводного Марка Болана. И точка. Божественный Зигги Боуи не в счет — у него все неправильно, не как у людей, он вообще обрядился в костюмчик, постригся и набриолинил волосы; такому фрику можно простить жалкий сакс в «Pin Ups» и горячие медные в «Young Americans». Джаз и вовсе отстоен, он проходит по ведомству предыдущего поколения, американских крунеров и советских телеводевилей. По пластиночной толкучке, среди шестнадцатилетних нас, бродит пара-тройка скучных инженеров за тридцать и пытается втюхать нам водянистый кофе из чиккория. Приличный человек эту муть не слушает, но все же она потихоньку вползает в сознание, следуя за вкрадчивыми рассказами о том, как Бенсон целиком сыграл «Abbey Road» и что, мол, роковый Сантана уступил в гитарном бою некоему джаз-роковому Маклафлину. Не сладкой свингующей «Маргаритой», не чистейшим дистиллятом бибопа, а сомнительным ведьминым варевом чуть ли не худшего альбома Майлза Дэвиса нелюбимый джаз проник в наш глухой к иным, кроме рок-н-ролльных, звукам слух. Проник и начал обживаться. И вот, в короткую эпоху между убийством очкастого битла и упокоением бровастого генсека, эта странная, ни уму ни сердцу, музыка стала для нашей компании чуть ли не самой главной. То есть нет, конечно, тащились мы совсем от другого; об ту пору ставшие вдруг отвратительными гитарные извержения сменил суховатый минимализм «новой волны» и постпанка, а сентиментальную недостаточность прекрасно лечили «парикмахерские» неоромантики; наконец, под рукой был всегда тот же и всегда иной Боуи — он как раз находился на полдороге между самой монструозной своей пластинкой и самой танцевальной. Так что любили другое, а слушали зачем-то джаз-рок (слово «фьюжн» не пользовалось уважением). Господи, какого только вздора мы не пихали в собственные уши… Десятки, сотни альбомов, от монотонного бульканья слишком беглых до неразличимости джазовых гитаристов до помпезных сюит, посвященных чьему-то испанскому сердцу. От созрели Вишны в саду у Махавишны до пыльного Каравансарая. Гремел жестяными громами «Weather Report»; фамилии этих синоптиков — Пасториус, Завинул — звучали гораздо интереснее, чем их виртуозная музыка. Проблема заключалась как раз в виртуозности; все они слишком хорошо играли, чтобы их по-настоящему любить. Если «The Clash», «T-Rex», не говоря уже о «Sex Pistols», были действительно сексом, то джаз-рок — костюмированной порнографией; даже хуже того — учебным пособием по lovemaking. Я знаю, что несправедлив сейчас, но какая справедливость в отношении того, что не любишь? Я же предупреждал… Конечно, если бы не проклятое место обитания, этот жалкий советский загон, где прошли юные мои годы, все могло бы быть совсем по-иному. К примеру, если в первый раз услышать диско в нью-йоркском клубе году эдак в 76-м, а не в исполнении «Boney M» на пластинке в 79-м… «Kraftwerk» в берлинском подвале в 77-м, а не в гостях у Груздя в 82-м, между второй и третьей бутылкой «Агдама»… «Joy Division» — в 79-м в Манчестере, который еще не был даже Мэдчестером… А в джазе плавать бы везде и всегда, на улице, в кафе, под радио, чтобы можно было обнаружить в электрическом Майлзе оттенок его прежней акустической синеватой грусти, в протокурехинском фоно «Aladdin Sane» опознать оригинал Сесила Тейлора, в фриковатом «Steely Dan» — пародию на эпоху биг-бендов… Но это была бы совсем другая жизнь, не моя, к чему думать о ней. Оттого я не люблю джаз.

