На пути к рассвету - [13]

— А я самую первую книжку прочитал во втором классе. В первый я не ходил, всего день побыл, и меня сразу перевели во второй. Родители меня рано научили читать, писать. Ну, так вот, обычная сельская школа, а в школе библиотека. Сколько там стояло книг! У нас в доме отец собрал два шкафа, но там… Выбирай любую, сказали мне. У автора была странная фамилия — Рони-Старший, а книга называлась «Борьба за огонь». Не читали? Это о далёких временах, о пещерных людях, сильных, смелых, выносливых. Есть там и про любовь. Странно, что у них могла быть любовь. Ходили в шкурах, а уже любили…

Аня молчала, изредка взмахивала рукой, отгоняя комаров от лица. Тишина вокруг, повсюду ни огонька, ни белого светящегося оконца. Слева в земляных капонирах темнели силуэты самолетов, справа вырисовывался барак, где жили лётчики.

— Вы сейчас совсем иной, Алексей.

Жандорак улыбнулся, поняв, что Анна имела в виду.

— Моя мама тоже удивлялась тому, что я могу быть совершенно разным в течение одного часа. Я люблю веселить людей, могу быть свойским хлопцем, весельчаком, даже шутом, что вам, как я понял, не понравилось, и могу быть злым, вредным, придирчивым, капризным. Вот зачем вы всё время машете под носом ручкой? Они что, стали бояться вас? Или вы и вправду отгоните этих комаров? Надо не замечать мелкие неприятности жизни, идти вперёд. Нужно воспитывать твёрдость характера, независимость, если хотите.

— Какой же вы на самом деле?

— Сам не знаю. А тут ещё война путаницы добавила. Она нас перековывает. Бросает в горнило, а потом на наковальню.

— Я тоже не хочу быть похожей на всех. Война, как мне кажется, заставляет человека быть лучше, добрее, она как бы счистила с людей налёт ржавчины. В войну погибают лучшие. Погибают честные, умные, добрые. После войны нация должна быть беднее, у неё не будет самых преданных, самых искренних. Это я никогда никому не говорила. Сейчас ночь, хоть и белая, но всё же не видно ваших насмешливых глаз.

У крыльца они постояли, помолчали. Высоко, монотонно подвывая «иду, иду, иду», прошли самолеты.

— Немцы на бомбёжку полетели, — глухо сказал Алёша.

— Анна, через пять минут отбой, — послышался голос Марийки из форточки.

— Пожелаем друг другу лётной погоды, — шепнула Анна, протягивая Алёше руку.

— Какая у вас крепкая и сухая рука! Не люблю, когда подают мокренькую манерную ладошечку. Есть, есть такие барышни, не спорьте, я знаю.

— Много вы всего знаете, Алёша.

— Да вы не так меня поняли, Аня. И вы туда же, как Мария, в сердцееды меня зачислили.

— Спокойной ночи, и зовите меня, пожалуйста, Анной. Не люблю сюсюканья. Не люблю я и громких слов, боюсь я их.

Они ещё постояли. Анна неторопливо, но настойчиво высвободила свою руку и пошла к двери.

— Постойте секундочку. Что вам снилось сегодня днём, там, в вашей комнате?

Анна постояла на крыльце, дёрнула за ручку раз, другой, подумала, резко рванула дверь и скрылась в светлом проёме.

4

Утром Аня проснулась первой, выскочила на крыльцо. Аэродром, лес за ним, дальняя речка — всё было залито солнцем. Птицы пели на разные голоса, тёплый ветерок дул по ногам, залетал за ворот ситцевой кофточки.

Пройдя мимо столовой, обогнув поросшие густой крапивой высокие пустые капониры, Аня увидела стёжку и заспешила к реке. На гладкой заводи просыпались кувшинки, начинавшие только-только раскрывать острые лепестки.

Аня, оглядевшись, быстро разделась и осторожно вошла в воду. Присела, охнула, брызнула себе в лицо и поплыла. Плыла она легко, взмахивая одной правой рукой, белая шея рассекала тёмную гладь. Тело покалывало, будто в него вонзилась тысяча тоненьких иголок, грудь обручем сжимало холодное течение, поднимавшееся откуда-то из глубины.

Выйдя на берег, Анна долго растирала ноги, живот, спину ладошками, подставляя всю себя солнышку.

У самого общежития попался ей навстречу заспанный Степаныч, озабоченно глядевший туда, где стоял его Р-5.

— Уже можно бы им колготиться у самолёта, как говорит Алёшка, — пробурчал он, не видя вдалеке механиков. — Я сейчас задам жару этим суркам…

На завтрак Степаныч пришёл к самому концу и был мрачнее тучи. Налив чаю, быстро глотнул раз, другой и, поперхнувшись, заговорил:

— Неприятное известие, ребята. В моторе серьёзные неисправности, просидим здесь не меньше недели. Я доложу своему комполка Опришко о нашем пиковом положении. Пусть тоже затылок почешет.

— Да заодно спасибо тебе, Степаныч, скажет, что хоть сюда доползли, — вставил Алёша.

— Нам надо в штаб 7-й армии, срочно, — медленно проговорил Маунумяки.

— Наши желания совпадают, — съязвил Степаныч, — но пока придётся обождать. Лежите, отдыхайте, набирайтесь сил. Из расположения части, то есть аэродрома, прошу не отлучаться.

В комнате было неуютно, табачный дух не выветривался и особенно чувствовался, когда войдёшь с улицы. Парни на кровати играли в домино, Марийка хрустела пальцами, бездумно глядя в пол, Анна смотрела в окно. Вдалеке к самолёту шли Степаныч и Жандорак. Ничего не говоря, Аня встала и вышла из комнаты. На поле её догнала Марийка, пошла рядом.

— Что будем делать, командир? Давай дадим радиограмму Могикану, пусть накрутит хвоста этим летунам.