На пути к рассвету - [15]

Андропов решил слово «мама», «мамаша», которое предложила Аня, заменить на «хозяева» на тот случай, если выйдет невестка или сестра. Он настоял на том, чтобы вставить в отзыв слово «прохожий» — в нём был главный смысл, на него и упор.

«Пункт четвёртый, — монотонно заговорила Анна. — Научить хозяйку явки запомнить пароль и отзыв. Изучить подход к квартире, получить гарантии, что при этом будет сохраняться надлежащая конспирация. Если потребуется, матери Лисициной может быть оказана денежная помощь из имеющихся для этой цели у товарищей Мелентьевой и Лисициной средств. Срок деятельности связных ЦК КП(б) в тылу противника устанавливается 30 дней. По истечении этого срока они обязаны вернуться на свою территорию. В период всей ходки Лисицина и Мелентьева должны принять меры к тому, чтобы избежать провала. В случае провала товарищи Лисицина и Мелентьева рассказывают противнику следующие легенды».

«Легенда Мелентьевой Марии Владимировны, — выпалила сразу же Маша. — Я родилась в 1924 году в семье сапожника Куликова Владимира Аверьяновича в Ивановской области в городе Кинежма».

Анна, улыбнувшись, замахала рукой.

— Давай по буквам, Марийка.

— Ки-неж-ма.

— Опять за своё! Сколько тебе говорить: Ки-неш-ма! Одна буква, и всё — крышка! Остальные эпизоды, детали будут в ажуре, да только им веры уже нет. И ещё одно: не спеши, говори не так складно, с трудом подыскивай слова. Ты испугалась, да это и понятно: они сильные, храбрые завоеватели, ты — одинокая девушка, дикарка. Захотят — помилуют, захотят — в тюрьму бросят. Ки-неш-ма. Запомни, пожалуйста, Мария. И пусть это будет тебе задание на сегодня, а легенду повторим завтра, хорошо? Давай тихонько полежим, помолчим.

Аня опрокинулась в густую траву, раскинула руки, русые распущенные косички перепутались с цветами.

Маша неторопливо расстелила жакетик, расшнуровала грубые юфтевые ботинки, распространявшие сильный запах ваксы, поставила их в сторонку.

— Анечка… можно я так тебя разочек наедине назову? Анечка, отчего так в жизни моей происходит, все считают — я бойкая, смелая, с любым парнем могу первая заговорить. Я ведь и сама собой ничего, правда? Крепенькая, как репа, папка мой так говорил, весёленькая, как белка. Ну вот, всегда ко мне первой парни подлетают, а потом — их как нечистая сила от меня отваживает. Так было у меня с Ваней, с Васей Савоевым. Тебе-то он не понравился, уж я помню, зря я вас познакомила, думала, ты мой выбор одобришь. Где сейчас мой Василёк, может, где-то тоже на полевом аэродроме загорает? Добивалась у него — скажи, когда вас будут забрасывать, — молчит, как камень. Из-за этого и поругались. У меня перед ним никаких тайн нету, ведь мы голопузыми ещё знали друг дружку, в одном классе учились. Всегда замурзанный, нестриженый. Я его, бывало, приведу к нам и ножницами — чик, чик — обкорнаю, как овечку, а он сидит, губы дрожат, и слёзы на глазах. Ну, вылитый воробей после дождя. А теперь видела, как на нём форма сидит? Высокий, волосы волнами, на щеках румянец, как два яблочка. Ты скажи мне, где такой румянец люди берут? А ты яблоки ела? Много раз, ну да, в Ленинграде, конечно. Я пробовала, не понравились, лучше нашей лесной малины да морошки ничего на свете нет. Вася, Василёк, цветочек мой полевой. Гранату дальше всех бросает. Из винтовки, из пулемёта дегтярёвского — первый. Остались мы с ним на стрельбище одни, он зарядил свой наган, потом попросил мой браунинг и как шарахнет из двух рук по двум поясным мишеням — прямо в грудь! Меня стрелять выучил. И как выхватывать пистолет из кармана, сбивая на ходу большим пальцем предохранитель, и как мгновенно повернуться к противнику боком — меньше площадь попадания, рука вытянута — сплошной рычаг, одна прямая линия, хладнокровный мягкий нажим крючка — и ты в дамках. Василёк всегда приговаривает — и ты в дамках, присказка такая к нему привязалась, я его стала отучать — опять поссорились. Ты что молчишь, Аннушка?

— Анна! Мария! — донеслось со стороны аэродрома.

Девушки подхватились и увидели Алексея, махавшего им фуражкой. Быстро обулись, жакетики в руки и побежали. Снова нырнули ящерицами под колючку навстречу спешащему к ним штурману.

— Ну, обыскался я. Хорошо, мне один технарь показал, куда вы пошли. Беломорск вас вызывал. Анну лично требовал некий загадочный Могикан. Надеюсь, это был не последний могикан уважаемого Фенимора Купера? Да не волнуйтесь, я был как раз в штабе, сказал, что вы помогаете ремонтировать наш самолет. Могикан похвалил вас за радение, сказал, что выйдет на связь в 18.00.

— Вот удружил, военный, — зарделась краской Марийка. — Кто просил тебя выручать? Как нам теперь ему в глаза смотреть?

— Пойдём сейчас к механикам, — сказала тихо Аня, — пусть дают любую работу.

И работа нашлась — уже через десять минут девушки мыли в бензине какие-то хомутики, шайбы, гаечки, пружины. Алёша вытирал их ветошью, иногда щепочкой выковыривал остатки загустевшей смазки, белой тряпочкой, смоченной в жидком розоватом масле, протирал детали и складывал их в плоский фанерный ящик.

— Того и гляди, изучите наш самолет по винтику, по кирпичику! — крикнул девушкам Степаныч, орудовавший с двумя механиками у разобранного мотора.