Или вот о чем еще я не буду писать. О том, как «тот джаз», «истинный», «классический», пришел ко мне несколькими годами позже, уже в исторический промежуток между смертью изобретателя хронопов и началом похода против водки. Притащился он на длинных гусеницах переводных фраз. Ответственными за сие я назначаю журнал «Иностранная литература» и книжную серию «Мастера современной прозы». В первом доктороу Аксенов наигрывал свой резковатый русский регтайм (до сих пор помню его «плевки раскаленной джизмы» — не эротика, а какая-то черная металлургия), во второй Кортасар по-детски простодушно преследовал некоего саксофонного гения, в роли которого услужливый издатель тут же предлагал читателю птичку Паркера. Бодрячество стиляжной Америки нынче выглядит столь же невыносимо пошлым, как и сентиментальная задушевность парижского аргентинца, но чего еще хотела советская юность, как не этого — элегантного фьюжна заграницы и свободы, женщин и субстанций, музыки и отчаяния? Юность — это возмездие, не забывайте.


Еще от автора Кирилл Рафаилович Кобрин
Постсоветский мавзолей прошлого. Истории времен Путина

В своей новой книге Кирилл Кобрин анализирует сознание российского общества и российской власти через четверть века после распада СССР. Главным героем эссе, собранных под этой обложкой, является «история». Во-первых, собственно история России последних 25 лет. Во-вторых, история как чуть ли не главная тема общественной дискуссии в России, причина болезненной одержимости прошлым, прежде всего советским. В-третьих, в книге рассказываются многочисленные «истории» из жизни страны, случаи, привлекшие внимание общества.


Прошлым летом в Мариенбаде

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Книжный шкаф Кирилла Кобрина

Книга состоит из 100 рецензий, печатавшихся в 1999-2002 годах в постоянной рубрике «Книжная полка Кирилла Кобрина» журнала «Новый мир». Автор считает эти тексты лирическим дневником, своего рода новыми «записками у изголовья», героями которых стали не люди, а книги. Быть может, это даже «роман», но роман, организованный по формальному признаку («шкаф» равен десяти «полкам» по десять книг на каждой); роман, который можно читать с любого места.


Книга перемещений: пост(нон)фикшн

Перемещения из одной географической точки в другую. Перемещения из настоящего в прошлое (и назад). Перемещения между этим миром и тем. Кирилл Кобрин передвигается по улицам Праги, Нижнего Новгорода, Дублина, Лондона, Лиссабона, между шестым веком нашей эры и двадцать первым, следуя прихотливыми психогеографическими и мнемоническими маршрутами. Проза исключительно меланхолическая; однако в финале автор сообщает читателю нечто бодро-революционное.


Где-то в Европе...

Книга Кирилла Кобрина — о Европе, которой уже нет. О Европе — как типе сознания и судьбе. Автор, называющий себя «последним европейцем», бросает прощальный взгляд на родной ему мир людей, населявших советские города, британские библиотеки, голландские бары. Этот взгляд полон благодарности. Здесь представлена исключительно невымышленная проза, проза без вранья, нон-фикшн. Вошедшие в книгу тексты публиковались последние 10 лет в журналах «Октябрь», «Лотос», «Урал» и других.


Шерлок Холмс и рождение современности

Истории о Шерлоке Холмсе и докторе Ватсоне — энциклопедия жизни времен королевы Виктории, эпохи героического капитализма и триумфа британского колониализма. Автор провел тщательный историко-культурный анализ нескольких случаев из практики Шерлока Холмса — и поделился результатами. Эта книга о том, как в мире вокруг Бейкер-стрит, 221-b относились к деньгам, труду, другим народам, политике; а еще о викторианском феминизме и дендизме. И о том, что мы, в каком-то смысле, до сих пор живем внутри «холмсианы».


Рекомендуем почитать
Свет на пути. В синем небе нет следов

Ошо, известный также как Багван Шри Раджниш - просветленный мастер нашего времени. Слово «Ошо» можно перевести как «подобный океану», «благословенный».Эта книга включает два цикла бесед, представляет собой запись бесед Ошо в стиле «вопросы-ответы», которые он прочел в своей Мистической Школе в Уругвае в июне-июле 1986 года.Вторая книга - комментарии по сутрам мастера дзен - Исана, включая проводившиеся Ошо в Пуне медитации.


