На Лунных островах - [40]

Когда настает назначенный день или, вернее, назначенная ночь, рыбаки приближаются к пироге и выстраиваются вдоль ее бортов. Позади них располагаются все женщины селения в лучших своих нарядах и драгоценных ожерельях и затягивают красивую песню. Мужчины громкими голосами призывают духов-покровителей и без дальнейших промедлений сталкивают пирогу в воду.

Ночь светла, воздух и море спокойны. Короткие весла бесшумно погружаются в воду, и при каждом их ударе волны загораются фосфорическим светом. На нгалаве никто не разговаривает, рыбакам строго запрещено плевать и совершать всякие другие нечистые действия. Лодка в темноте приближается к отмели, густо поросшей водорослями, после чего весла убираются, и пирога медленно плывет по течению. Рыбаки внимательно вглядываются в темноту, прислушиваются. Они ждут.

Дюгони никогда не живут стадами, они пасутся группками в несколько голов или семьями, а нередко и в одиночку. Эти неповоротливые животные тащатся по дну, обрывая водоросли и другие морские явнобрачные растения. Насытившись, они тут же в зарослях укладываются на отдых. Время от времени они всплывают на поверхность, открывают ноздри, быстро вдыхают чистый воздух и вновь бесшумно исчезают в глубине. Необыкновенно большой объем легких позволяет им оставаться под водой около десяти минут. Но все-таки периодически они должны всплывать на поверхность, и охотникам это хорошо известно.

Вот в нескольких метрах от лодки в воде что-то показалось. Один характерный вздох, и рыбакам сразу становится ясно, что это такое. Там сирена! Весла снова опущены в воду, гарпунер встает на носу во весь рост и, размахивая своим оружием, вглядывается в воду перед собой. Гребцы направляют пирогу к тому месту, где был замечен дюгонь.

Вот он всплывает! Ндраналхоа напрягает мышцы и с силой швыряет гарпун. Рыбаки, хранившие до это-го момента полное молчание, подымают дикий вой. Вода бурлит под отчаянными ударами раненого колосса. Веревка, прикрепленная к вонзенному гарпуну, натягивается — животное делает попытку спастись бегством. Гарпунер отвязывает амулет, висящий на носу лодки, и тот падает в море — дело свое он сделал.

Бегство раненого дюгоня продолжается недолго. Через несколько минут силы его иссякают, рыбаки настигают его и еще живого втаскивают в пирогу.

Легенда, представляющая исторический и религиозный интерес, объясняет поведение жителей Коморских островов. Они приписывают дюгоням человеческое происхождение. Их считают грешниками, которые превращены в животных и расплачиваются теперь за свои прегрешения. Нам рассказывали, например, что как-то Аллах застал в лодке брата и сестру в кровосмесительных объятиях. Разгневанный бог превратил обоих преступников в рыб с человеческим обликом. Вот почему охота на дюгоней практически рассматривается туземцами как человекоубийство и должна подготавливаться со всеми вышеописанными церемониями.

Сирена испускает последний вздох, и нгалава направляется к берегу. Гарпунер берет большую раковину, которая хранится обыкновенно в лодке под скамьей, и, дуя в нее, оповещает деревню, что обряд исполнен. Толпа на берегу с радостью прислушивается к звукам, идущим с моря, и жрец приказывает всем собравшимся приготовиться должным образом к прибытию дюгоня.

Пирога возвращается. Забыв все правила приличия, толпа с криками и воплями волочит по берегу тушу животного. Добычу доставляют к порогу хижины гарпунера, но внутрь ее никогда не втаскивают. Было бы величайшим святотатством внести в человеческое жилище хотя бы один кусок мяса проклятого богом создания. Последующие часы уходят на разделку туши и на приготовление пищи для всего селения. Кушанье варится в морской воде, добавление пресной воды строжайше запрещено. Женщины опять затягивают свою песню, а мужчины, став в круг, молча ожидают, когда начнется распределение вареного мяса.

Когда трапеза завершена, исполняются остальные важные обряды. Кровь животного, собранная ранее в один сосуд, делится теперь на три порции. Первая часть выплескивается в море, вторая выливается в песок возле пироги, а третьей окропляют гарпун и нос лодки. Муалиму сжигает немного дюгоньего жира в курильнице и бормочет заклинания. После этого все расходятся по домам. Обряд завершен. Жрец вымолил прощение за совершенное человекоубийство и умилостивил духов моря на будущее. Медленно разгорается заря. На берегу уже нет ни души. В нескольких метрах от моря, в стороне от всех остальных, лежит заговоренная пирога. С ее носа все еще стекает каплями кровь сирены.

Глава пятнадцатая ГРАНД-КОМОР

Гранд-Комор поднялся из моря позже других островов Коморского архипелага. Об этом свидетельствуют сравнительная молодость его почвенного покрова и интенсивная вулканическая деятельность величественной Карталы, показывающая, что силы, вызвавшие появление острова из морских глубин, все еще не исчерпаны. Лавовые скалы, базальты и лапилли носят на себе лишь самые незначительные следы выветривания, и повсюду, где нет растительности, тянутся гребни лавы, застывшей словно только вчера.

Несмотря на частые дожди, наводнений на острове не бывает. Пористая структура пород, отсутствие плотных, непроницаемых слоев — все это препятствует скоплению большого количества подпочвенных вод, и на склонах вулкана совершенно нет родников. Питьевой воды не хватает, но только самые богатые из островитян владеют специальными цистернами для собирания дождевой воды. Остальные выдалбливают в скалах поблизости от берега большие углубления, куда просачивается море во время приливов, наполняя эти резервуары соленой водой. Местные жители настолько привыкли к ее вкусу, что и дождевую воду пьют только прибавив к ней морской воды. Но, несмотря на недостаток воды и на то, что черноземный слой на скалистой породе имеет в толщину всего несколько сантиметров, почва настолько плодородна, что Гранд-Комор покрыт пышной тропической растительностью. Лавры, лимонные и апельсиновые деревья, ароматические растения, палисандры, пальмовые рощи, иланг-иланг, манго, дынные, эбеновые и хлебные деревья окружают плантации маниоки, ванили и ананасов. Еще выше, на высоте тысячи и более метров над уровнем моря, раскинулся девственный тропический лес, состоящий из растений столь же древнего происхождения, как и сама растительная жизнь. Во влажном сумраке этого леса, как и в археозойскую эру, нет ни одного животного. Таинственный, безмолвный лес, как барьер, окружает склоны Карталы. Люди сюда не добираются. Солнце не сияет над лесом — непроницаемая облачная корона, скрывающая от взора смертных священный огнедышащий кратер, не пропускает его лучей.