От шерифа до террориста. Очерки о геополитике США

Книга представляет собой сборник эссе, объединенных общей темой внешней политики, экспансионизма и гегемонии США, глобализационных процессов и конфликтов. Охвачен широкий спектр вопросов — от военной стратегии, тайных операций спецслужб и процессов, происходящих на Ближнем Востоке, до манипуляций с киберпространством и концепцией «прав человека». Может представлять интерес для политологов, историков, специалистов по международным отношениям и американистике.


Там, где кончается река

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Трагедия на улице Парадиз

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Резкие движения. И тогда старушка закричала

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Всяко третье размышленье

Впервые на русском — новейший роман классика американского постмодернизма, автора, стоявшего, наряду с К. Воннегутом, Дж. Хеллером и Т. Пинчоном, у истоков традиции «черного юмора». «Всяко третье размышленье» (заглавие книги отсылает к словам кудесника Просперо в финале шекспировской «Бури») начинается с торнадо, разорившего благополучный мэрилендский поселок Бухта Цапель в 77-ю годовщину Биржевого краха 1929 года. И, словно повинуясь зову стихии, писатель Джордж Ньюитт и поэтесса Аманда Тодд, профессора литературы, отправляются в путешествие из американского Стратфорда в Стратфорд английский, что на Эйвоне, где на ступеньках дома-музея Шекспира с Джорджем случается не столь масштабная, но все же катастрофа — в его 77-й день рождения.


Прогулки по Риму

Группа российских туристов гуляет по Риму. Одни ищут развлечений, другие мечтают своими глазами увидеть шедевры архитектуры и живописи Вечного города.Но одна из них не интересуется достопримечательностями итальянской столицы. Она приехала, чтобы умереть, она готова к этому и должна выполнить задуманное…Что же случится с ней в этом прекрасном городе, среди его каменных площадей и итальянских сосен?Кто поможет ей обрести себя, осознать, что ЖИЗНЬ и ЛЮБОВЬ ВЕЧНЫ?Об этом — новый роман Ирины Степановской «Прогулки по Риму».


NRXA, я люблю тебя!

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Петух

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Слёзы Анюты

Электронная книга постмодерниста Андрея Шульгина «Слёзы Анюты» представлена эксклюзивно на ThankYou.ru. В сборник вошли рассказы разных лет: литературные эксперименты, сюрреалистические фантасмагории и вольные аллюзии.


Rynek Glówny, 29. Краков

Эссеистская — лирическая, но с элементами, впрочем, достаточно органичными для стилистики автора, физиологического очерка, и с постоянным присутствием в тексте повествователя — проза, в которой сегодняшняя Польша увидена, услышана глазами, слухом (чутким, но и вполне бестрепетным) современного украинского поэта, а также — его ночными одинокими прогулками по Кракову, беседами с легендарными для поколения автора персонажами той еще (Вайдовской, в частности) — «Город начинается вокзалом, такси, комнатой, в которую сносишь свои чемоданы, заносишь с улицы зимний воздух, снег на козырьке фуражке, усталость от путешествия, запах железной дороги, вагонов, сигаретного дыма и обрывки польской фразы „poproszę bilecik“.


Свет и тени

Рассказ про детство, лишенный какого-либо полагающегося подобному повествованию флера лиричности и ностальгии по светлой безмятежной поре; про детство как момент истины, в данном случае, про бессознательную, до-человеческую еще жестокость во взаимоотношениях детей, персонифицированную автором в абсолютно естественной для природы оппозиции палача и жертвы.


И нет им воздаяния

Роман, внутренний сюжет которого можно было бы назвать сюжетом Гамлета сегодня: повествователь, понуждаемый духом умершего отца, пытается найти и покарать тех, кто сломал отцу жизнь. Однако то, что сравнительно легко — пусть и с трагическими последствиями — далось его датскому предшественнику, оказывается неимоверно сложной задачей в условиях русского ХХ века, где не всегда просто отделить в поступках людей их злую волю от воли внешних обстоятельств, от силовых полей русской истории; ситуация, усложненная в романе еще противоречивым комплексом «еврейской темы» в сознании наших современников.


Сборник стихов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.